Самый короткий путь (СИ) - "Elle D." (книги полностью .txt) 📗
вас выбрал граф Риверте, а вас. Вашу искренность, вашу проницательность, ваше
великодушие. Вы бы подружились с ними. Они сделали бы высший свет, тот, который вы
сейчас так наивно презираете, желанным и весьма приятным местом для вас. Ни в одном
другом месте мира вы не встретите столько выдающихся личностей, как при дворе Сианы,
Уильям. Ни один другой город не рождал столько умов, которым, по иронии, было бы
тесно в его стенах. Вам бы понравилось тут со временем.
Он говорил задумчиво, уверенно, но, казалось, без малейшего удовольствия, вовсе не
пытаясь успокоить и утешить Уилла, скорее, упрекая его, а в чём – он никак не мог понять.
В том, что ему могло бы понравиться то, что сейчас ему определённо никак не нравилось?
Что за ерунда…
– Не понимаете? – словно прочтя его мысли, сказал Риверте – и вдруг перевернулся на бок,
и глаза его сверкнули так, что Уилл едва не отпрянул. – Они бы поглотили вас, Уильям.
Они бы испортили вас. Этот город не может не нравиться, когда узнаешь его достаточно
хорошо. Но жить в нём можно, лишь если он вас поглотит. Это закон всех великих
городов.
«И не только городов», – подумал Уилл, чувствуя странный, безотчётный страх, который
нападал на него временами – совсем редко, и он никогда не мог понять, чего же,
собственно, боится рядом с человеком, которого любит больше всего на свете. Риверте
смотрел на него ещё несколько мгновений, потом резко наклонился и снова поцеловал, на
этот раз жёстко, властно, нетерпеливо. Его руки требовательным хозяйским жестом
обвились вокруг талии Уилла и перекатили его на спину, и Уилл задохнулся,
инстинктивно разводя колени в стороны, когда ощутил на себе вес горячего, жадного,
голодного тела – тела, которое хотело поглотить его, впитать и растворить в себе, слить с
собой, как это делают великие города и вообще всё великое.
И позволить этому великому впитать и поглотить себя, раствориться в нём – это было
прекрасно.
– Вы меня совершенно измотали, – пожаловался Риверте, отстраняясь от Уилла какое-то
время спустя. Уилл не ответил – ему не хватало дыхания, он всё ещё судорожно хватал
ртом воздух после бурного и продолжительного извержения. Риверте посмотрел на него
сверху вниз – он всё ещё был на Уилле, в Уилле. Уилл чувствовал, как медленно опадает в
нём могучая мужская плоть, и инстинктивно сжался, не желая, чтобы она покидала его
тело так скоро. Риверте продолжал смотреть на него, вмяв руки в подушку по бокам от его
головы, и Уилл молча потянулся к нему и припал к его губам обессиленным поцелуем,
который, он надеялся, ответит лучше всяких слов.
Риверте не шевелился и не отвечал, позволяя Уиллу целовать себя. Потом слегка
отстранился и осторожно сказал:
– Похоже, что я старею.
– Глупости, – устало фыркнул Уилл. – Вас по-прежнему с лихвой хватит на пятерых. И
если кто тут кого измотал – ох, ну словом, вы же сами всё знаете, дайте отдышаться, в
самом-то деле!
Риверте улыбнулся, сдержанно, но очень довольно. Этот разговор стал у них почти
ритуалом в последние месяцы – прошлой зимой Фернану Вальенскому стукнуло тридцать
пять, и он переживал по этому поводу намного сильнее, чем старался показать. Выглядел
он точно так же, как шесть лет назад, когда Уилл увидел его впервые, и так же, как в те
времена, устраивал своему любовнику выматывающие многочасовые марафоны, любя во
множестве поз и множеством способов до полного изнеможения – уиллова, а отнюдь не
собственного. И всё же Уилл замечал порой в нём легкую тень колебания, опасно
граничащего с неуверенностью – чувством, столь чуждым графу Риверте, что Уилл считал
своим священным долгом всячески способствовать его искоренению.
