Вопреки небесам - Рэнни Карен (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Где ее скромность, которой давно следовало бы положить конец непристойному эксперименту? Лежит попранная у ее ног, рядом с честью, совестью и другими благородными чувствами, которые ей полагалось бы сейчас испытывать.
— Ты вся у меня на виду, но так и не раскрыла своих тайн, да?
Голос лэрда был таким же обольстительным, как и руки, взявшие ее за бедра. Наконец-то! Ей давно хотелось, чтобы он проник в нее, проник глубоко, ломая остатки сопротивления, уводя за пределы совести и морали, попадая в горячую сердцевину, которая с нетерпением ждала, ждала, ждала его.
Кэтрин с готовностью приподняла бедра, желая помочь возлюбленному, и неожиданно ощутила, что в лоно вошла не тугая мужская плоть, а холодная стеклянная трубка. Глаза у нее округлились от ужаса, от постыдного надругательства над ее страстью, однако, прежде чем она успела возразить, Хью уже лег на стол рядом с ней. Вопросы замерли у Кэтрин на губах, которые он шутливо облизнул языком, а протесты были подавлены коротким смешком, поразившим ее не меньше, чем холодная трубка.
— Известно ли тебе, дорогая, что стекло довольно плохо проводит тепло? Значит, как бы ты сейчас ни пылала внутри, оно лишь слегка нагреется и в результате треснет, когда разница температур между холодной и теплой частью достигнет значительной величины. Впрочем, проблему можно решить, нагрев трубку целиком.
В доказательство Хью продвинул инструмент еще глубже. Трубка длиной шесть дюймов была не слишком жесткой, но, даже не зная этого, Кэтрин понимала, что лэрд никогда не причинит ей вреда. Тем не менее ее охватила легкая паника, которую Хью сразу попытался рассеять весьма оригинальным способом.
— Правда, у нас остается проблема — чрезмерное возбуждение. Стоит тебе посильнее сжать трубку, и она разлетится на куски. Поэтому советую контролировать свои эмоции.
С этими словами он повернул конец трубки, заставив Кэтрин содрогнуться. Затем медленно вытащил скользкий инструмент, опять вставил его на прежнее место, неумолимо продвигая вглубь до тех пор, пока испуг в глазах Кэтрин не сменился чувствами иного рода, а ее пальцы не вцепились когтями в грудь Хью. Она с трудом дышала, однако, закусив губу, не сводила глаз с лэрда, который следил за ней, находя удовольствие в ее сладких муках и с радостью чувствуя, как теплеет стекло.
Они приблизились к тому краю любовной прелюдии, за которым уже начинаются страдания, и отпрянули назад, в царство подлинного восторга. Теперь и сам лэрд горел желанием слиться с Кэтрин.
Первым делом он извлек и бросил трубку на пол, разлетевшуюся вдребезги. Затем, уступая безмолвному призыву Кэтрин, заменил холодное стекло своими теплыми пальцами, а другой рукой он тем временем положил в изголовье третий прибор, который заранее достал из шкафа.
Миниатюрный хронометр, по форме напоминавший яйцо, был изготовлен в Нюрнберге из превосходного металла и сконструирован таким образом, что отмерял не только часы, но и минуты, возвещая о каждой мелодичным перезвоном.
Глаза Хью, устремленные на Кэтрин, горели жадным пламенем. Она навеки запомнит эту ночь, с удовлетворением подумал он, гадая, сможет ли сам ее забыть.
— Не раньше, чем часы пробьют четыре, — неумолимо произнес он, увидев, как возлюбленная протягивает к нему руки. Еще четыре минуты, и ей показалось, что она не выдержит.
Но судя по всему, Хью был настроен решительно.
И все же уже через три минуты он понял, что его власть над физическими желаниями имеет свои пределы. Страсть, если ей не дать выхода, способна причинить боль. Оба поняли это одновременно, а злосчастные четыре минуты выходили за пределы их терпения.
Меньше чем за тридцать секунд Хью сбросил одежду и еще через десять секунд одним стремительным броском погрузился в вожделенное лоно. Тела слились в единое целое, однако Хью не целовал Кэтрин, не касался ее груди, предметом его поклонения стало место, куда он проник с такой силой, что все мускулы у него напряглись.
Он чувствовал, как она содрогается в его объятиях, как ее бросает то в жар, то в холод. Стиснув зубы, Кэтрин издавала странные животные звуки и, охваченная безрассудной страстью, отдавалась своему повелителю, который с готовностью дарил ей себя, чувствуя, что достиг всего, чего желал. Честь, благородство, мораль были отринуты, уступив место жажде плотского наслаждения.
О том, что за это придется расплачиваться, ни он, ни она в ту минуту не вспоминали.
