Царица без трона - Арсеньева Елена (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗

Тот, матерясь, отпрянул, утерся, нанес еще один удар – но без толку: человека можно убить только единожды.

Труп Басманова отшвырнули. Толпа прокатилась по нему, ринувшись вперед: добывать царя-расстригу!

Май 1606 года, Москва, дворец царя Димитрия

Этот сон снился ей часто и всегда пугал до дрожи. Чудилось, Марина поднимается по крутой высокой лестнице, и чем выше поднимается, тем круче становится лестница. Вот она уже почти прямо стоит, к небесам вздымается… и вдруг Марина с ужасом обнаруживает, что лестница бумажная! Она складывается под ногами, как гармошка, и Марина летит, летит со страшной высоты…

Марина захлебнулась криком и проснулась. Вскинула голову и сразу повернулась в ту сторону, где спал Димитрий. Скорее прижаться к нему, обрести покой в его объятиях! Пусть руки мужа оставляют ее холодной, пусть она не трепещет рядом с ним от страсти, но в его объятиях покой…

Однако постель была пуста, Димитрия не было рядом. И Марина сразу сообразила, отчего проснулась: со всех сторон гудели, звонили колокола. Но, заглушая набатный звон, неслись отовсюду крики, вопли ужаса, призывы о помощи. Кто-то неистово колотил в двери.

Марина рванулась было, чтобы отпереть, однако страх сковал все движения и не давал двинуться.

– Димитрий! – крикнула она, надеясь, что он вышел в умывальную или находится еще где-то поблизости, но муж не отозвался.

«Пожар!» – подумала Марина, однако дымом ниоткуда не тянуло.

И в ту же минуту до нее долетел голос Димитрия – словно бы откуда-то сверху, с небес грянуло предупреждение:

– Сердце мое, здрада! [66]

– Димитрий! – отчаянно закричала Марина, заламывая руки, но никто ей не ответил. Слышны были только колокольный звон, крики, в которых звучала то мольба, то угроза, стоны и женский визг.

Стало невыносимо холодно. Марина сгребла с постели все покрывала и свернулась клубком, натянув на себя все, что могла. Заткнула пальцами уши, затаила дыхание.

Если так лежать, может быть, ее никто не найдет?..

Здрада! Димитрий сказал: здрада! Значит, это мятеж… Москали восстали.

Марина уткнулась лицом в подушку.

Нет! Нет! Этого не может быть! Ведь только вчера они так чудесно веселились. И тем ужаснее оказалось пробуждение.

Она вдруг стала задыхаться в куче одеял и покрывал, выпросталась из-за них и услышала крики:

– Государыня! Панна Марианна! Милостивая моя госпожа! Отвори!

И громовой стук в двери, и юношеский голос:

– Панна Марианна! Что с вами?! Во имя Господа, отзовитесь!

Это был голос Янека Осмольского. А женщина, которая кричит так пронзительно, что перекрывает все остальные звуки, – Барбара Казановская.

Марина сорвалась с постели, ринулась к двери, кое-как отодвинула засов: руки со страху вовсе отказались повиноваться.

Вбежали Янек с Барбарой, одетые кое-как. Янек огромными, широко раскрытыми глазами только глянул на Марину – и рухнул к ее ногам, схватил краешек подола, потянул к губам:

– Панна моя, звезда моя, вы живы…

И обмер, видя, что она в одной сорочке, уставился на ее открывшуюся до колена обнаженную ногу. Лицо Янека вспыхнуло.

– Проснись! – взвизгнула Барбара, весьма чувствительно ткнув его носком в бок. – Не время на коленях стоять!

Янек вскочил, предупредительно отвернулся. Барбара одним махом надела на свою госпожу нижнюю юбку, потянулась к платью, но в это время Марина вцепилась ей в руки:

– Где мой супруг? Где Димитрий?!

– Не знаю, – ответил Барбара. – Басманов убит, вот все, что мне извест…

Она не договорила. Слова о гибели Басманова, которого Марина знала как ближайшего друга и наперсника мужа, сразили царицу. Это было все равно что услышать о гибели Димитрия!

