Жемчужина императора - Бенцони Жюльетта (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
В его глазах навеки застыл ужас, тело в последний раз напряглось и замерло. На этот раз все действительно было кончено. Маша чуть дрожавшей рукой опустила ему веки и перекрестилась, а потом горестно прошептала:
– Перед смертью не лгут!.. Все надо начинать заново! Снова перекрестившись, она принялась читать молитвы.
– Раз уж он так раскаивался, мог бы и Альдо освободить! – в бешенстве воскликнул Адальбер. – Надо обшарить этот дом от подвала до чердака! И еще надо найти Мари-Анжелину, – прибавил он, вспомнив, наконец, о подруге.
– Вам-то как раз лучше сидеть тихо! Слышите, что говорю? Сидеть! – приказала Маша. – Сначала я промою ваши даны...
– Позже, позже, еще успеем! – отмахнулся Адальбер, надевая рубашку и куртку. – Займитесь лучше другими ранеными! – посоветовал он, указывая на Мартина, медленно приходившего в чувство, и Теобальда с перевязанной кухонным полотенцем рукой, которого только что привел Алеша.
Судя по бледному перекошенному лицу, Теобальд сильно страдал, но при виде хозяина сумел выдавить из себя улыбку:
– Пусть месье из-за меня не расстраивается!.. Все образуется! Но вам придется какое-то время самому чистить себе ботинки! И я прошу у вас прошения!
Адальбер приблизился к слуге и крепко обнял:
– Не говори глупостей! Я сам буду чистить тебе ботинки.
А потом ушел вместе с четырьмя братьями Васильевыми. Им предстояло осмотреть каждую из комнат, а в доме их насчитывалось немало. Входя в очередное помещение, они зажигали свет, выходя, оставляли его включенным, и вскоре все здание засияло огнями, как в праздник. Однако ни малейшего следа Морозини нигде не обнаружили. Зато почти чудом удалось найти в одной из колоколенок на крыше мадемуазель дю План-Крепен. Ее кинули туда, словно тюк с грязным бельем, и она едва могла дышать, но, услышав шум, застонала, и ее стоны привлекли внимание Адальбера.
– Почему вас не связали и не заткнули вам рот? – удивился он, помогая подруге спуститься на чердак.
– А вам что – кажется, я еще мало натерпелась?
Пока они спускались вниз, археолог успел рассказать Мари-Анжелине о последних событиях, но все равно она вздрогнула при виде горы тел на полу. Мартин Уолкер, который наконец-то пришел в себя, тоже смотрел на следы бойни ошеломленным взглядом и скреб пятерней во взъерошенных светлых волосах. Его висок теперь был украшен синяком размером с куриное яйцо. Но не это его заботило:
– Надо же, я все самое интересное пропустил! Теперь вам придется обо всем подробно рассказать... А Морозини так и не нашли?
– Так и не нашли! Весь дом вверх дном перевернули – и никаких следов!
– А это кто? – спросил журналист, кивнув на Мари-Анжелину. – Тоже из их шайки?
– Нет. Это мадемуазель дю План-Крепен, родственница Морозини. Она заняла место Лизы перед тем, как та должна была отдать выкуп и сдаться сама. Но об этом мы расскажем вам попозже! Сейчас надо...
– Позвать комиссара Ланглуа, и побыстрее! Хотя бы для того, чтобы пересчитать трупы и помочь нам обшарить сад.
– Вы думаете... его там закопали? – еле выговорил Адальбер, у которого перехватило дыхание.
– Нет, так я не думаю, – нетерпеливо ответил Уолкер. – Да проснитесь же, старина! Вы разве забыли, что увидели из дома по соседству? Тамара отправилась в сад с хлебом и ведром, а вернулась с пустым ведром.
– Поскольку я не видел, что было в ведре, я подумал, что она пошла выливать помои...
– ...или отнести кому-то пищу! Должны же у этого чертова дома быть какие-нибудь подсобные строения или что-то в этом роде?
– Вы правы! Пойдем поглядим! Но какая жалость, что этой проклятой бабе удалось бежать! Клянусь вам, она заговорила бы...
Внезапно раздался спокойный бас полковника Карлова:
– Вы что-то потеряли?.. Не это, часом?
