Замок на скале - Вилар Симона (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

В это время с дальнего конца кухни донеслись крики и ругань и мимо воинов вихрем пронеслась девчонка в красном платье, торопливо жевавшая на ходу. Следом за нею, крича и размахивая вертелом, семенил низкорослый толстяк в белом переднике.

– Крест честной! Слыханное ли дело!.. Поглядите, что учинила эта плутовка! Мой пирог, мой прекрасный пирог! – Он схватился за голову. – Вся корка объедена. Как я его на стол подам?

Поняв, что проказницу уже не догнать, он вернулся к своему изуродованному шедевру, продолжая кричать, что пожалуется леди Анне на проделки ее дочери, с которой нет никакого сладу, но слуги и кухарки лишь посмеивались. Патриция, оставив воинов, побежала взглянуть на следы кухонной катастрофы, а вскоре и ратники покинули кухню, не придав значения словам Патриции о новом воине.

Так началась служба Джона Дайтона в Нейуорте. В тот же день он увидел хозяйку замка, и, хотя встречался с нею в последний раз несколько лет назад, причем она была острижена и в мужской одежде, Джон тотчас признал ее. Герцог не ошибся, как и следовало ожидать. И хотя дочь Уорвика очень изменилась со дня их встречи, стала женственней, да и на местном диалекте говорила так непринужденно, словно не родилась на Юге и никогда не читала Чосера в покоях Вестминстера, эти кошачьи зеленые глаза, легкомысленно вздернутый нос, упрямый подбородок говорили сами за себя. Она оставалась худа, словно подросток, однако, когда вечером вместе с мужем восседала во главе стола в большом зале донжона, сразу бросалось в глаза, что перед вами настоящая леди.

В первую ночь в замке Джон Дайтон долго не мог уснуть. Он ворочался на своем тюфяке, хотя ратники уже вовсю храпели и лишь в самом дальнем закутке гарнизонной башни, за перегородкой, слышалась возня – кто-то из воинов приволок с собой девку.

Заложив руки за голову, Дайтон молча вглядывался в закоптелый потолок, вспоминая свой разговор с герцогом. Он получил приказ под видом простого наемника пробраться в Нейуорт и окончательно убедиться, что супруга барона Майсгрейва – младшая дочь Делателя Королей.

Дайтон был тронут, что, как и встарь, его господин раскрыл перед ним свои планы и говорил с ним как с равным. Легко умереть за такого сеньора. Однако Дайтон понимал, что, если и в этот раз он не оправдает надежд, больше никогда не придется рассчитывать на милости принца. В его памяти стояла картина: он, сын простых йоменов, поднимает чашу вместе с братом короля, и тот, не спеша, шаг за шагом, посвящает его в свои сокровенные тайны.

– Если я ошибаюсь и супруга барона вовсе не Анна Невиль, то ты, Джон, спустя несколько дней должен отказаться от службы и возвратиться в Йорк. Однако я убежден, что это все-таки она. Все сходится на этом. И если это так, ты останешься в замке и узнаешь все об этой крепости. Ты должен увидеть и запомнить каждую мелочь, а заодно и поразмыслить, как сделать так, чтобы твердыня Нейуорта пала. Шотландцы требуют голову Майсгрейва – и они ее получат. А я смогу наконец добиться скрепления мирного договора для Англии. Это нелепое условие, что выдвинул Яков Стюарт, теперь только на руку нам, и я убью двух, нет, даже трех зайцев кряду: выполню требование Стюарта и обещаю, что и пальцем не пошевелю, если его люди нападут на Нейуорт, разделаюсь с предателем Майсгрейвом, и королю не в чем будет меня упрекнуть, ведь вся вина падет на шотландцев, а главное – главное то, что в моих руках окажется дочь великого и почитаемого Делателя Королей.

Представляешь, какой шум поднимется в Англии! Анна Невиль имеет право на долю наследства Уорвика, и от ее имени я потребую у парламента эти владения, пусть даже Кларенс задохнется от ярости. Мы отнимем у него львиную долю земель и замков и сделаем его во сто крат более уязвимым. Даже мой брат Эдуард, как бы ни зависел он от Джорджа, не откажет себе в удовольствии дать такую зуботычину самому влиятельному сеньору в королевстве. А уж затем… – тонкая улыбка зазмеилась на его губах, – а затем заново воскресшая дочь Уорвика, легендарная Анна Невиль, самая богатая дама в королевстве, станет герцогиней Глостер!

И это так же неотвратимо и истинно, как то, что я христианин и верую в Спасителя! Но прежде всего – Филип Майсгрейв. Он должен исчезнуть, дабы Анна Невиль оказалась свободна, и это, мой славный сэр Джон, целиком зависит от одного тебя.

