Узник страсти - Блейк Дженнифер (книги онлайн полностью .txt) 📗

Наконец она была готова. Хитон мягко очерчивал ее руки, плечи, округлые груди и спадал широкими естественными складками, которые на талии были перехвачены широким сетчатым поясом, сплетенным из серебряных нитей и завязанным серебряными шнурами, которые оканчивались пурпурными шелковыми кистями и свисали ниже колен. Для тепла она задрапировалась в шерстяной плащ-гиматий, который закрывал левую руку, а правую оставлял свободной. На ногах у нее были открытые спереди сандалии. Ее волосы вьющимися прядями свободно ниспадали на спину и были перехвачены на лбу кружевной полоской. Чтобы закрыть лицо, она приготовила серебряную полумаску.

Струящиеся линии наряда придавали ей грациозность, и она чувствовала восхитительную свободу без стесняющего корсета. В то же время она испытывала сомнения по поводу появления на публике в подобном костюме. Ночные сорочки, которые носили большинство женщин, да и она сама, были если и не более скромными, то во всяком случае больше скрывали. Они по крайней мере не вызывали у нее чувства распутного осознания собственной полуобнаженности. Она подняла маску к глазам и попыталась улыбнуться. Ей показалось, что ее глаза заблестели через миндалевидные прорези в маске, а изгиб собственных губ показался особенно соблазнительным.

Она резко отвернулась от зеркала. Это всего лишь костюм.

На улицах будут десятки, если не сотни женщин, которые также не будут обременены корсетами, кринолинами и нижними юбками. На самом деле особенно сильный страх вызывало у нее не то, как другие посмотрят на нее, а то, какое влияние окажет этот костюм на нее саму. Она достаточно много узнала о своих чувственных потребностях, достаточно много для того, чтобы жить, балансируя на грани собственного покоя.

Вскоре после этого они вчетвером, Селестина и Муррей, Аня и Эмиль, вышли из дома. На улицах было гораздо больше людей, чем днем, хотя экипажей стало меньше. Уличные фонари были зажжены раньше, чем обычно, и их желтый свет отражался в муке, которая толстым слоем покрывала тротуары и четкие следы которой вели к порогу каждого дома или лавки. То тут, то там виднелись на мостовой зеленые или розовые пятна, где под ногами гуляющих были раздавлены драже.

Повсюду были яркие цвета, звуки, движения. В свете уличных фонарей стеклянные украшения блестели, блестки сверкали, а костюмы сияли ярчайшими оттенками. Две негритянские женщины, одетые, как маленькие девочки, с волосами, заплетенными в торчащие косички, и юбками, которые были чуть ниже колен, прошли по улице, хихикая, – в этот вечер все слои общества смешались. За ними прошел клоун, рядом с которым прыгала пара арлекинов. Мимо них протанцевала Саломея, которая держала на серебряном блюде исключительно реалистически вылепленную из гипса голову Иоанна Крестителя; сквозь воздушные летящие драпировки просвечивали ее обнаженные руки и ноги. На улицах были молочницы и пастушки, множество испанских сеньорит, достаточно русских сенаторов, чтобы заполнить форум, а также достаточно пиратов, чтобы сформировать целый флот. Мимо них в паланкине пронесли Клеопатру, а затем прошел твердым шагом Наполеон, одной рукой держа под руку Жозефину, а другую сунув за сюртук. На углу улицы пели трубадуры в камзолах и обтягивающих штанах с приколотыми на рукавах лентами, а перед ними лежала шляпа. Еще дальше человек-оркестр, неимоверно фальшивя, пытался выдать сокращенную версию «О, Сюзанна!», а на следующем углу моряк танцевал матросский танец под музыку гармоники-концертино.

В воздухе витала пряная смесь запахов, долетавшая с лотков, на которых продавали арахис и конфеты-пралине, жареных креветок и устриц на хлебе с маслом, апельсины и букетики фиалок, обернутые в гофрированную бумагу. Кроме того, из открытых дверей ресторанов доносились ароматы моллюсков, кипящих в масле или в соусе, тушеной говядины, свиных рулетиков, которые поджаривались на вертелах в сочной, трескающейся от жара шкурке, печенья и хлеба, пекущегося в кирпичных печах. Сестры и сопровождавшие их мужчины отказались от обеда, чтобы вкусить от предлагаемого на улицах изобилия, и поэтому они, гуляя, купили по чашке густого, пряного супа из бамии и коричневые кружки пралине, густо пахнущие молоком, сахаром и орехами.

