Государева охота - Арсеньева Елена (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Мы с графом Братиславом уже посылали к князю Алексею Григорьевичу и фавориту просить дозволения поздравить их. Они отвечали нам с любезностью, что мы можем приехать. Третьего дня возвратилась с богомолья принцесса Елизавета и тотчас же отправилась поцеловать руку будущей государыне. Каково это при ее непомерной гордыне? Ну что же, очевидно, судьба этой принцессы — смирение и забвение. По слухам, даже княгиня Прасковья Юрьевна, мать княжны Екатерины, называет ее «ваше высочество» и встает при ее входе.
Обручение назначено на конец сего месяца.
Добавлю, что одновременно с браком царя должен свершиться и брак фаворита. Он женится на богатой наследнице, дочери знаменитого полководца фельдмаршала графа Шереметева, умершего в забвении тем, славе коего как военного гения он немало способствовал. Невесту зовут Наталья Борисовна, император благоволит к ней за то, что отец ее, хоть и был приверженцем западных влияний на Россию и даже мальтийским кавалером, отказался принимать участие в гонениях на несчастного царевича Алексея и даже, послухам, осуждал преобразователя за это кровавое деяние. Она искренне влюблена в князя Ивана и почитает себя счастливейшей из смертных. Наталья Борисовна, очевидно, станет первой фрейлиной будущей императрицы. Боюсь только, что брак фаворита будет началом его падения, о чем сильно хлопочет его отец и его сестра, княжна Екатерина.
Князь Иван с женою поместятся в доме, отдельном от дворца, и он не будет так часто с царем, как бывал доселе, и противники его, конечно, воспользуются этим случаем, чтобы погубить его. Сестра ненавидит его, и меня уверяли, что она поклялась погубить брата, но в то время как она хочет подкопаться под своего брата, она не совсем уверена в собственном счастье. Царь не имеет к ней ни капли любви и относится весьма равнодушно; кроме того, он начинает ненавидеть дом Долгоруких и сохраняет еще тень любви к фавориту. Ему еще недостает решимости; лишь только он обнаружит ее, погибнут оба (и фаворит, и его сестра), и здесь произойдут новые и ужасные перемены. Хотя прежде, чем это случится, конечно, пройдет некоторое время, возможно, даже длительное, коим следует умело воспользоваться в интересах нашего короля и нашей католической веры.
И вот еще что напоследок. Отец невесты фаворита, Борис Петрович Шереметев, в 1686 году был послом в Вене. Братья нашего ордена, дети Игнатия Лайолы, обращались к нему с просьбой посодействовать в строительстве в Москве костела, да не в частном доме, а отдельно, чтобы церковь построена была с колоколами, чтобы погребение умерших католиков совершалось открыто, чтобы это подтверждено было государевой грамотою за себя и своих наследников. Шереметев отвечал: «Этой слышать не годится, и костелы римские в российском царствии никогда не бывали и впредь быть тому невозможно». Что же, ваше преосвященство, нам остается только радоваться, что в жены русский император выбрал Екатерину Долгорукую, а не Наталью Шереметеву с такой-то наследственностью. Как говорят русские, без добра не бывает ничего худого, а во всякой бочке дегтя есть своя ложка меда. А впрочем, я не силен в народных русских речениях в отличие от моего секретаря дона Хорхе Монтойя, который пребывает по-прежнему в болезни".
Октябрь 1729 года
Алекс тупо смотрел в камин, но едва ли видел причудливую игру пламени. Рука его рассеянно поглаживала карман камзола, в котором был заботливо спрятан заветный флакон, а он все еще не верил, не мог поверить, что чудо свершилось: утерянное вернулось к нему, а это значит...
Это значило многое — столь многое, что другой человек на месте Алекса должен был считать себя счастливейшим из смертных. По-хорошему, Алексу следовало сей же миг броситься в карете, верхом, в конце концов, бегом к Кейту, чтобы сообщить ему: их надежды воскресли вышним промыслом, а это и впрямь означает, что Бог с ними и за них. Следовало бы, да... однако он сидел в кресле у камина и не находил в себе сил сдвинуться с места.
