Дух любви - дю Морье Дафна (онлайн книга без txt) 📗
Берта Кумбе сидела в гостиной у камина, два ее сына стояли по обеим сторонам от матери.
Они почти не обращали внимания на Дженифер, которая с побелевшим лицом тихо жалась к стене в углу комнаты; ведь она еще совсем маленькая и мало что понимает.
– Это сущие гроши, мама, – говорил Гарольд, – но вам с Дженни их хватит, пока она не вырастет и не сможет зарабатывать себе на жизнь. Я всегда полагал, что отец скопил более приличную сумму, но, похоже, он еще и помогал поддерживать дела на верфи. Теперь, конечно, эти деньги пошли прахом.
– И все же не стоит слишком беспокоиться, – сказал Вилли. – Я вполне могу выделять кое-что из своей зарплаты, да и Гарри тоже.
Берта пошарила в кармане и вынула носовой платок.
– Я всегда была против того, чтобы он состоял в этой ужасной спасательной команде, – сказала она. – Эти кошмарные похороны, это жуткое кладбище на семи ветрах… – Она высморкалась и бросила взгляд на Дженифер, которая смотрела на нее испуганными глазами.
– Сбегай за передничком, Дженни, а то ты испачкаешь свое новое черное платьице.
Девочка молча повиновалась, и, взбегая вверх по лестнице, четко представила себе сырое, холодное кладбище. Ухватившись за перила, она увидела на вешалке в холле старый папин макинтош; от сквозняка, дувшего из двери гостиной, он медленно раскачивался, и Дженифер испугалась. Она сама не знала почему.
Снова съежившись в углу комнаты, она слушала разговор, то улавливая его смысл, то погружаясь в собственные мечты.
Голоса не смолкали.
– …каждый день, который я провожу в Плине, делает меня все более и более несчастной. Пожалуй, лучше тебе, Гарольд, присматривать здесь за домом, у меня просто нет сил на это. Конечно, мы с Дженни можем жить с мамой в Лондоне.
Куда они собираются? Что должно случиться? Вся сжавшись, она сидела в своем углу, боясь, как бы ее не увидели и не отослали из комнаты.
– Это самый лучший выход.
Слова, слова… губы взрослых быстро шевелятся, высокие фигуры, звеня деньгами в карманах, стоят у камина, мама в своем кресле решает, что делать.
Просыпаясь утром, она бросала взгляд на кровать посмотреть, не вернулся ли он ночью. Но мама лежала одна, ее лицо было обращено к потолку, глаза закрыты. И рядом с ней не было человека с растрепанными волосами и лицом, зарытым в подушку.
Угроза Лондона все приближалась, уже послезавтра, уже завтра. У дома был странный, непривычный вид. Ковры сняты, кое-что из мебели исчезло. Там, где на стенах висели картины, темнели большие коричневые пятна и торчали маленькие черные гвозди.
В спальне стояли чемоданы с уже собранной одеждой, на полу валялись обрывки оберточной бумаги. Платяной шкаф и выдвинутые ящики комода были пусты; в углу комнаты высилась небольшая кучка вещей, которые мама решила выбросить: сломанная рамка от фотографии, старая перчатка, несколько заколок и полинявшая красная розетка с туфельки Дженифер. Пыльные, брошенные вещи; Дженифер, дрожа, отвернулась от них и на цыпочках вышла из комнаты, которая вдруг стала такой большой и пустой.
В тот вечер у них был необычный ужин: яйца, бекон и мясные консервы с хлебом. Джем уже кончился. Дженифер тошнило, и где-то внутри она чувствовала боль, которую не могла объяснить. Только мысль о том, что утром она наденет новые сапожки, удерживала ее от слез.
И вот этот день настал. Мама встала рано, часов в шесть, и принялась засовывать в чемодан последние вещи.
Гарольд и Вилли все время бегали вверх и вниз по лестнице.
– Как быть с ключами? – крикнул кто-то из холла.
Чтобы хоть немного утешиться, Дженифер, крадучись, переходила из комнаты в комнату. Ей казалось, что двери и окна смотрят на нее с укоризной, кровать, на которой она больше не будет спать, стояла голой и выглядела странным предметом, сделанным из серой проволоки с плотными узлами.
В трещине пола застряла старая булавка, под умывальником валялись ее старые сандалии, которые мама разрешила оставить. В мыльнице лежал полупустой тюбик зубной пасты.