И Джон поклялся принцу всеми святыми, что на этот раз сделает все, чтобы господин остался им доволен. Немного погодя Ричард вдруг вкрадчиво осведомился:

– Почему же ты, сэр Джон, не спросишь меня, почему я столько лет не оставляю мыслей об этой девице, которую мы с тобой упустили в аббатстве Киркхейм?

Дайтон растерялся и понес чушь вроде того, что не его это дело, а помыслы сиятельного лорда ему недоступны, да и не имеет он права совать нос в такие дела. Но Ричард резко перебил его:

– Действительно, мои дела должны волновать тебя лишь настолько, насколько я укажу. Но человек есть человек, и даже юродивый калека, что прячется под столом от пинков хозяина, что-то мыслит своей шишковатой головой. Поэтому я не сержусь, Джон, и прощаю тебя, хотя ты и решил, что я влюблен в Анну Невиль. Молчи! У тебя были все основания, чтобы рассудить именно так. Разве не ты сопровождал меня, когда я впервые сватался к дочери Медведя? Разве не по моему указу ты охотился за нею по всей Англии? А теперь, спустя годы, когда я не сделал герцогиней Глостерской ни одну из тех дам, что навязывал мне король, я вновь помышляю о браке с Анной Невиль – и разве не могла у тебя возникнуть мысль, что сердце несчастного горбуна разбито Лягушонком?

Ричард деланно расхохотался. Смех звучал так неестественно, что Дайтону отчего-то сделалось не по себе. Герцог же, оборвав смех, внезапно схватил Дайтона за ворот и притянул к себе.

– Известно ли тебе, Джон, какое чувство может сильнее всего владеть грешной человеческой душой? Вера в бога? Честолюбие? Или, как болтают глупцы, любовь? Нет, мой славный Джон. Самое сильное чувство из тех, что испытывает смертный, – ненависть. Это незыблемо, как небо над нашими головами, вечно и неискоренимо. Человек может привыкнуть и забыть о любви, может разувериться в своих начинаниях и найти утешение в молитве или же наоборот – молиться, чтобы получить награду за смирение.

Однако если в сердце у него поселилась ненависть, то тщетны все заповеди Христовы. Ненависть – это неутихающая боль, пламень, ежечасно опаляющий душу, который никогда не гаснет, никогда не теряет силы. Она может гореть в самом дальнем уголке сердца, но от ничтожного воспоминания вспыхивает, оставляя ожоги и язвы, которые не исцелить никаким бальзамом, кроме мести.

Ричард оттолкнул Дайтона.

– А как иначе я могу отомстить Анне, если не разрушив все, что она имеет, не лишив ее мужа и семьи, не подчинив ее и не использовав в своих целях? Как ты считаешь, Джон, стихнет ли тогда огонь ненависти в моей душе?

Джон Дайтон был польщен. Какая откровенность! О, как он понимал принца! Разве сам он не задыхался в бессильной ярости оттого, что эти двое обошли его в свое время? Ведь это из-за них Глостер мог уничтожить его, и лишь по милости герцога он остался в живых и не лишился всего, что имел. Однако при одной мысли, чего бы он достиг, служа все эти годы при молодом принце, ему становилось худо и он принимался клясть этого воина и его девку, которые повернули вспять его жизнь. Да, господин прав, ненависть не стареет с годами. И он рад, что именно его Ричард выбрал своим орудием, именно ему позволил вместе с ним совершить возмездие…

Впрочем, какие бы чувства ни обуревали Дайтона по ночам, днем его лицо было туповатым и непроницаемым. Он усердно выполнял все, что от него требовалось. Нес караульную службу, обучал воинов барона искусству владения мечом, выезжал с отрядом к границам владений сэра Филипа. С людьми Майсгрейва он и не стремился сойтись, выделяя из них лишь Гарольда. Силач-язычник был краснобаем и в Дайтоне нашел благодарного слушателя.

Теперь он знал все об обиде Гарольда на Молли Джонсон, знал также, что Гарольд считает Христа слабоватым богом и скорее готов служить Одину или Митре [61], а в сказки попов верит мало, особенно с тех пор, как его Молли уделяет столько внимания здешнему попу Мартину и то и дело бегает на исповедь. Но вместе с тем Дайтон осторожно выпытывал, с кем из соседей Майсгрейв враждует, а с кем в мире, где расположены посты в горах, есть ли в замке тайные ходы, и если таковых нет, то сколько может выстоять Нейуорт в осаде. Гарольд поведал обо всем, Дайтон же впитывал сведения и запоминал.