Он расслабился, не удержав лёгкий вздох разочарования, когда Риверте выскользнул из
него и неторопливо улёгся рядом. Уилл часто задышал, когда пальцы графа пробежались
по его лбу, небрежно убирая влажные от пота светлые пряди. Уилл смотрел в его лицо
слегка помутневшим взглядом, ещё не до конца опомнившись после излияния, и
чувствовал себя совершенно опустошённым, вымотанным, осоловевшим от счастья. В
этот миг он не помнил ни о чём – ни о сианской знати, ни о сире Ирене, ни о короле
Рикардо, который сказал… что же он там сказал?..
– Когда мы уедем отсюда? – хриплым шепотом спросил Уилл, и Риверте неопределённо
пожал плечами.
– Как только его величество бросит строить из себя девицу на засватанье и примет мой
план вторжения в Аленсию.
– Это долго?
– Это одному лишь вашему богу ведомо, Уильям, вот у него и спросите.
– Я хочу в Даккар. Вы обещали, что мы туда поедем, ещё прошлым летом.
– Значит, поедем, раз обещал. Я же обычно не лгу вам, не так ли?
«Да. Всего лишь недоговариваете», – подумал Уилл и закусил губу. А сам-то он чем
лучше? Обмен небрежными фразами о поясе и подвязках не шёл у него из головы, засел
там, колол ему мозг раскалённой иглой. Но он не спросил. Он знал, что не спрашивать –
лучше. Правильней. Он сам расскажет, если захочет… когда-нибудь.
– Мне кажется, король вас ко мне ревнует, – выпалил Уилл прежде, чем успел понять, что
говорит.
Пальцы, лениво блуждавшие по его мокрому лбу, остановились. Сонно прикрытые глаза,
почти чёрные в полумраке, расширились.
– Уильям, я хочу задать вам крайне важный вопрос.
– Слушаю, – с замиранием сердца ответил Уилл, и Риверте, не меняя смертельно
серьёзного тона, спросил:
– Вы в своём уме?
Уилл надулся и дёрнул головой, сбрасывая его ладонь со своего лба. Потом сел.
– Ладно. Я дурак. Вы это сегодня уже говорили, – раздражённо бросил он – и напрягся,
когда знакомые сильные руки легли ему сзади на плечи и потянули назад, прижимая к
широкой тёплой груди.
– Вы не дурак, Уильям. Вы дурачок. Это куда более простительно в вашем возрасте и с
вашей внешностью. На кой ляд королю ревновать меня к вам, если это соперничество,
буде кому-то взбредёт в голову использовать столь нелепое определение, проиграно им
ещё до начала схватки?
– В-вы говорите… – запинаясь, начал Уилл – и задохнулся, когда Риверте быстро поцеловал
его в висок.
– Я говорю, что только полный кретин в его летах может рассчитывать на то, что его
предпочтут юному, гибкому и развратному телу вроде вашего. Я, вы знаете, в
раздражении могу сказать о его величестве много нелицеприятного, но слыхали ли вы
хоть раз, чтобы я называл его полным кретином?
– Н-не… не припоминаю…
– Вот и я о том же, – сказал граф Риверте и, развернув Уилла к себе лицом, ещё раз доказал
ему, сколь привлекательно для него это юное, гибкое, развратное тело, которое Уилл
ненавидел за слабость, и которому был благодарен за то, что оно подарило ему любовь
этого человека.
Ну, может, и не любовь… скорее… ох, Уилл не знал, как это назвать. Да и какая, в конце
концов, разница, пока он рядом.
Следующее утро – или, вернее, следующий день, потому что Уилл, утомлённый
вдумчивыми ласками господина графа, крепко и сладко проспал до двух часов пополудни
– принёс новость, в равной степени обрадовавшую Уилла и огорчившую. Хорошо было то,
что они покидали королевский дворец. Плохо было то, что они не покидали Сиану –
Риверте всего лишь решил перебраться в свой столичный особняк, и слуга, принесший
Уиллу поздний завтрак, передал ему приказ сира Риверте немедленно собираться, дабы
покинуть королевский дворец ещё до нынешнего вечера.
Уилл редко испытывал чувства столь смешанные, как в ту минуту, когда подчинился
этому приказу.
Сианский особняк Риверте размерами, роскошью и укреплённостью мало чем уступал
иным из его замков. Он стоял, разумеется, в лучшем квартале Сианы, на небольшом холме
