Пожар любви - Хэндленд Лори (библиотека книг .txt) 📗
И хотя его руки оставались напряженными и негнущимися, все остальное тело зажило своей жизнью. Медленными движениями он стал двигаться вперед, в нее, и назад. Анжелина восторженно вздохнула и прижалась к нему еще крепче.
– Боже, помоги мне, – пробормотал он, – я не могу остановиться...
Он снова вошел в нее; на этот раз резче, глубже, заполняя ее всю. И снова внутри нее горячей волной разлилось напряжение. Она двигалась вместе с ним, навстречу ему, подчиняясь его ритму. И на этот раз, когда она в экстазе выкрикнула его имя, он ответил ей таким же криком освобождения.
Чарли рухнул на нее и тут же скатился на бок, не выпуская ее из своих объятий. Усталая, Анжелина отдалась теплому течению дремы, увлекавшему ее в глубокий сон.
– Я люблю тебя, Чарли, – прошептала она, засыпая.
Во сне она чувствовала, как Чарли поцеловал ее в лоб и сказал:
– Я тоже люблю тебя, Ангел. – Потом он забрал ее с собой в Техас. Вместе они сумели убедить тех, кто занимался его делом, в том, что он невиновен, и вместе ускакали в Монтану.
Анжелина проснулась с безмятежной и счастливой улыбкой на лице. Они смогли это сделать. Вот теперь, когда они стали мужем и женой по-настоящему, он уже больше никогда не оставит ее. Вместе они встретят невзгоды и преодолеют все. Она крепко держалась своей веры и своей любви, она следовала тому, что сказал ей ангел. Наградой ей будет их жизнь с Чарли.
Повернувшись на бок, Анжелина протянула руку к мужу.
... Постель была пуста.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Чарли проснулся еще до рассвета. Голова болела – от виски или из-за женщины – он не знал от чего. Он знал одно, – он совершил большую ошибку и мог только надеяться, что Анжелине не придется расплачиваться за это одной.
Когда она пришла к нему прошлой ночью, то захватила его в самый неподходящий, в самый тяжелый для него момент. Он как раз выпил ровно столько, сколько обычно ему хватало, чтобы стать плаксиво-сентиментальным, глуповатым, скучным, склонным жалеть себя и изливать свои чувства. Еще через несколько секунд он стал бы злым и агрессивным и, в конце концов, уснул бы. Если бы она пришла в то время, когда он успел бы сделать еще несколько новых глотков, он стал бы ругать и оскорблять ее до тех пор, пока она, обидевшись, не ушла бы. Но Анжелина подоспела чуть раньше, и поэтому ее огромные глаза, напомнившие ему глаза самки оленя, и дрожащие губы обратили всю его решимость в сентиментальную возбужденность. Он ее желал. Он страстно хотел ее всегда.
«Черт, я и сейчас ее хочу, – подумал он. – Хочу снова и снова, пока не запомню каждый дюйм ее тела и пока она не узнает меня всего...»
Он хотел бы просыпаться по утрам и чтобы она всегда была рядом; хотел ждать целый день приближения ночи, чтобы снова заключить ее в свои объятия. Этой ночью он даже задумался о детях... О такой роскоши в прежние времена Чарли не позволял себе даже мечтать. Именно та жизнь, которую он когда-то вел, в конце концов, и отучила его мечтать. Когда-нибудь прошлое настигнет и постучится в его двери. Не через несколько недель, так через несколько лет. За свои грехи и преступления платить придется ему – и никому другому – не Анжелине и не его детям. Грехи отца никогда не падут на головы сыновей или дочерей. Никогда... Но поступить гуманно по отношению к любимой женщине он мог лишь в том случае, если бы оставил ее навсегда.
Надо было сделать это еще до сегодняшней ночи, ибо то, что они совершили, означало беду. Но он ничего не смог с собой поделать, не смог помешать этому. Его мать в таком случае сказала бы: «Никаких оправданий»... Но, тем не менее, правда есть правда. И все же, в глубине души, – где хранились воспоминания о ласках Анжелины, которые будут согревать его всегда, до конца дней, – он нисколько не жалел о тех нескольких драгоценных часах, проведенных в ее объятиях. Ничто в его жизни не доставляло ему такого блаженства и такой радости, как любовь Анжелины, его жены.
