Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Гектор резко дернул за звонок; явился лакей.
— Пьер, графиня заходила в мой кабинет?
— Нет, сударь.
— Кто же здесь был?
— Господин виконт д’Эспайяк, с поручением от вас. Потом он уехал вместе с графиней.
Гектор упал в кресло.
— Как, графини нет дома?
— Нет, сударь. Господин д’Эспайяк имел с нею беседу, а потом они вместе уехали; господин виконт еще раньше велел заложить карету — он очень торопился.
— В котором часу это было?
— Около десяти часов вечера.
— В какую сторону они поехали?
— Не могу знать. Господин виконт правил сам.
— Хорошо, ступай.
Лакей вышел, но сразу же вернулся.
— Я забыл, сударь, тут есть письмо для вас.
Это была повестка с вызовом к следователю для дачи показаний по делу Розы Микслен…
Де Мериа заперся в кабинете и как бешеный зверь начал крушить все вокруг, рвать бумаги и книги. Он был вне себя от ярости. Наконец, несколько успокоившись, Гектор впал в раздумье. Его лицо было искажено от ужаса.
— Надо покончить с собой! — пробормотал он.
Взяв револьвер, этот презренный человек долго смотрел на него, затем приложил к виску. Но у него не хватило мужества спустить курок, и он отбросил оружие.
— Нет, я не в силах себя убить… Быть может, меня помилуют, а может быть, не сумеют доказать мою вину…
Столь же трусливый, сколь и подлый, де Мериа мысленным взором окинул всю свою жизнь, и она показалась ему такой гнусной, что внушила отвращение. Он заплакал как ребенок. Его томил жгучий стыд, сердце раздирала тоска. Думая о жене, бежавшей с Николя, он корчился от бешенства. Трижды он брал револьвер и трижды малодушно ронял его. Ему хотелось жить, все равно где, все равно как, лишь бы жить.
Что его будут спрашивать о Розе Микслен? Этой девочки Гектор боялся больше всего на свете. Он вспомнил, как Роза в агонии пристально глядела на своих убийц, шепча: «Я никак не могу умереть!» Он вспомнил, как душил детскую шейку, пока на ней не порвалась лента; вспомнил сад, где он вырыл могилу в промерзшей земле, вспомнил испугавший его вздох, зловещее мяуканье кошки на дереве… Его обступили призраки; впереди всех — маленькая Роза. Ее щечка, прокушенная Эльминой, кровоточила, и Гектору казалось, что это течет его собственная кровь… Извиваясь, как червяк, он упал на пол.
Этой ночью у графа де Мериа еще сохранялись проблески разума; к утру же он потерял рассудок окончательно. Он не узнал ни умирающей Валери, которую привезли домой, ни ее матери, вызванной телеграммой. Его отправили в сумасшедший дом.
Госпожа Руссеран горячо благодарила Амели, а та, удивленная, что с нею обращаются как с порядочной женщиной, осталась ухаживать за Валери. Агата боялась, что огласка удручающе подействует на дочь, и хлопотала о прекращении начатого следствия. Ей удалось этого добиться, так как преступника все равно не поймали; к тому же он служил в полиции, и дело постарались замять.
Какие несчастья постигли семью Руссеранов! Поистине, каждый поступок, хороший или дурной, — это зерно, рано или поздно дающее входы…
XXXIX. У Девис-Рота
В тот день, когда заметка, реабилитирующая Эльмину, появилась в клерикальной прессе, Девис-Рот принял двух посетителей. Одного он вызвал сам; другой же явился без приглашения и крайне раздосадовал иезуита.
Вызванный им г-н N. вошел, низко кланяясь. Неудивительно: последнее время радужные мечты унесли его так далеко, что он совершенно забыл о святой матери-церкви, и Девис-Рот взялся напомнить ему об этом.
— Меня изумляет образ ваших действий, милостивый государь! — промолвил священник, смерив вошедшего суровым взглядом.
— Не знаю, ваше преподобие, чем вызван этот упрек? — отозвался следователь, который отлично понимал, в чем дело.
— Как это вы могли быть столь неосторожны и допустить скандал, имевший место на днях?
— Весьма сожалею, но меня заставили…
— Я отнюдь не хочу мешать правосудию и вовсе не собираюсь брать под свою защиту графа де Мериа или госпожу Сен-Стефан, людей совершенно чуждых делу церкви. Находившийся в их ведении приют основан частным благотворительным обществом, и я не вправе вмешиваться в его дела; однако тот, кто возводит хулу на всевышнего, всегда виновен.
