Сладкая месть - Джеллис Роберта (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Однако, кроме непреодолимого желания Сибель заняться землями, Уолтеру не давало покоя еще одно чувство, которое он не мог четко определить. Он полагал, будто Сибель считает, что его связь с Ричардом ставит в неловкое положение ее семью. Ему и в голову не приходило, что Сибель опасается за его благополучие; она намекнула на свою тревогу только однажды, на турнире, и, когда Уолтер задумался над этим, он счел это наполовину шуткой, такой же, как и его ответ ей. Таким образом, он решил, что Сибель побуждает его заняться делами поместий, дабы предотвратить незаконные действия внутри клана, известного своей преданностью королевскому дому. Уолтера тоже волновала эта проблема, но свои ранние обязательства он считал первостепенными.
Теперь он спрашивал себя, а не права ли была Сибель, несмотря на свои предубеждения? Возможно, было бы благоразумнее поговорить с Ричардом и прямо спросить, какой шаг лучше будет способствовать его целям. Уолтер криво ухмыльнулся. Ричарду можно было верить не больше, чем Сибель. Естественно, он выберет то, что, по его мнению, принесет большую пользу Уолтеру, если только поддержка Уолтера действительно не станет решающим фактором между победой и поражением. Тем не менее, разговор с Ричардом не был лишен здравого смысла. Уолтер считал, что разгадать намерения Ричарда гораздо легче, чем понять Сибель.
Как следует устроившись, сэр Гериберт выругал себя за то, что оценивал качества одного брата по качествам другого. Его прежний сюзерен был столь эгоистичен, что не видел ничего, кроме того, что хотел видеть. Сэра Генри без труда можно было подстрекнуть с помощью самых порочных способов пуститься по пути, который быстро вел к таким крайностям, что даже самый преданный кастелян мог получить прощение, пожалуйся он королю. А подобные жалобы, имеющие под собой прочную основу, могли привести умного человека к расположению короля, а следовательно, к богатству и могуществу. Из всего того, что слышал Гериберт, король Генрих не уступал по глупости его прежнему хозяину Генри.
Смерть сэра Генри закрыла эту дверь, но его убийство открыло другую тропу, гораздо более легкую и приятную. По насмешкам и проклятиям своего прежнего хозяина Гериберт знал, что Уолтер являлся сторонником дела бунта. Каждый день Гериберт ждал, что Уолтера объявят вне закона. Тогда ему просто пришлось бы отправиться к королю и заверить того в личной преданности. С подобной ситуации он смог бы начать свое восхождение наверх.
Но король не объявлял Уолтера вне закона. Сэр Гериберт предполагал, что у Уолтера имеются влиятельные друзья, прикрывающие его от гнева короля. Однако Гериберт не сомневался, что, если Уолтер прикажет ему присоединиться к Пемброку, у него появится необходимый для достижения его целей рычаг. Тогда он смог бы отправиться к королю и заявить, что его силой толкают на открытое неповиновение своему сюзерену, поскольку он не поддерживает бунт. Таким образом, он бы получил прямую вассальную зависимость.
Позже, присоединившись к сэру Уолтеру и Сибель, сэр Гериберт оделся соответственно ситуации встречи со своим новым сюзереном в непринужденной обстановке – не слишком парадно, но и не по-простецки; и вел он себя теперь безупречно. Несмотря на то, что Гериберт явно хотел поговорить о бунте Пемброка, он элегантно присоединился к строгой критике Сибель в отношении этой темы. Вместо этого он рассказывал о новостях с границы северного Уэльса, хотя и с некоторой скромностью отрицал, что хорошо знаком с ситуацией. Более того, хоть он и сказал, что управляемые им земли истощены поборами, но не сказал ни одного дурного слова о своем прежнем хозяине.
Спустя некоторое время Уолтер ощутил беспокойство. Сэр Гериберт нравился ему все меньше и меньше, и это тревожило его, поскольку подозрения казались совершенно необоснованными. Уолтер не привык полагаться на свою интуицию в отношении большинства людей и сознавал, что с самого начала с предвзятостью отнесся к этому человеку. Он понимал, что был несправедлив в своей неприязни к сэру Гериберту из-за того, что тот недолюбливал его брата и обладал такой безукоризненной, красивой внешностью.
