Шалость - Паркер Лаура (бесплатные полные книги TXT) 📗
— И что за доказательство? — прищурившись, спросил Девлин.
— Твоя кисть, — сказал Хемпхилл и отвернулся. — Скверное дело, ее похоронили.
— На пальце было кольцо, большой бирюзовый перстень. Говорят, он был украден у Заман-шаха не кем иным, как Хинд-Дивом.
— Что еще было в той шкатулке?
— Мы не знаем, — сказал Хемпхилл и, опасливо покосившись на Девлина, слывшего непредсказуемым, особенно в последнее время, добавил: — Клянусь, не знаем!
— Нам поручили хранить ее до тех пор, пока ты не потребуешь ее сам.
Девлин изменился в лице. Друзья переглянулись в тревоге.
— Я требую ее назад.
— Сейчас принесу, — Винслоу вскочил на ноги. Хемпхилл последовал за товарищем.
— Я помогу. Кто знает, может, что-то в шкатулке пробудит твою память.
Девлин смотрел им вслед, борясь с искушением броситься за ними следом, чтобы как можно быстрее заполучить шкатулку с ключом от прошлого. Страх, холодный и омерзительный, расползался внутри, сводя на нет едва обретенное счастье.
Девлин сидел в кресле, протянув ноги к каминной решетке. Полупустая бутылка из-под виски уютно пристроилась под левым боком. Перед ним лежали бирюзовый перстень редкой ценности и красоты, сборник персидской поэзии и развернутое письмо. Где-то вдали Биг Бен прозвонил десять. Как раз время для начала ночных развлечений: пора уходить в театр, на бал, еще куда-нибудь. Но сегодня он никуда не пойдет. Он пребывал в раскаленных тисках ярости. Он даже боялся выходить из своей комнаты, ибо за себя он не отвечал.
Он и был Хинд-Див!
Нет, он ничего не помнил, и ощущения ему ни чего не подсказывали. Он просто знал, что это так.
Девлин зажмурился, не желая видеть ничего вокруг, и внезапно перед его внутренним взором всплыла пара глаз цвета ириса, окаймленных темно-рыжими ресницами, и глаза эти были настолько яркими, что казались принадлежащими иному миру. Глаза смотрели ему в душу и видели правду о нем, которая была скрыта даже от него самого. Он прочел правду в глазах Джапоники Эббот в самый первый раз, когда увидел ее, но не захотел ее признать.
Он был Хинд-Див!
Но всю омерзительную правду о том, что собой представлял Хинд-Див, он узнал случайно. Свидетельство лежало на самом дне шкатулки — письмо, вернее, наспех нацарапанный листок, использованный в качестве закладки к книге стихов в кожаном переплете. И этот листок связал воедино все звенья и сделал историю убийственно полной.
Он потянулся к листку, перечитал его еще раз. Должно быть, он уже в десятый раз перечитывал это послание. Но слова никак не хотели ложиться в строку. Смысл фраз распадался, затуманенный виски мозг терял нить, если только он на несколько секунд отрывался от чтения. И вот Девлин взял письмо и еще раз его перечел.
«Дорогой мальчик!
Я нашел тебе невесту. Замечательная женщина! Находчивая, здравомыслящая и обладающая по-настоящему любящим сердцем. Я отправляю ее к тебе в надежде, что ты одобришь мой выбор. А затем я одолжу ее у тебя на время. Не сомневаюсь, ты произвел на нее неизгладимое впечатление.
Пока ты не будешь готов, она останется на моем попечении.
Но не заставляй ее ждать слишком долго, мой горделивый петушок. Мне бы не хотелось, чтобы она оказалась связанной браком с человеком, который ее не заслуживает.
Джордж Эббот».
Ниже уже другой рукой было нацарапано: «Джапоника Фортнам». Итак, Джапоника Фортнам должна была стать его невестой.
Даже сейчас, с этим убийственно неопровержимым доказательством в руках, Девлин не мог припомнить ничего из той встречи, что Джапоника описала ночью. Он думал, что понимает, чего стоит ей это признание. Теперь и он осознавал, насколько серьезно недооценил ее мужество. Как могла она рассказать свою историю злодею, сыгравшему в ее жизни роковую роль, и затем из уст того же человека выслушать обещание помочь ей преодолеть самый большой в ее жизни позор?