Небольшая вспышка гнева, имевшая место между двумя молодыми людьми, была забыта, как будто бы ее вовсе не было. Они смеялись, разговаривали, указывали друг другу на костюмы, которые казались прекрасными, странными или гротескными, поддавшись общему возбуждению. Через несколько часов день закончится, и наступит великий пост с его покаянием. Заботы, которые на мгновение были отброшены прочь, снова вернутся к ним. Но сейчас для них существовало только наслаждение этим моментом и радость жизни. Это был побег из скучной рутины жизни, побег от долгов и обязательств, которые есть у каждого смертного. В этот небольшой отрезок времени ничто не имело значения, кроме смеха и веселья, а также возможностей, которые предоставляло принятие другого облика, и приключений, ожидавших за углом. Сейчас, в течение еще нескольких часов, которые им предстояли, был Марди Гра, и этого было достаточно.

ГЛАВА 15

За спиной у них раздался стук копыт, и они были вынуждены отойти в сторону, чтобы пропустить кавалькаду бедуинов, которые в своих развевающихся одеждах проскакали мимо них на лошадях. Они были встречены громкими приветственными криками, отчасти потому, что в течение нескольких лет они были основной приметой этого праздника, а отчасти потому, что они на ходу бросали в толпу полные пригоршни конфет и драже. За ними следовал целый ряд других транспортных средств – от кабриолетов и экипажей до мебельных фургонов, которые ехали на большой скорости и были переполнены людьми. Одетые в маскарадные костюмы, они выглядывали из окон, висели на подножках или рискованно устроились на крышах экипажей. За ними бежала толпа уличных мальчишек, раскрасневшихся от бега и размахивающих руками, которые устраивали драку из-за каждой брошенной в толпу конфеты, а за мальчишками бежала свора дворняг с висящими ушами и хвостами и высунутыми языками.

Муррей отошел в сторону от душа драже, который посыпался на них, а Эмиль умудрился поймать несколько штук и с большой церемонностью вручил их Ане и Селестине. Странно, но миндаль в молочно-сахарной глазури никогда не казался ей таким вкусным, как в день Марди Гра, и когда они пошли дальше, Аня с удовольствием грызла его.

Впереди послышались звуки польки. Это трое бродячих негритянских музыкантов играли на банджо. Вокруг них собралась небольшая группка людей, и несколько пар уже кружились на носочках под чудесную музыку. Эмиль повернулся к Ане и, глубоко поклонившись, предложил ей свою руку. Она восхищенно рассмеялась, присела в ответ и с легким сердцем позволила вовлечь себя в шумный, веселый уличный танец. Бросив взгляд через плечо Эмиля, Аня заметила, как Селестина тоже подталкивает застенчивого Муррея на мостовую.

Эмиль держал ее крепко, его движения были естественными и уверенными, следовать им было легко. Она чувствовала удовольствие от лежащих на ее талии рук Эмиля, от того, что она была частью ночного веселья, от того, что музыка подталкивала ее, поднимая настроение, как капля вина в крови. Прошло много лет с тех пор, как она в последний раз чувствовала себя так весело и беззаботно, и ей казалось, что она никогда еще не была настолько полна жизни, так восхитительно безрассудна.

Музыка закончилась громким бренчанием. Развернувшись в последний раз, Аня и Эмиль остановились рядом с Селестиной и Мурреем. Сразу же за полькой начался более медленный вальс, и Эмиль тотчас повернулся к Селестине и с поклоном предложил ей руку. Девушка бросила взгляд на своего жениха. Муррей кивнул в знак согласия, хотя его улыбка и показалась натянутой. Селестина не стала колебаться, а тут же приняла руку Эмиля, отдавшись музыке и ночи с такой радостью, как это только что сделала Аня. Аня, увидев это, улыбнулась тому воздействию, которое оказывало Марди Гра.