Неотразимый обольститель - Крэн Бетина (чтение книг .TXT) 📗
Прежде всего – лихорадочно думала она – федеральные выборы находятся под юрисдикцией правительства штата. Ей нужен кто-то, обладающий властью... судья... федеральный судья... которого можно убедить сделать то, что требуется. А потом ей придется сыграть на гордости Коннора или на других струнах его души и заставить его вернуться к предвыборной гонке.
Через несколько минут она нашла нужное решение. Беатрис знала одного человека, который сумеет уговорить федерального судью и обладает достаточной твердостью характера, чтобы заставить упрямого кандидата продолжить борьбу за место в конгрессе.
У нее не заняло много времени узнать, где живет Херст Барроу, но добраться туда оказалось нелегким делом. Он удалился от городского шума в особняк, расположенный в сельской местности на севере от Нью-Йорка. Когда ее впустили в двери, обитые железом, и она прошла в пещерообразный холл, то этот дом показался ей больше похожим на крепость, чем на жилище. Каменные стены были больше фута в толщину, интерьер украшали панели из темного дерева, а мебель казалась чересчур массивной и неподъемной. Воздух был затхлым, а сквозь арочные проемы Беатрис увидела, что в комнатах все еще задернуты гардины. Был уже полдень, ярко светило солнце, но в доме Херста Барроу горели лампы.
Дворецкий вернулся, заявив, что хозяин занят и его нельзя беспокоить. Беатрис посмотрела в глаза высокомерному старому слуге, а потом пошла мимо него вдоль по коридору, из которого тот появился. Она пыталась найти старика, открывая одну дверь за другой, и наконец обнаружила старого банкира, скрывающегося в темном, с рядами книг вдоль стен кабинете. Его редкие волосы торчали во все стороны, а одну ногу, страдающую от подагры, он положил на табурет.
– Какого черта... – Старик со стуком опустил на стол увеличительное стекло, при помощи которого читал, и принялся ругаться.
Дворецкий многословно извинялся и пытался вытащить Беатрис из комнаты, но поскольку ему было неудобно применять силу к женщине, она этим воспользовалась. Освободившись от его рук, Беатрис вплотную подошла к столу, за которым скорчился Херст.
– Что вы здесь делаете? – спросил он, жестом отсылая дворецкого.
– Я пришла, чтобы заключить с вами сделку.
– Сделку? – Он издал сухой смешок, изображавший язвительное удовольствие. Сделки были смыслом его жизни. – Вы уже провалились с этим своим банком?
– Сделка касается не этого, – ответила Беатрис, рассматривая старика и его окружение.
– С чего бы это я решил заключать с вами сделку? У вас нет ничего, что бы меня заинтересовало.
– А вот и есть, – ответила Беатрис, хитро прищурившись. – Вы хотите, чтобы вас уважали, почитали, даже обожали? Хотите снова вернуться к жизни, вместо того чтобы превращаться в старый сухофрукт, – она повела рукой вокруг, – в своем заплесневелом мавзолее? – Беатрис оперлась о стол и, блестя глазами, бросила старику новый вызов: – Хотите повернуть часы на десять лет назад и исправить самый глупый поступок в своей жизни?
Херст Барроу набрал воздуху, чтобы разразиться гневной отповедью, но почему-то, встретившись с ней глазами, ничего не произнес. Наконец он откинулся назад в массивном кожаном кресле и пристально посмотрел на нее.
– А вы соображаете лучше, чем десяток мужчин, – ровным голосом проговорил он.
Беатрис выпрямилась, нисколько не смутившись.
– Так и есть.
– Вы не можете мне ничего предоставить, – обвиняюще произнес старик.
– Могу. – Она разгладила полу жакета. – Если вы окажете мне одну услугу.
Он с минуту изучал ее, глаза его заблестели.
– Какую услугу?
– Юридическую. Надо нажать на федерального судью. «Таммани Холл» вычеркнул Коннора из списка кандидатов, и они сказали, что он больше не участвует в выборах. У них нет никакого права так поступать, я проверяла, но они настроены против него. А у нас нет времени, чтобы довести дело до слушания в суде. Решение должно быть принято быстро. Если кто-то и может выиграть дело в федеральном суде менее чем за неделю, то только вы.
– С чего мне помогать этому наглому щенку? Он от меня отвернулся...