Он привел на поводке Тамару, словно злобного пса: вокруг шеи у нее была обвязана веревка. Другим концом веревки Карлов связал ей руки за спиной. Монголка молчала, и ее плоское лицо дышало ненавистью, но, увидев сородича, лежавшего мертвым на полу, она завыла как волчица, потом разразилась потоком проклятий и хотела броситься на тело, однако Карлов, дернув за веревку, ее удержал:
– Насколько я понял из слов дикарки, это ее муж, – пояснил он. – Иными словами, она была куда больше предана Агалару, чем бедной Тане. Ей просто-напросто было поручено присматривать за графиней: бедняжка могла переезжать сколько угодно, она все равно тащила за собой это каторжное ядро...
– Мы позволим ей плакать сколько угодно после того, как она скажет, где Морозини! – перебил его Адальбер. – Спросите у нее, куда она в тот раз шла со своим ведром и с хлебом! И, пожалуйста, как можно более решительно! Иначе я сам этим займусь...
– Вам все равно потребуется переводчик: по-французски она знает всего несколько фраз. То, что совершенно необходимо знать прислуге.
Но монголка не отвечала на вопросы, она упрямо молчала, сжав губы в тонкую линию на восковом лице. Тем временем братья Васильевы, вооружившись электрическими фонариками, обшаривали парк. Вскоре Алеша вернулся – один, поскольку его братья продолжали искать.
– Мы ничего не нашли, потому что ничего там нет. Сад состоит из заросшего травой куска земли, маленькой рощицы, а за ним идет, довольно высоко над дорогой, нечто вроде плато с непролазными кустами... Мои братья продолжают искать, больше для очистки совести, чем ради чего-то еще. Пленника здесь нет... Ну, и где в таком случае искать дальше?
Адальбером овладела настоящая ярость. Он бросился к монголке с криком:
– Клянусь вам, сейчас она заговорит! Эта женщина знает, где он. Я в этом уверен! Она должна заговорить! Должна! Говори, черт тебя возьми! – он в отчаянии разрыдался и вцепился в женщину.
Его оттащили. На Тамару его рыдания не произвели ровно никакого впечатления, точно так же, как и само его внезапное нападение. Стоя на коленях рядом с телом мужа, по-прежнему со связанными руками, она затянула что-то тихое и монотонное, но действовавшее сильнее любых криков. И тогда в дело вмешалась Маша.
– Предоставьте это мне! – спокойно сказала она. – Я, кажется, знаю, что надо ей сказать...
Она опустилась на колени рядом с Тамарой... и запела.
У тех, кто ее слушал, мороз пробежал по коже. Никогда еще голос цыганки не был таким теплым, таким берущим за душу. Тем не менее мелодия не походила ни на одну из тех песен, какие они слышали раньше. В ней было что-то более дикое, героическое и вместе с тем отчаянное...
– Что это она поет? – прошептал Карлов. – Не понимаю... – Это, кажется, что-то монгольское, – ответил Алеша. – Понятия не имею, откуда она такое знает...
Одно было несомненно: на Тамару песня подействовала. Она повернула голову к цыганке и слушала с таким напряженным вниманием, что это ощутили все присутствующие. Вскоре, не переставая петь, Маша развязала веревку, стягивавшую запястья Тамары и, встав, протянула ей руку. Та, не отпуская руки певицы, в свою очередь поднялась. Казалось, жизнь монголки зависит от этого голоса, этого взгляда...
Рука в руке, женщины направились к двери и вышли из дома... Адальбер и Мартин хотели броситься им вслед, но Алеша их удержал:
– Пойдем следом, но на некотором расстоянии!
Ночь, до сих пор непроглядно темная, начала уступать место рассвету, и в силуэтах двух этих женщин, медленными шагами удалявшихся сквозь ленты наползавшего с реки тумана, скользившие среди деревьев, было что-то завораживавшее. Маша продолжала петь... Те, кто шли следом, старались ступать тише, они затаили дыхание, сознавая, насколько хрупка связь между певицей и той, что так напряженно ей внимает...
Наконец они вышли из рощицы и оказались на возвышенности, о которой говорил Алеша. Оттуда открывался вид на Сену, на темный массив Булонского леса и огни города. Внезапно Тамара присела на корточки среди высокой травы, принялась раздвигать эту траву, перемешанную с землей, потом, выпрямившись, поглядела на Машу. Та умолкла и протянула к Тамаре обе руки, но монголка с криком, напоминавшим рыдание, увернулась от нее, подбежала к краю земляной террасы и бросилась в пустоту...
