Дочь Сатаны - Холт Виктория (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗

Да, в самом деле, весна — пора беспокойная, пора юности и любви. Этой весной предстояло сыграть много свадеб, и поговаривали, что многим новобрачным грозит порка до свадьбы. Разумеется, если у пуритан будут на то доказательства.

Миссис Элтон и брата Милроя связала тесная дружба. Они были единодушны в своем стремлении возвращать заблудших на путь истины.

Томас Мортон, епископальный священник Мерри-Маунта, тоже взял на себя миссию венчать юные пары и наставлять их.

Церковные старосты метали громы и молнии, но глаза молодых невольно обращались к Мерри-Маунту и они шептались о том, что творится на Маунт-ов-Син 19, как прозвали этот сеттльмент протестанты.

Томас Мортон ставил на Мерри-Маунте майское дерево. Дома они всегда танцевали вокруг майского дерева по старому английскому обычаю веселиться и приветствовать весну в первые майские дни, благодарить за распускающиеся цветы. Хозяин Мерри-Маунта был человек веселый, и в его сеттльменте в это время пировали и веселились.

— Он воздвигает идола! — негодовали церковные старосты. — Тельца Хорива. Он поймет, что сотворил страшного идола, когда почувствует на себе гнев Божий.

Но Томаса Мортона не заботили вопли церковных старост. Он приехал в Новый Свет, чтобы разбогатеть. Он охотился на зверей и продавал шкуры, отправляя их в Старый Свет. К тому же он обнаружил, что индейцы в большом восторге от «огненной воды» и огнестрельного оружия, и завел с ними весьма выгодную торговлю. А теперь еще он вздумал воздвигать майское дерево, что в глазах пуритан было большим грехом.

Жителей Нового Плимута эта новость весьма разволновала.

Все моряки с «Либерти» решили пойти поплясать вокруг «Тельца Хорива», они сказали, что желают вспомнить дом и старый обычай.

В канун первого мая с Мерри-Маунта стали доноситься звуки веселья, пушечный выстрел возвестил начало праздника, и в воздухе загремела барабанная дробь. Майским деревом послужила сосна, к которой прибили гвоздями оленьи рога. Его было видно за несколько миль.

Рано утром Бартли отправился с Тамар на «Либерти», чтобы показать ей, как идет подготовка к отплытию.

— Через несколько недель мы поплывем в Англию! — взволнованно сказал он.

Но, думая об Англии, она вспоминала также о страшных событиях — о том, как схватили ее мать, как охотники на ведьм раздевали догола женщин в ратуше, о моряках, просящих милостыню на улицах. Она оглянулась на берег и поглядела на эту прекрасную землю, залитую утренним солнцем, на поднимающийся над лугом легкий туман, искрящуюся под лучами солнца речку, впадающую в море, густой лес и возвышающиеся вдали горы. Сам сеттльмент красивым назвать было нельзя, но эти маленькие домики растрогали ее сильнее окружавшей ее прекрасной природы, ведь они были олицетворением храбрости и самоотверженности труда. Ей не хотелось смотреть в ту сторону, где стояли позорный столб и виселица. Она старалась вычеркнуть из памяти отчаянный крик Полли Игл и касающееся ее лба раскаленное железо. Ей не хотелось вспоминать о Полли, печально идущей по улице с опущенной головой. «Но Полли согрешила», — подумала Тамар. «Как и мы все», — тут же ответила она себе. «Но все же это не такая жестокость, какую я видела дома».

«И все же это жестокость».

Она рассказала Бартли про свои мысли, он засмеялся и притянул ее к себе.

— Тебе нужна твоя собственная страна, где не будет зимы, где всегда царит весна, и где мы всегда будем молодыми и будем лежать на траве и любить, любить, любить…

Она тоже засмеялась и заметила, что самые несовершенные создания желают жить в совершенном мире.

— Мы сходим с тобой в Мерри-Маунт и потанцуем вокруг майского дерева. Там мы вспомним о доме и, глядя на веселье, тебе, как и мне, захочется уплыть подальше от этого берега, — сказал Бартли.

Ей ужасно захотелось послушать веселый смех, потанцевать с Бартли. Ей так не хватало веселья, не хватало слишком долго.