У нее словно бы разум отшибло. Оттолкнув Барбару, Марина выскочила из опочивальни, прорвалась сквозь толпу своих женщин – простоволосых, полуодетых, бестолково мечущихся из комнаты в комнату, – и вылетела в сени. И замерла, прильнув к стене: за поворотом гремела сталь о сталь, слышались страшные крики – там сражались. Там уж точно смерть!

Повернулась к другой лестнице, еще пустой, слетела по ней легче перышка.

Позади что-то кричал Осмольский, но Марина не обращала на это внимания.

Пусть кричат, пусть зовут. Где-то здесь двери в подвал. Там можно спрятаться и отсидеться. Там, где они с Димитрием играли в прятки. Ее не найдут, ведь только Димитрий знает, где она пряталась. И когда все кончится, он придет за ней…

Кое-как сдвинула с места тяжелую дверь, проскользнула внутрь, но, сколько ни тащила дверь на себя, плотно закрыть ее сил не хватило. Откуда-то накатило пронзительным криком, и Марина оставила свое занятие, ринулась в глубь подвала.

И замерла. Там было невыносимо, ослепительно темно! Когда они бегали тут с Димитрием, у каждого был в руке факел. А теперь…

Почему кажется, что в этой темноте кто-то затаился? Зачем она пришла сюда? Кто стережет ее здесь?!

– Кто тут? – прошептала Марина, холодея от звука собственного голоса, который с глухим шелестом отражался от стен. – Кто?..

И умолкла – такой судорогой стиснуло горло. Больше она не произнесет ни слова, потому что это слишком страшно.

Марина молчала, но страх не уходил. В щель между неплотно прикрытой дверью и стеной врывались звуки разгоравшегося мятежа. Эхо подхватывало их, начинало гонять по подвальным закоулкам, шелестело ими, словно охапкой сухих листьев. Вскоре Марине почудилось, что со всех сторон на нее надвигаются люди и они что-то шепчут, шепчут…

Нет, здесь оставаться нельзя. Прежде чем Димитрий ее отыщет, она не один раз сойдет с ума от темноты, страха, неизвестности!

А там, наверху, ее не тронут. Кто посмеет поднять руку на царицу? Это она только в первую минуту растерялась от испуга, от криков, от исчезновения Димитрия. Надо вернуться, одеться и сказать этим безумным москалям…

Какое счастье, что дверь осталась открытой и в нее пробивалась тоненькая полоска света, иначе Марине нипочем бы не найти выхода из подземелья!

Опять сражение с дверью, опять вопли в коридоре… Но теперь она увидела тех, кто кричит!

Мужики, московиты. Одетые в простую одежду и люди более богатые – наверное, дьяки. Все куда-то валом валят, у всех безумные лица. Марина вжалась в стену. На нее никто не обращал внимания, она тихонько, бочком-бочком продвигалась к лестнице. По ступенькам вверх-вниз сновали люди. Закрывая голову руками, бежал какой-то обезоруженный алебардщик, за ним гнались московиты, свистя и улюлюкая, как на псовой охоте. Мужики вошли в такой раж, что сшибли Марину со ступенек. Она упала, тотчас вскочила, чтобы не быть раздавленной их здоровенными ножищами.

– Где их поганая царица? – вдруг завопили за поворотом. – Подать сюда проклятую еретичку!

Марину точно ожгло кнутом.

Ее ищут! Ее сейчас найдут, схватят, она почти раздета, ее распнут прямо здесь, на ступеньках, и будут называть курвой [67] за то, что бегает по дворцу полунагая, словно последняя тварь, которая отдается за деньги!

Чувство собственного достоинства, прежде подавленное животным страхом, ожило в ней с такой внезапностью, что у Марины словно крылья выросли. Она побежала по лестнице, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, на кровь, обагрившую стены и ступени.

– Где царица? Подать сюда царицу! – неслось со всех сторон, но Марину словно накрыла шапка-невидимка. Никем не замеченная, никем не остановленная, она воротилась в свои покои – и лицом к лицу столкнулась с Барбарой, которая тут же схватилась за свою госпожу обеими руками и замерла, не в силах совладать с переполнявшими ее чувствами. Слезы так и хлынули из ее глаз, но стоило Марине приказать с привычной холодностью и непререкаемостью:

– Одеваться! – как Барбара мгновенно очнулась.

– Стефка! Платье государыни! – рявкнула она.