– Его заставили, – пояснила Беатрис. – Вы же сами отталкивали его обеими руками.
– Сам заварил кашу, пусть сам ее и расхлебывает, – проворчал старик.
– Он не захотел превращаться в половую тряпку.
– Он связался с бандой ирландских отбросов в своем «Таммани Холле» и заслужил такое обращение.
– Он отрекся от этих мерзавцев... по той же самой причине, что и поссорился с вами. Потому что он настоящий мужчина. – Беатрис выпрямилась. – Он хороший человек – сильный и принципиальный. Такой, который нужен в этом мире.
Херст нахмурился, но глубокая морщина на его лбу и почти ссутулившиеся плечи подсказывали Беатрис, что ее слова упали на благодатную почву. И она надеялась, что последний толчок поможет ему вернуться все-таки в мир живущих.
– Мы с вами очень похожи. – Ее голос и лицо выражали сочувствие. – Мы оба прожили жизнь в погоне за властью – над вещами и людьми, окружающими нас... только для того, чтобы понять: нельзя властвовать над всем самым ценным. Любовь во всех ее проявлениях – это дар. Нельзя заставить другого человека подарить тебе любовь... можно только предложить ее и надеяться. Я делаю вам предложение, Херст Барроу. И это, может быть, ваш последний шанс.
Когда старик, все еще упрямясь, взглянул на нее, Беатрис готова была поклясться, что в его глазах блестели слезы.
Было уже поздно, когда следующим вечером Коннор повернул ключ в замке своей входной двери. Он провел большую часть дня, бродя по улицам, чтобы не возвращаться ни домой, ни в свою осажденную юридическую контору. Затем, когда репортеры устали ждать и разошлись, Коннор по пожарной лестнице забрался в офис, чтобы вздремнуть на диванчике. После этого он поужинал в маленьком итальянском кафе, подальше от Бродвея, и возобновил свою долгую прогулку, направляясь на этот раз домой.
В гостиной горел свет, но Коннор быстро отмел возможность пребывания там Биби. Ему чертовски повезет, если она захочет разговаривать с ним после того, как он ее покинул накануне. Ему требовалось время и место, чтобы серьезно все обдумать. Он снял шляпу и помятое пальто и повесил их на вешалке в холле.
Когда Коннор зашел в гостиную, чтобы выключить свет, то буквально окаменел... глядя на своего сморщенного, высохшего от старости деда, который дремал в одном из кресел у камина. Старик накрыл себе колени пледом, который взял с дивана, и, казалось, чувствовал себя очень уютно.
Первым побуждением Коннора было сбежать, вторым – выгнать старика прочь, а третьим, самым цивилизованным, – разбудить его и выяснить, какого черта он тут делает.
– Явился позлорадствовать, верно? – громко спросил Коннор, и старик с сопением и бормотанием проснулся.
– А? Что? – Херст резко подскочил.
– Как ты сюда попал? – спросил Коннор.
– Твоя домоправительница. – Старик вытер рот сморщенной рукой. – Она слишком доверчива, ты должен ее уволить.
– Она впустила тебя... Наверное, уволю. – Коннор стоял посередине комнаты, уперев руки в бока. На этот раз он не собирается никуда уходить. – Чего тебе надо?
– Новая левая нога, хороший слух и прожить на десять лет подольше, чем мне осталось. Правда, не известно, у кого все это просить, – ответил Херст, сбрасывая с колен плед. – Могу тебе сказать, это была не моя идея. Это все твоя чертова кукла! Она меня заставила.
Дед мог иметь в виду только Биби. У них не было других общих знакомых «чертовых кукол». Коннор нахмурился.
– Но зачем? – спросил он.
Зачем, спрашивается, в такое время Биби стала бы ему навязывать его несчастного, задиристого деда-самодура.
– У нее какие-то дурацкие представления о «горе и Магомете». Говорит, что у нас с тобой есть еще общие дела. По-моему, это глупая, романтическая чепуха. – Херст негодующе съежился. – Она твоя – ты с ней и разбирайся.
Коннор изо всех сил цеплялся за то душевное равновесие, которого достиг в последние двадцать четыре часа. Возможно, именно это вернувшееся самообладание позволило ему увидеть всю нелепость стариковского ворчания. Коннор не мог сдержать улыбку. Херст посмотрел на него с хорошо отработанной гримасой.