Он опоил ее! В этом она обвинила Хинд-Дива. Это таинственное существо, посвятившее себя обману, предательству, коварным интригам и колдовству, без особых проблем мог подобрать яд, который отвечал бы его целям. И преуспел в этом.
Теперь ему стало ясно все: стремление Джапоники избегать его, ее настороженность, неприятие его как человека. На самом деле письмо объясняло все в их отношениях, кроме последней ночи — тех часов, что он провел в ее постели. И воспоминание об этом времени, столь недавнем — суток не прошло, словно взывали к нему из будущего, вселяя надежду на счастье, с которой он давно мысленно распрощался.
Проклятие! Он потянулся за бутылкой с виски и разом проглотил добрую порцию. Стук в висках на этот раз был встречен им почти с благодарностью, ибо эта боль стала постоянным компаньоном его болезненных мыслей.
Что могло подвигнуть женщину лечь в постель со своим насильником? Он видел тревогу и страх в ее глазах. Сыграть так здорово она бы не смогла. Никто не смог бы. Но какие судороги сознания могли заставить ее сдаться на милость… нет… завлечь своего насильника к себе в постель?
Он выпрямился столь стремительно, что мозг, казалось, вот-вот выплеснется из черепа. От невыносимой боли он застонал и выругался. Но озарившая его догадка была сродни и даже сильнее вспышки боли. Быть может, Джапоника Эббот осмелилась дразнить льва в его пещере лишь потому, что хищник не знал своей власти. Каким, должно быть, жалким предстал перед ней этот лев, мнящий себя шакалом! Какую достойную сожаления картину представлял для нее тот, кто некогда внушал почти благоговейный страх! Он слышал от британских офицеров рассказ об иностранном шпионе такой хитрости и ловкости, что кое-кто не верил, что он человек. Они даже не подозревали, что говорят об этой легендарной личности с самим Хинд-Дивом. Даже Винслоу и Хемпхилл ничего не знали о нем, пока Хинд-Дива не объявили мертвым. Пока он не стал калекой и британское правительство потеряло к нему интерес ввиду его полной непригодности для шпионской работы.
Девлин резко взмахнул правой рукой. Он словно хотел убить с ее помощью ту муку, что поднималась в душе. Бесполезный! Жалкий! Вот каким он теперь стал. Настолько безвредный, что даже нежного воспитания леди, которую он когда-то обесчестил, так мало его боялась, что решила воспользоваться его состоянием, дабы отомстить пусть в самой нежной форме.
— Я изгнал ее демона! — От этой мысли Девлин захохотал горьким, желчным смехом сожаления.
О женщины! Он относился к ней с высокомерным презрением даже здесь, в Англии, вначале приняв за гувернантку, затем, отчитав ее за то, что она не умеет преподнести себя как женщина. Можно ли представить себе нечто более пошлое, чем эта слепая демонстрация глупого высокомерия? Разве лишь то, что он не мог ее вспомнить. Да, он мог понять, откуда в ней возникло желание отомстить. Он тоже хотел отомстить. Себе самому.
Он был готов вызвать на дуэль ее соблазнителя! Хинд-Дива!
Как она все умно обставила! Какой, должно быть, сладкой была ее победа! Но при этом ему даже не в чем было ее винить. Она была достойным противником.
Девлин сделал глоток. Он хотел напиться до бесчувствия, утопить в вине стыд и чувство униженности. Вопреки всему тому, что он знал. Да, он не мог не согласиться с тем, что ее способ мести оказался более изощренным и действенным, чем любой другой. Он был даже более действенный, чем она могла бы подумать. Ибо прошлой ночью Джапоника Эббот завоевала его сердце.
— Мне еще раз разжечь камин, миледи? Джапоника покачала головой:
— Нет, Бершем. Можете идти спать. Я скоро. Дворецкий осторожно улыбнулся хозяйке. Часы на каминной полке пробили час ночи.
— Непредвиденная задержка, вне сомнений.
— Вне сомнений, — эхом откликнулась она. — Спокойной ночи, Бершем.
— Спокойной ночи, миледи.
Джапоника встала и зашагала по комнате. Она найдет другой повод надеть наряд, который ей продала мадам Соти, хотя он был предназначен другой покупательнице. Она еще успеет побывать в опере. Будут другие вечера за тихим ужином со свечами, серебром и кружевной скатертью, как тот, что сейчас остывал на столе. В Лондоне полно ароматических свечей, как те, которые медленно оплывали и недовольно зашипели, когда она собралась их притушить.
