Роковое зелье - Арсеньева Елена (книги онлайн полностью TXT) 📗
– Ты в девичьей была? – спросила Екатерина высокомерно.
– А тебе что? – Даша нагнулась, подобрала платок, накинула на плечи – и почти с наслаждением ощутила, как сразу стало ей тепло. – Твоя какая печаль, где я бываю, куда хожу… днем ли, ночью?
Взгляд Екатерины заметался испуганно, однако светская выдержка, привитая ей, была воистину выкована из стали, как броня. Помолчала, потом произнесла с ледяной полуулыбкой:
– Была ты там, знаю. Девки сказывали. Сонька платье мое туда унесла зашивать… дура, кто ее просил! – Броня Екатерины на миг дала трещину, но только на миг. – Из карманчика выпал… вещица одна выпала. Девки божились, что не трогали, а Матрешка вспомнила, как ты что-то с полу подбирала. Отдай.
– Какая же это вещица?
Екатерина раздула ноздри:
– У тебя она или нет?
– Как я могу сказать, коли не знаю, что ты потеряла? Ну, в самом деле, подобрала я в девичьей кое-что. А вдруг ты вовсе не это ищешь?
Княжна прищурилась:
– Хорошо, скажу. Я ищу флакон из розовой яшмы. Крышечка на нем золотая, да и сам флакон цены необыкновенной. Смотри, не отдашь доброй волею – кликну людей. Обыщут тебя, найдут – воровкой ославят.
– Меня ли одну? – легко повела плечами Даша. – Как бы тебя заодно со мной воровкою-то не ославили!
– Это еще почему?! – вспыхнула княжна.
– Будто не знаешь. Флакончик-то не твой. Был он спрятан в поясе испанского курьера, а ты…
– Какой еще пояс? – резко, холодно прервала Екатерина. – Я его нашла! В лесу нашла, понятно? Откуда мне знать, чей он?
– Зато ты знаешь, что в нем, – спокойно кивнула Даша… и на миг ей стало жаль высокомерную княжну, раскрасневшееся от волнения лицо которой вмиг обесцветилось до меловой бледности.
– Что в нем? – Голос Екатерины задрожал. – А что в нем особенного? Жидкость какая-то…
– Какая-то? – Даша слабо усмехнулась. – Какая-то, говоришь? Ну так ты у Стельки спроси, какая она. Или у меня. Спросишь?
Теперь не только лицо Екатерины побелело – чудилось, даже синие глаза вылиняли до бледной голубизны. Несколько мгновений она молчала, силилась совладать с прыгающими губами. И опять на помощь ей пришло высокомерие, уверенность в своем праве совершить все, что угодно, любой поступок, пусть он даже станет причиною гибели другого человека, лишь бы послужил во благо ей, княжне Екатерине Долгорукой! Опять пришла на помощь убежденность в тупости окружающих, в их неспособности думать, чувствовать, страдать, а главное, в ее праве причинять им любые страдания.
– Что ты мелешь? – выговорила она с усилием, но твердо. – Тебе никто не поверит!
– Довольно, что ты веришь, – слабо улыбнулась Даша и двинулась к двери, но Екатерина одним прыжком опередила ее:
– Отдай, говорю тебе, что взяла! Это не твое!
– Ты тоже взяла чужое, – мягко уклонилась от ее напряженного взгляда Даша.
– Что я взяла? Что?!
Даша слабо вздохнула:
– Сорочку мою. С петушками и крестиками. Сорочку мою девичью…
И беспрепятственно вышла в дверь, от которой вяло, будто неживая, откачнулась княжна Екатерина Долгорукая.
Государыня-невеста.
Октябрь 1729 года
– Итак, дальнейшее ожидание бессмысленно, Алекс. Теперь уже ясно, что ваш груз утрачен навсегда.
– Увы, это так. Более того, в последнее время я был прикован к постели и не мог даже выведывать, вынюхивать и шпионить за де Лириа в той степени, в какой бы от меня требовалось.
– Как вы сказали? Выведывать, вынюхивать и… Ха-ха-ха! До чего же вы злопамятны, сударь!
– Память у меня действительно хорошая. Правда, иногда она меня все-таки подводит. Не откажете в дружеской услуге? Не поможете ее освежить?
– Что именно я должен помочь вам вспомнить?
– А вот что. Еще там, в Лондоне, когда вы удостоили меня чести вступить в ложу…
– И сделал я это напрасно, – перебил Кейт. – Именно честь, оказанную вам, вы и не смогли сберечь!
