Зов сердца - Блейк Дженнифер (первая книга .TXT) 📗
— Все в порядке, — сказал он. — Это пустяки.
Он задыхался, но его голос был бодрым и немного суровым. Она поверила ему, несмотря на то, что по его лицу текла кровь.
— Тогда пойдем домой.
Они встали, выдираясь из липкой грязи, и повернули к дому. Перед ними, прямо на границе света, который отбрасывал фонарь, что-то зашевелилось. Это мальчишка пытался вернуть свой фонарь. Рене узнал его. Он шагнул вперед и властно крикнул:
— Эй ты, парень, постой! Иди сюда.
Мальчишка попятился, глаза на его узком лице расширились.
— Я не знал, месье! Клянусь, я ничего не знал!
Рене снова закричал на него, но Сирен стиснула его руку. Она заговорила тихим, спокойным голосом:
— О чем ты не знал? Скажи нам.
— Я просто должен был освещать дорогу, вот и все! Вот и все.
— Мы знаем, мы заплатили тебе. О чем ты говоришь?
— И другой человек тоже. Тот, что с пистолетом. Он указал мне на вас. Сказал, что я должен освещать дорогу, согласившись на умеренную плату или даже бесплатно. Я не знал, что он собирался сделать. Я не знал!
— А того человека ты знал? — спросила Сирен. Уличные мальчишки часто знают много необычного.
— Нет, мадемуазель. Было темно, а он был в маске.
Рене достал кошелек и, щурясь от крови, все еще стекавшей ему на глаз, выудил монету. Он бросил ее мальчику.
— Мы тебе верим! Забирай свой фонарь и уходи.
Мальчик не колебался. Он подхватил орошенную монету и фонарь почти одновременно, а потом пустился улепетывать, словно за ним гнались черти. Сирен хотелось бы сделать то же самое. От этого ее удерживали только гордость, чувство собственного достоинства и упрямое нежелание, чтобы человек в маске заставил ее спасаться бегством. Все это и рука Рене у нее под рукой увеличивали ее мужество, придавали ей сил.
Они не сознавали, насколько они покрыты синяками, вымазаны в крови и грязи, пока Марта не открыла им дверь и они не увидели ужас на ее темно-коричневом лице. С причитаниями и вопросами она торопливо впустила их в дом и осторожно сняла с них плащи, перемазанные в грязи. Она усадила их возле огня, стянула с них обувь, потом поспешила на кухню согреть воду для ванны, приготовила горячий ромовый пунш и настояла, чтобы они выпили.
То ли на Сирен подействовал крепкий ром, то ли ее согрела горячая жидкость, но дрожь внутри начала стихать. Рана у Рене на виске перестала кровоточить, но ее нужно было обработать. Марта принесла бинты и миску с горячей водой. Сирен наблюдала, как она бестолково возилась с ними, потом встала и подошла к ней.
— Позволь мне, — сказала она и забрала у нее мокрый тампон, который та безуспешно пыталась приложить к ране. — Я думаю, мы напугали тебя; почему ты тоже не выпьешь пунша?
— Мадемуазель — дама с понятием, — сказала служанка, уступая ей место с явным облегчением.
— Совершенно незачем вам обеим нянчиться со мной, — заявил Рене, вставая и пытаясь отобрать у Сирен мокрую ткань. — Я могу справиться сам.
Сирен отмахнулась от него.
— У тебя снова пойдет кровь. Ложись на кушетку и не шевелись.
От ее ворчливого тона в глазах Рене вспыхнуло тайное удовлетворение. Он обнаружил, что при виде ран женщины превращаются в придирчивых начальников. Он годами заботился о себе сам, перевязывая на скорую руку гораздо более серьезные порезы и царапины. Однако в том, что с ним обращались, как с больным, не было ничего неприятного; он мог бы даже получить от этого удовольствие. Рене сделал, как просила Сирен, сложив на груди руки с видом полной покорности.
Сирен смотрела на него с подозрением, но его взгляд был ясным и терпеливым, хотя в уголках рта притаилась слабая улыбка. На мгновение у нее снова задрожали пальцы, и она почувствовала себя ужасно, невыносимо неловкой и неуклюжей. Она с трудом отвела от него глаза и изо всех сил сосредоточилась на том, что делала, и мало-помалу к ней вернулось самообладание и проворность движений.
Кровотечение было обильным, как при любых ранениях в голову, и хотя рана была глубокой, она оказалась не особенно серьезной. Сирен промыла кожу вокруг нее смыла засохшую на волосах кровь. Не имея лекарств, которыми ее мать когда-то лечила ее царапины и порезы, она перевязала ему голову бинтом из старой простыни и понадеялась на лучшее.
