Анжелика в Новом Свете - Голон Анн (книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Я очень благодарна вам за то, что вы подумали обо всем, и я впрямь счастлива, что у меня есть друзья, счастлива, когда вижу, какая хорошая дружба связывает Онорину с Бартеломи и Тома, ведь она знала их еще в Ла-Рошели. Но я начинаю понимать и другое — тем, что вы взяли сюда с собой детей и особенно женщин, вы породили для себя источник новых забот и трудностей…
— А может, это, напротив, источник выгод и благодеяний, — весело сказал Пейрак. — Присутствие женщин благотворно влияет на характер мужчин. И вам, милые дамы, придется доказать нам это.
— Неужели вы никогда ничего не боитесь?
— Я люблю риск.
— А не думаете ли вы, что эти лишенные женщин мужчины, в конце концов, испытывают ревность, видя вас в моем обществе, или вожделение, глядя на молодую и красивую Эльвиру, и это может вызвать конфликты, ссоры между ними? Эльвиру уже сейчас начинает приводить в смятение, даже пугать мысль, не станут ли они, когда все мы на долгие месяцы будем затворены в этом маленьком форте, докучать ей своими ухаживаниями.
— А ей нравится кто-нибудь из них?
— Не думаю.
— Тоща пусть она ничего не опасается, передайте ей это от моего имени. Все мужчины предупреждены. Виселица — это наименьшее наказание, которое они рискуют получить, если разрешат себе проявить неуважение к любой из женщин, что находятся здесь.
— И вы сделаете это! — воскликнула Анжелика, с ужасом глядя на него.
— Конечно! Разве я колебался, когда на корабле приказал повесить мавра Абдуллу, пытавшегося изнасиловать Бертиль Бертело? И это несмотря на то, что Абдулла был мне верным слугой, о преданности которого я могу сейчас лишь скорбеть. Но дисциплина превыше всего. Мои люди это знают. Дорогая моя, здесь мы все еще на корабле. И когда мы шли сюда, мы тоже были на корабле. Короче говоря, я остаюсь единственным хозяином на борту. Со всеми правами. Правом решать жизнь и смерть моих людей, правом награждать или карать их и также правом устраивать свою личную жизнь так, как я хочу, и даже иметь супругой самую прекрасную женщину в мире.
Он, смеясь, поцеловал ее.
— Не бойтесь ничего, моя маленькая матушка-настоятельница!.. Женщины иногда превратно судят о подлинной природе мужчины. Вы слишком долго жили или среди бессердечных, развратных бездельников, которые, на самом деле будучи бессильными, в постоянных сексуальных похождениях ищут лекарство от своей немощи, или среди грубых мужланов, у которых нет иных помыслов, кроме как удовлетворить свои инстинкты. Моряки же люди иного склада. Если мужчина не умеет обходиться без женщины, он не отправится в плавание. У моряка своя страсть, своя услада — это приключения, мираж удачи, жажда открытий, это мечта и дорога, ведущая к ней… Есть люди — да будет вам известно! — у которых любимое дело может полностью завладеть чувствами и сердцем. И женщина для них всего лишь дополнение — восхитительное, конечно, но не главное в их жизни. Так вот, повторяю вам, моя дорогая, что для нас здесь есть нечто большее, чем женщины! Не забывайте о том, что нас связывает. Мы все здесь висельники, включая гугенотов, приговоренных иезуитами и королем Франции к бесчестью… Не говоря уже о других!.. У каждого своя тайна… Тюрьма, кстати, тоже учит обходиться без женщин, А любовь к свободе часто вытесняет из сердца всякую другую любовь. И эта страсть куда более сильная, более пламенная, чем некоторые думают… Она завладевает всем существом человека. И всегда облагораживает его…
Анжелика слушала мужа, взволнованная тем, что он, часто такой язвительный, вдруг столь серьезно говорит с ней, желая укрепить перед испытанием ее сердце и дух, что он открывает перед нею иную сторону жизни, с какой она никогда не сталкивалась и которая теперь была причиной ее страданий и раздумий. Теперь их окутывала ночь, холодная и безлунная. Небо, сплошь усыпанное звездами, сияло каким-то удивительным блеском, как на Востоке. Такие маленькие наверху, они отражались в водной ряби озера трепещущими бликами, напоминавшими жемчужные четки.
Анжелика смиренно покачала головой.