Навалилась невыразимая усталость. Только благодаря тому, что он ощущал в кармане тяжесть розового яшмового флакончика, Алекс верил в реальность случившегося — верил, что несколько мгновений тому назад здесь была Даша.
А теперь ее нет... Мелькнула, словно копье, пронзившее человека насквозь и полетевшее дальше. Он был так потрясен ее появлением, возвращением флакона, что сейчас с трудом мог вспомнить ее слова. Внезапно вырвавшись из объятий Алекса, она пробормотала, что более нет необходимости поддерживать их ложь о взаимной любви, поскольку отныне государь не станет преследовать ее своими домогательствами. Да, Алекс уже слышал о помолвке Петра со старшей княжной Долгорукой, но считал эти разговоры пустыми слухами. Даша, однако, подтвердила их вполне категорично.
До чего же странные были у нее глаза, когда она говорила об этом!.. У Алекса даже мелькнула мысль, а не жалеет ли она о том, что отвергла любовь императора?
И эти слова: «Бедный государь, бедный мальчик... Он обманут, он обманут! Я в этом виновна!»
Что она имела в виду? Неужели ту ложь, на которую пошли они с Алексом?
Ложь во спасение... Ах, кабы это было ложью! Ведь Алекс не притворялся ни на единый миг и, когда снова стиснул ее в объятиях, ощутил такой самозабвенный восторг, что доподлинно знал: потребуй от него Господь смерти в оплату этого мгновения — он не постоит за ценой.
И она, она тоже... Даша тоже не лгала в эту минуту — Алекс знал, чувствовал это. Не только губы и тела — сердца их обменялись страстным поцелуем, души слились воедино. Казалось, невозможно сделаться ближе друг к другу, чем они были, — но внезапно Даша вырвалась из его объятий и начала говорить, говорить...
Алекс нахмурился. Даша была взволнована так, что едва могла выражаться связно. Пересказывала какой-то страшный сон, говорила, что Алекс должен остерегаться неведомого человека, который носит плоский браслет, искусно составленный из золотых чешуек. Все он пропустил мимо ушей, потому что был просто убит ее словами о том, что больше они никогда не увидятся, придется забыть ее, ибо так нужно, она умоляет об этом. Но горе, отчаяние, которыми были полны ее глаза, свидетельствовали: для нее разлука смерти подобна, так же как для самого Алекса.
Он только собрался сказать ей о своей любви, как она вынула флакон из розовой яшмы — и на какое-то мгновение Алекс забыл обо всем на свете. А когда очнулся от забытья, Даши уже не было, и преследовать ее было напрасно, она исчезла, как исчезает поутру сон, и, право, он мог бы подумать, что это был лишь сон, когда бы не вещица, которую он сжимал в руках.
Она не объяснила, как попал к ней розовый флакон, Алекс не успел спросить. Да какая разница?! Главное — утраченное вернулось. На некий миг это показалось ему самым главным в жизни, он забылся — и Даша вмиг исчезла... А он остался сидеть в кресле у камина, хотя давно уже должен был спешить, лететь к Кейту, отдать ему заветный флакончик, выслушать слова его одобрения и заверения в том, что Алекс вернул себе доверие ордена, что в той будущей России, которую Кейт намерен создать в соответствий с замыслами своими и тех, кто послал их с Алексом в эту мучительную страну, они смогут достигнуть небывалых высот почестей и богатства!
Мучительная страна... Эти слова, которые частенько повторял Кейт, накрепко засели в сознании Алекса. Он никогда не любил Россию — слишком мало жил в ней, слишком мало знал ее, частенько стыдился национальной принадлежности к русским, родства с ними, чуждался их и всеми силами пытался отделить себя от них; порою воистину мучился тем, что это разболтанное, противоречивое, несуразное государственное образование — его родина, предпочел бы видеть в этой роли могущественную, цивилизованную державу вроде Франции, а еще лучше Англии — да, именно Британии, владычицы морей! Однако сейчас Алекс вдруг ощутил, что, несмотря на все свои и чужие старания, несмотря на то, что вся его жизнь фактически прошла вне этой страны, он никак не может разорвать глубинной, порою даже неосознаваемой и тем не менее удивительно прочной связи с ней.