Она обнаружила, что враждебное чувство, которое она в эту ночь испытывала к Рене, прошло, вытесненное как перенесенной вместе опасностью, так и тем, что оба они были грязны по уши. Вместо него возникла какая-то усталая тревога и теснота в груди.
Она неожиданно спросила:
— Ты думаешь, это нападение как-нибудь связано с предыдущим?
— О чем ты говоришь?
— О покушении на твою жизнь в ту ночь, когда я вытащила тебя из реки, разумеется. Мне кажется, кто-то хочет твоей смерти.
Он беззаботно пожал плечами.
— Вероятнее всего, они хотели моих денег.
— В прошлый раз они их не взяли.
— По недосмотру. Они не собирались меня убивать, а когда подумали, что убили, испугались.
— Ты сам в это не веришь.
— Разве?
— В ту ночь их было двое; я видела, как они швырнули тебя в реку. Сегодня ночью их было трое, и один заплатил мальчишке, чтобы он завел тебя в ловушку.
— По-моему, это пахнет наемными убийцами.
— А причина? — Он сел, слегка улыбаясь, и пальцами ощупал повязку, проверяя ее прочность. — Я здесь почти чужой.
Его легкомыслие приводило в ярость.
— За этим должно что-то быть. Не могли за тобой последовать из Франции? Не случилось ли там чего-нибудь, отчего у тебя могли бы появиться враги? Возможно, есть какая-нибудь связь с причиной твоего отъезда?
— Если и так, то мне она неизвестна. Это было простое совпадение, вызванное алчностью и дождливой ночью. Если тебя это не устраивает, тогда ты могла бы поразмыслить, почему один из этих убийц, как ты их называешь, пытался похитить тебя.
— Это же очевидно. Я была свидетелем, и не сомневаюсь, что, если бы им удалось убить тебя, мне была бы уготована та же участь.
— Боюсь, это слишком мелодраматично. Гораздо вероятнее, что какой-нибудь мужчина захотел тебя и принял такие крутые меры, чтобы удовлетворить свои желания.
На нее напал смех.
— Не говори глупостей.
— Ты не веришь? Подумай о своем лейтенанте. Похоть и месть заставляют мужчин проделывать удивительные вещи.
— Ты, разумеется, судишь по собственному опыту?
— О, конечно, — ответил он, и вдруг в его взгляде появилось отчаяние.
Она долго смотрела на него, и в ее душу медленно закрадывалось мучительное беспокойство, покрывая все тело мурашками. Мысль о том, что кто-то хотел причинить ей вред, задумал захватить ее, использовать для своих низменных прихотей и целей, была ужасна. Она резко отвернулась от него, вскинув руки, словно пытаясь отгородиться от такого предположения.
— Нет, это невозможно.
— Он мягко переспросил:
— Невозможно?
В тишине потрескивал огонь в камине. Снаружи дождь ровно и безостановочно барабанил по крыше и тяжело плюхался с карниза на землю. Сирен вспомнила скрытый гнев на лице лейтенанта, когда ему помешали. Но это еще не все. Если у одного человека могло появиться намерение причинить ей вред, то почему бы того же не захотеть другим?
Госпожа маркиза, хотя у нее по-настоящему и не было на то причины, в какой-то момент в этот вечер взглянула нее со смертельной ненавистью. И еще был Туше. Она оскорбила этого человечка в ту ночь на побережье, хотя непреднамеренно, а такие, как он, долго не забывают унижения. Кто еще это мог быть? Арман, потому что она не могла ответить взаимностью на его чувства или откликнуться на его преувеличенное обожание? Бретоны, из-за угрозы, которую она представляла собой для них?
— Нет! — воскликнула она, обхватив себя руками. — Нет. Это не из-за меня. Из-за тебя.
Он встал, положил руки ей на плечи и тихо сказал:
— Да, я думаю, так и было. Или просто ограбление, а нас выбрали случайно.
Его прикосновение успокаивало, он искренне пытался тешить ее. Беда была лишь в том, что она ему не верила. Немного спустя вода для мытья согрелась. Поскольку огонь в гардеробной, разведенный для них, пока они переодевались к балу, потух, фарфоровая сидячая ванна была поставлена в спальне. От воды поднимался легкий пар, она быстро остывала. Рене остался сидеть в салоне, потягивая остатки пунша, Сирен пошла мыться первая. Марта хлопотала возле нее, доставала полотенца, пробовала воду, расставляла свечи. Ее суетливость действовала Сирен на нервы. Она позволила служанке закрепить себе волосы на макушке и расстегнуть сзади платье, а потом, несмотря на протесты, отослала ее спать.