— Да, я тоже была в неволе, — сказала она, — но мне кажется, что я отнюдь не научилась терпению, как вы утверждаете. Напротив, я беспрестанно трепещу… и я больше не выношу принуждения. И обойтись без вашей любви…
Жоффрей де Пейрак рассмеялся.
— Вы! Вы совсем другое дело, душа моя. Вы из другой породы. Вы — живой родник, который с силой вырывается из недр земли, чтобы освежать, очаровывать ее… Немного терпения, мой родничок, и в один прекрасный день вы побежите по долинам более спокойным, завораживая их своим обаянием, своей красотой… Немного терпения, и я перехвачу ваш веселый ручеек, я буду ревниво заботиться о нем, чтобы он не затерялся и не иссяк… Я начинаю понимать вас… Нельзя было оставлять вас так долго одну. Всего несколько дней, что мы не вместе, несколько ночей, которые вы провели вдали от меня, — и вот вы уже говорите невесть что. Но крыша дома закончена, и я поторопил плотников, чтобы они смастерили для нас просторную, добротную кровать. Скоро я снова приму вас в свои объятия. И все пойдет как нельзя лучше, не правда ли?..
На следующий день они перебрались в форт.
Глава 5
В тот первый вечер, когда они вошли в напоминающий пещеру закуток с низким потолком, который отныне будет их спальней, Анжелика смотрела на кровать — она, казалось, заняла всю комнату — почти со страхом. Она была и впрямь просторная и добротная, сработанная из темного орехового дерева, обструганного, обтесанного, и в ее непритязательности было нечто величественное. Покрытая шкурой, она выглядела поистине ложем принца викингов.
Благовонная свежесть исходила от не просохшего еще дерева. На темной его поверхности в розовом отсвете очага можно было заметить следы от лезвия топора.
Перед этой кроватью, детищем леса, чью поэзию и аромат она впитала в себя, перед этим даром, который сулил ей благотворный отдых и ночи, полные любви, Анжелика почувствовала себя смятенной и растерянной… И она созерцала ее, застыв у изголовья и кусая себе губы.
Перед ней открывалась новая жизнь. Та, о которой она столько мечтала.
И вот в момент, когда нужно было вступить в нее, она отпрянула, готовая бежать, словно пугливая лань. В этой новой жизни она должна была идти день за днем, ночь за ночью рядом со своим мужем, потому что она — его жена. По правде говоря, она уже отвыкла от этого. В любви она всегда чувствовала себя вечным странником. Ведь даже в последнее время, после того еще свежего в памяти дня — а с тех пор не минуло и трех месяцев, когда на «Голдсборо» они вновь обрели друг друга, — их беспокойная жизнь скитальцев дарила им лишь мимолетную близость возлюбленных, укрывшихся под сенью фортуны.
Ведь даже в те давние времена в Тулузе, если они иногда и проводили ночь вместе, у каждого из них были свои отдельные апартаменты, роскошные и просторные, где в зависимости от настроения можно было уединиться или встретиться.
Здесь же им дан только этот тесный закуток, этот тюфяк из тростника, одно это убежище на двоих, где они будут всегда вместе, всегда рядом — и в минуты любви, и в часы сна, вечер за вечером, ночь за ночью.
Для них это было внове.
Анжелика подумала, что теперь она впервые познает настоящую супружескую жизнь…
А Жоффрей де Пейрак смотрел на жену, выражение лица которой выдавало ее растерянность, и, украдкой улыбаясь, неторопливо снимал у очага камзол.
Он, гроза морей и океанов, великий владыка восточных дворцов, еще больший бродяга, чем она, всегда выбиравший удовольствия в зависимости от своих причуд и богатства, пожелал так: быть с ней наедине в этой единственной в доме спальне, на этой единственной супружеской кровати. То была ревнивая жажда чувствовать ее присутствие, жажда убедиться, что она принадлежит только ему, жажда отныне ни на шаг не отпускать ее от себя, не дать ей больше блуждать вдали от него.
Человек опытный, давно уже пристально изучавший природу мужчины и женщины, он яснее, чем Анжелика, сознавал хрупкость их счастья, ибо сейчас их объединяла прежняя супружеская связь, их давняя, непреходящая любовь, которая питалась лишь воспоминаниями, но между ними был водоворот почти всей их жизни, прожитой вдали друг от друга.