К счастью, Сибель не позволила этой ситуации затягиваться слишком долго. Вскоре после того, как подали вечернюю трапезу, она подобрала минуту, когда сэр Гериберт ответил на заданный вопрос, а Уолтер как раз раздумывал, о чем бы таком спросить, чтобы это не содержало оскорбительного намека.
– Милорд, – сказала она, – не мне указывать вам, что делать, но по вашему виду я прихожу к заключению, что вы чем-то обеспокоены. Вам известно, что вы еще не вполне здоровы. Я думаю, вас мучает боль. Не лучше ли вам отправиться спать? Да и сэр Гериберт, должно быть, тоже устал после долгой поездки. Утром мы проснемся со свежими силами. – Она улыбнулась милой, извиняющейся улыбкой. – И утром я займусь своими женскими обязанностями, так что вы сможете поговорить друг с другом о том, что вас интересует прежде всего.
Никто не возражал против этого предложения. Уолтер и сэр Гериберт поднялись, по сути дела, почти одновременно, невнятно выражая свое согласие. Леди Энн кивнула служанке, ухаживающей за Уолтером, а сама направилась с сэром Герибертом, чтобы убедиться, что в его палате имеется всё необходимое. Сибель и сэр Роланд посидели еще некоторое время, тихо переговорив сначала о проблемах поместья, а затем, очень коротко, о людях, сопровождавших сэра Гериберта. Затем они тоже отошли ко сну.
Спустя несколько часов тихо и осторожно открылась дверь, затем закрылась. Вдоль стены двинулась тень, едва заметная в тусклом свете свечей, горевших близ разожженного камина, темную накидку венчал надвинутый на лицо капюшон, предназначенный для того, чтобы скрыть отблески бледной кожи. У дверей в комнату Уолтера тень остановилась, голова в капюшоне повернулась и оглядела зал. Бледная на фоне темной ткани рука, выскользнувшая из-под складок накидки, нащупала ручку двери. Дверная щеколда щелкнула, и фигура нырнула в узенькую щель.
18
Улегшись в постель, Уолтер не мог успокоиться от мыслей, сменявших друг друга, но перво-наперво его терзали подозрения к сэру Гериберту. Стоило ему отбросить их и попытаться сосредоточиться на более полезных и успокаивающих соображениях, как эти подозрения возвращались снова. В конце концов, вздыхая от досады на собственную глупость, он поднялся, нащупал под подушкой длинный охотничий нож и проделал в прикроватном занавесе небольшую щель ниже матраса, чтобы через нее можно было видеть. Он понимал, что, даже если его подозрения не основывались на предубеждениях и являлись правдой, сэр Гериберт и не подумал бы напасть на него в месте, где он был всего лишь чужим человеком. Тем не менее нож служил символом спокойствия и осторожности Уолтера.
Эта осторожность помогла ему погрузиться в сон, беспокойный сон, удерживавший его на грани пробуждения. Таким образом, когда в передней щелкнула дверная щеколда, Уолтер заворочался. Рука его скользнула под подушку и схватила нож прежде, чем он успел проснуться, но глаза открылись, и он увидел, как в его опочивальню нырнула через дверной проход тень. Уолтер не заметил ее сквозь щель в занавесе, но он чувствовал, что та двигалась к голове кровати. Занавес едва заметно дернулся, когда к нему прислонилось тело. Уолтер поднял нож.
В следующее мгновение три вещи произошли столь стремительно, что невозможно было сказать, какая из них случилась первой. Рука схватила край занавеса, голос Сибель прошептал: «Уолтер», и Уолтер едва успел отклонить кончик лезвия так, что он разрезал длинную полосу занавеса, а не вонзился прямо в грудь Сибель.
– Уолтер! – воскликнула Сибель чуть громче обычного шепота.
– Что вы здесь делаете? – с негодованием, но не громче ее спросил Уолтер.
– Мне нужно поговорить с вами, – ответила она. – Я заметила, что слуги сэра Гериберта снуют взад и вперед, навострив уши, когда его нет рядом, и решила, что у нас не представится другой возможности побеседовать наедине без лишних глаз и ушей.