– Пусть так, – покладисто кивнул Алекс. – Хотя случившееся со мной происходило не по моей злой воле, а по стечению неблагоприятных обстоятельств. И отрицать это не стоит, если вести речь о справедливом суде. Но забудем о справедливости. Я, собственно, о другом. Итак, в Лондоне вы вели речь о бывшем русском царе. Тезке нынешнего. Вы рассказывали о том, что Петр создал в Москве, в Сухаревой башне, «Нептунову ложу». Первое русское общество масонов. Председательствовал на тайных заседаниях Франц Лефорт, сам Петр был первым надзирателем, Феофан Прокопович – оратором ложи, входили туда Апраксин, Брюс, Фергюссон, Черкасский, некоторые другие близкие к царю люди. Сам же Петр был принят в ложу Кристофером Реном, архитектором лондонского собора Святого Павла, и в дальнейшей деятельности своей руководствовался только целями и задачами нашего ордена. А эти цели и задачи подчинены некоему высшему смыслу.
– Отчего же некоему? Совершенно определенному. Смысл этот – создание и перевоспитание общества на новых началах. Разрушение всего старого, всех существующих устоев, и на развалинах прошлого постройка царства новой истины, новой религии, создание новых узаконений.
– Вижу, память ваша не так уж плоха. В общих чертах вы назвали наши цели весьма точно.
– И все же я запамятовал – а что в этом случае происходит с народом?
– А какое вам дело до народа? Народ всегда несдержан и груб – это, в сущности, быки, которым нужны ярмо, погонщик и корм.
– Но ради кого, ради кого же трудятся в таком случае наши братья? Ради кого проводил свои преобразования Петр? Почему вы называете его Великим, если он сделал свою страну несчастной и обездолил свой народ?
– По-моему, у вас все еще жар, Алекс, – сокрушенно сказал Кейт. – Определенно жар. Что это значит – обездолил свой народ? С чего вы это взяли?
– Видите ли, Хакоб, я прожил жизнь вдали от России. Я мало что знал о ней. Теперь узнал больше. Надо только не лениться слушать (даже не подслушивать, а просто слушать!) – и тогда узнаешь очень многое. Надо не лениться думать – и тогда сделаешь совершенно неожиданные выводы. Вот вы говорите, он создал европейский парадиз. Но для того, чтобы превратить ненавистную ему Московию в этот «рай», он вынуждал людей голодать и страдать. Здесь, в посольстве, я нашел наблюдения предшественника де Лириа, имперского посла Рабутина, который писал, что содержание русского рабочего на государевых фабриках почти не превышало того, во что обходится содержание арестанта. Работали сутками. Поборы были таковы, что населению не оставляли денег даже на соль. Русские не могут жить без своих бань, но многим приходилось забыть и о них, потому что и за бани приходилось платить налоги. На бани, на погреба, дубовые гробы, топоры, узду, седла, а ведь были еще налоги корабельный, драгунский и всякие прочие. Причем, вы что думаете, это была мирная акция – сбор налогов? Особые военные отряды рыскали по деревням, выколачивая из крестьян последнюю монету.
– Вы все время общаетесь с господами иезуитами, – спокойно подал реплику Кейт, – а не усвоили главного принципа их деятельности. Почаще вдумывайтесь в смысл этих слов: «Цель оправдывает средства!» – и тогда сможете видеть за малым великое. Петр был истинно велик тем, что умел смотреть в завтрашний день. Он создал в России, в этой мучительной стране, флот…
– Флот? Ради этих двух-трех десятков суденышек были вырублены леса в Воронежской губернии. Эти места сделались безжизненной степью. Говорят, до сих пор валяется там бессчетное количество бревен. Уж лучше их было продать в Европу! А тридцать пять кораблей, построенных для величия русского флота, так и сгнили в верховьях Дона.
– Бог ты мой… – протянул Кейт. – Алекс, вы уверены, что в вас нет немецкой или, часом, еврейской крови? Так все подсчитать… а впрочем, первым вашим воспитателем был ведь поляк, а поляки тоже умеют считать деньги!
– Мне не пришлось ничего подсчитывать. В посольских бумагах я нашел достаточно необходимых цифр. Де Лириа в каждом своем письме архиепископу Амиде причитает о том, что юный царь не желает возвращаться в Петербург. Не иначе тот пытается сберечь собственную жизнь и рассудок! Ведь вы знаете, как строился этот город? Хотя откуда вам знать! Это все похоже на деятельность безумца. Сначала его сооружали на Петербургской стороне, как вдруг царю впало в голову перенести торговлю и главное поселение в Кронштадт. Каждой провинции велено было выстроить там огромный корпус. Жить в них никто не жил, эти сооружения сгнили и развалились уже сейчас. Настоящий город начали строить между Адмиралтейством и Летним садом, где берег выше и наводнения не так опасны. Однако это снова не понравилось царю. Он был очарован Амстердамом и принял решение сделать Петербург похожим на него. Улицы надо заменить каналами! Для этого город следует перенести на более низкое место – на Васильевский остров. Но во время наводнений его заливало. Тогда стали возводить плотины по образцу голландских. На них не хватало денег. Постройку плотин бросили и остров стали застраивать как попало. А ведь на рытье каналов было согнано огромное количество крестьян со всей страны! Это ли разумно? Какая цель оправдывает такие средства?