– …не мешайся под ногами, Дженни. Так мы никогда не уедем. Нет, брось этот мусор… Гарольд… Гарольд… поднимись наверх и свяжи портплед…
Дженифер ходила за ними, топоча своими новыми сапожками, в которых ей было совсем не так удобно, как тогда, когда она примеряла их в магазине. Сапожки немного жали. Она вдруг побледнела, и ее глаза наполнились слезами.
– Мама, – жалобно сказала она, – мама, мне нехорошо.
Принесли таз, и ее вырвало.
– Я не хочу уезжать, – крикнула она, – я не хочу уезжать.
Мать ее поцеловала, но через вуаль поцелуи казались слишком влажными, а рука в перчатке не могла утешить.
Гарольд и Вилли с безнадежным видом стояли у двери.
– Послушайте… мы теряем время. Автомобиль будет здесь через пять минут.
Мать натягивала на Дженифер шерстяное пальто, надевала ей на голову тесную велюровую шляпу, засовывала резинку под подбородок.
– Ах! Я не хочу ехать, ах, пожалуйста, я не хочу ехать.
Но ее тащили вниз, в руках у нее был игрушечный медведь, и ей казалось, что весь холл полон людьми, которые пожимают маме руки и о чем-то громко разговаривают.
И вот они уже в автомобиле, и Дженифер хватает места между мамой и Вилли.
Шофер завел мотор.
– До свидания… до свидания…
Она смотрела, как Дом под Плющом остается позади, пустой и одинокий. В открытом окне спальни на ветру нелепо развевалась занавеска.
Глава третья
Самое раннее воспоминание о Лондоне у Дженифер Кумбе было связано с сигналом горна, долетавшим из казармы в конце улицы. Под его звуки она просыпалась по утрам и засыпала вечерами. Они постоянно напоминали ей, что Плин далеко и что шум моря уже никогда не донесется до ее слуха. Горн врывался в ее сны, она внезапно просыпалась и, открьш глаза, видела незнакомую комнату с массивным шкафом и тяжелыми портьерами, а за окном ряды черепичных крыш и множество уходящих вдаль труб.
Затем с лестничной площадки, а потом из коридора слышался шум и позвякиванье бидона с водой. Стук в дверь, и в комнату входила служанка по имени Этель. Тяжело ступая, она подходила к окну и с грохотом раздергивала портьеры. Дженифер казалось странным, что ей прислуживают, и она обязательно подружилась бы с Этель, если бы у той не было коричневой бородавки на подбородке. Она тихо соскальзывала с кровати и начинала одеваться.
Гонг созывал всех к молитве. Дженифер вместе с матерью должна была спуститься в столовую и стать на колени перед стулом. Тем временем в комнату, крадучись, входили обитатели пансиона. Со своего места в углу Дженифер через приоткрытую дверь видела, как они спускаются по лестнице. Она заметила, что, подойдя к столовой, они мгновенно надевают другие лица, с их губами происходит что-то непонятное, носы вытягиваются, а ноздри раздуваются. Затем из холла доносилось шуршание, и Дженифер слегка съеживалась, зная, что к двери подошла бабушка. Та, покачиваясь из стороны в сторону, входила в комнату: огромная грудь вздымается под черным платьем, седые волосы, словно птичье гнездо, зачесаны высоко надо лбом. Идя по комнате, она что-то тихо ворчала, и у нее уходило минуты три на то, чтобы усесться в кресле, поставить ноги на подушку и раскрыть перед собой Библию.
Дженифер прислушивалась к стуку очков, которые бабушка носила на цепочке, затем раздавался низкий грозный голос: «Отче наш, Иже еси на небесех…», и ему старательно вторил хор из нескольких голосов.
Постояльцы собирались за столом к завтраку. Дженифер смотрела на них поверх ободка своей чашки, но, если кто-нибудь замечал ее взгляд и заговаривал с ней, она отворачивалась и опускала голову, притворяясь, будто не слышит.
– Девочка просто робеет, ведь вокруг столько новых лиц, – оправдывалась мать, – вообще-то она очень разговорчивое маленькое создание.
Впредь Дженифер всегда пользовалась своей «робостью» как орудием защиты; она заметила, что если плотно закрыть рот и смотреть в пол, то никто не будет обращать на нее внимания, и она сможет свободно предаваться своим мыслям.