Она хотела позвать и Аннис, ведь Аннис любила веселье, она уже собралась было сделать это, но тут же раздумала: ни к чему было соблазнять Аннис, которая и без того была довольна новой жизнью, ей удалось спасти свою душу, она уже не отличалась легкомыслием, как прежде. «Неужто она забыла, как бегала на свидания с Джоном в отцовском сарае? — думала Тамар. — Она ничего не сказала, узнав, что молодых девушек и парней порют у позорного столба за то, что она с Джоном делала когда-то».

Бартли и Тамар взяли лодку и поплыли вдоль берега к Мерри-Маунту. День шел на убыль, и жители Мерри-Маунта готовились к развлечению. Индейцы, почти голые, в одних набедренных повязках, стояли и наблюдали, одни с торжественными, серьезными минами, другие улыбаясь, глядя на чудных бледнолицых.

Томас Мортон приветствовал Бартли и Тамар.

— Добро пожаловать, друзья мои, смейтесь и веселитесь вместе с нами. Жизнь дана для того, чтобы наслаждаться ею.

Он знал, что Бартли — капитан корабля, который скоро уплывет, а Тамар — его жена. Разумеется, это не было победой над пуританами, как если бы молодежь пришла поплясать вокруг майского дерева, но все же он был рад любым гостям.

Мортон придумал специальное представление: спеть песню, предназначенную для этого праздника, и станцевать старинный английский танец.

Стемнело, праздник был в разгаре. Зажгли факелы. Индейцы плясали со своими женщинами свои танцы. При свете факелов раскрашенные лица индейцев сияли, их тела лоснились, одни были голые, другие в звериных шкурах, волосы, подстриженные у всех одинаково, и лица натерты маслом, разрисованы алой краской в знак того, что они пришли с миром, а не войной, на шее бусы из ракушек, таких же, как на набедренных повязках.

Отблески света факелов на лицах краснокожих и европейцев делали эту сцену поистине фантастической.

Мортон щедро угощал всех напитками, и индейцы ликовали, предвкушая удовольствие испить «огненной воды» белых людей. Они считали, что эта волшебная вода, обжигающая горло и дурманящая голову, — самое замечательно из того, что привезли бледнолицые.

Индейцы расселись на траве возле майского дерева и ударяли в ладоши. Они были в восторге оттого, что присутствуют на празднике бледнолицых. Они думали, что майское дерево — бог белых людей, такой же, как их добрый бог Китай и злой — Хоббамокко. Они были готовы поклоняться этому странному богу, не забывая и о своих богах, мол, боги есть боги, и к ним следует относиться с уважением, независимо от того, чьи они.

Песнь майского праздника звучала снова и снова:

Нектар послал нам Бог

И лучше придумать не мог.

Забудешь печаль и беду,

Окажешься в райском саду.

Так пей, веселись, веселись, веселись.

И Бартли, и Тамар захватило общее веселье, они кружились в танце вокруг майского дерева. При свете факелов Тамар разглядела нескольких юношей и девушек из Нового Плимута, вид у них был робкий, но в то же время решительный. Им грозило суровое наказание за эти танцы.

Внезапно в кружащейся толпе вспотевших мужчин, женщин и раскрашенных индейцев Тамар заметила Джеймса Милроя. Он следил горящими глазами за тем, как она и Бартли танцевали, обнявшись.

Она засмеялась, ощущая восхитительное чувство свободы. Ей пришло в голову, что Джеймс Милрой желал ее так же, как Хьюмилити Браун. Она вдруг поняла, что способна навсегда забыть о смерти своего мужа. Ведь эти праведные мужи, считающие себя превыше остальных, кого они презирали, на самом деле едва ли отличались от них. Эта мысль принесла ей облегчение, и она, усмехнувшись, спросила себя: «Любопытно знать, брат Милрой пришел сюда поглазеть на танцующих или шпионить? Во всяком случае, он пришел сюда ради собственного удовольствия, как и остальные. Чем же тогда он отличается от нас?»

От запаха потных тел и спиртного она почувствовала легкую тошноту. Зелье было в самом деле крепкое.