Когда Чарли тайком, как вор, которым он и был, выбрался из ее постели, она повернулась на спину. Спящая, его жена показалась ему еще более юной и невинной. Ему захотелось протянуть руку и прикоснуться к ней в последний раз, но он не осмелился. Если бы она проснулась, ему пришлось бы снова смотреть ей в глаза и он не смог бы уехать без нее. А он должен был ее оставить. В этом чертовом мире она никак не смогла бы сопровождать его в Техас. А он мог либо повиснуть там на веревке, либо оказаться изгнанным из города как полоумная собака. Если уж ему суждено умереть, то он предпочел бы сделать это в одиночку. Если же суждено остаться в живых, то он не смог бы вынести того, что Анжелина увидит, кто он такой на самом деле.
Она почему-то верила в него. Ей казалось, что в нем от рождения заложена доброта, способность совершать нечто героическое, – качества, якобы глубоко скрывавшиеся под обличьем преступника. Только Богу известно, откуда у нее взялась эта идея, но он не стал бы отрицать, что ему это льстило. И уж если ему суждено быть повешенным, он унесет с собой в могилу память и о ее вере в него, и о единственной проведенной вместе ночи.
Быстро собрав свои нехитрые пожитки, Чарли нацарапал записку и бросил ее на туалетный столик. У двери он остановился и оглянулся.
Анжелина все еще спала. Ему попалась на глаза красная ленточка, лежащая на полу. Он вернулся и поднял ее. Еще секунду постоял с ленточкой в руках, глядя на нее, на свою жену, потом сунул кусочек красного атласа в карман и тихонько вышел из комнаты.
Не успел он сделать и двух шагов по веранде, как услышал щелчок взводимого курка.
– Куда-то собрался, Колтрейн?
Рейнджер стоял, облокотившись о перила, с направленным в голову Чарли револьвером.
– В Техас, с тобой. Если тебе это, конечно, нравится, Уинстон.
– Ладно. Поедем, как только ты будешь готов. Чарли взглянул на окно Анжелины.
– Теперь я готов. И давай побыстрей и тихо. Уинстон глянул в ту сторону, куда посмотрел Чарли, и его глаза задумчиво прищурились. Он удовлетворенно кивнул и движением руки предложил Чарли пройти впереди него к конюшне.
Через несколько минут они уже скакали, держа путь на восток.
Целый день они ехали молча – двое мужчин, так давно не переваривающих друг друга и вынужденных отправиться вместе в дальний путь. Когда сразу после захода солнца они, наконец, остановились на ночлег, Чарли обнаружил, что вдвоем они быстро управились и с устройством лагеря, и с приготовлением еды.
После ужина Уинстон подошел к Чарли с куском веревки.
– Боюсь, мне придется связать тебя на ночь. Чарли пожал плечами:
– На твоем месте я поступил бы так же. – Он вдруг почувствовал, что ненависть, вынашиваемая годами и испытываемая ко всем, кого он относил к янки, потускнела и сменилась на глухое раздражение. И от этого ему никак не удавалось заставить себя настроиться на мучительную злость. Каждый раз, когда он пытался снова вызвать в себе ненависть, перед ним вставало лицо Анжелины, и он слышал ее слова о прощении. Жизнь оказалась такой короткой и теперь укорачивалась с каждой милей, которую они проезжали в сторону границы. Ему совсем не хотелось провести последние дни в ненависти к этому человеку, делавшему только то, что он считал правильным. Чарли хотел бы провести эти дни в мыслях об Анжелине и о каждой минуте, проведенной ими вместе.
Несколько последующих дней прошли почти так же. Чарли спал мало, а ел и того меньше. Иногда он ловил на себе озабоченный и даже сочувствующий взгляд рейнджера. Но Чарли не обращал на него внимания. Ему просто не хотелось ничего делать – ни помогать ему, ни сопротивляться. Совсем скоро пища ему не понадобится, а спать он сможет вечно.
– Ты ее любишь по-настоящему, да? Вопрос Уинстона застал Чарли врасплох. Он полусонный сидел у костра и вспоминал о том, как в первый раз поцеловал Анжелину. Приподнявшись он заморгал, стараясь согнать сон с затуманенных глаз, и посмотрел поверх скачущих языков пламени на рейнджера.