— Но, ваше преподобие, — повторил г-н N., — я уже имел честь сказать вам, что действовал по принуждению.
— Когда дело идет о церкви, вы сами должны принуждать свою совесть. Вы забыли, что существует лишь одна истинная власть: та, что представляет Бога на земле. Вы перед нею провинились; если вы станете ее врагом, она сумеет расправиться с вами.
Дело принимало плохой для г-на N. оборот, и он приуныл. Путь полицейского чиновника не всегда усыпан розами…
— Что же я должен делать, ваше преподобие? — смиренно спросил он.
— Вести дела так, чтобы избегать всяких скандалов; начинать любое дело, и важное и незначительное, с устранения всего, что может служить победе неверия. В те времена, когда владычествовала церковь, она ввергала своих противников в искушительное пламя аутодафе; теперь же она вынуждена действовать осторожно, втайне от всех.
Иезуит говорил с каким-то исступлением; глаза его, глубоко запрятанные в орбитах, горели. Г-н N., от природы трусливый, был устрашен и удалился чуть не ползком. Один повелевал, другой пресмыкался; один был из касты верховных жрецов, другой — из породы лакеев… Вошел второй посетитель — уже известный нам врач-психиатр, который не чуждался клерикалов.
— Ваше преподобие, — сказал он, — прежде, чем обратиться к правосудию, я решил поговорить в вами. Мне хотелось пощадить несчастную начальницу этого проклятого приюта; я так бы и сделал, если бы не ее бегство, лучше всяких улик доказывающее ее виновность.
Он рассказал Девис-Роту обо всем, что происходило в приюте, о том, как Клара убежала, как ее арестовали.
— Откуда вам все это известно? — спросил Девис-Рот.
— Не могу открывать вам источник, но ручаюсь за достоверность.
— Разрешите мне усомниться, — сухо сказал иезуит. — Чтобы судить о чем-нибудь, мы должны не только иметь доказательства, но и знать их источник.
Старый врач увидел, что священника не переупрямить.
— Об этом будет сообщено в дальнейшем, — сказал он.
— Все равно. Госпожа Сен-Стефан мне мало знакома, но брызги грязи, поднятой этим скандалом, превратятся в целые комья и полетят прямо в лицо церкви. Вот что произойдет. Я не могу этого допустить. Вам, людям науки, нет дела до религии, утешительницы обездоленных, матери сирот; но я защищаю ее всеми способами, слышите?
— Я понимаю, ваше преподобие, но разве можно оставлять на свободе ядовитую змею? Я этого не сделаю и не допущу, чтобы эта женщина где-либо вновь принялась за прежнее. Я изобличу ее, так же как и ее сообщников.
— Это ваше последнее слово?
— Да.
— Вы хотите снова привлечь внимание к этой прискорбной истории, уже преданной забвению, и оскорбить чувства верующей черни?
— Я хочу, ваше преподобие, спасти детей простонародья от вампира, который их подстерегает.
Старая закваска клерикализма, на которой почтенный врач так долго замешивал хлеб науки, на сей раз не оказала обычного действия. Собеседники простились холодно.
Итак, преступления, творящиеся в приюте, вот-вот выплывут на свет… Но, видно, Эльмине и ее соучастникам помогал сам дьявол: на другое утро психиатр выпил чашку какао, после чего его разбил паралич. Агония продолжалась весь день, а к ночи он умер. Не было ничего удивительного в том, что восьмидесятилетнего старика хватил апоплексический удар — это произошло как раз вовремя, чтобы помешать ему осуществить свои благие намерения…
Об этом Девис-Рота тотчас же известил слуга врача, Одар, тот самый, который раньше служил у Руссеранов. Но прежде всего но служил неисповедимой воле Господней…
Иезуит больше не опасался разоблачений, так как обвинять по делу о приюте было некого: де Мериа сошел с ума, Николя и Эльмина исчезли, девочки ничего не помнили. Молодой помощник прокурора поплатился за излишнее служебное рвение, а г-н N. — за честолюбивые надежды, внушенные его открытиями. Все-таки он легко отделался, ибо чуть-чуть не сел на скамью подсудимых, как и те, с кем он хотел порвать.
