Изгнанник - Бенцони Жюльетта (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Естественно, леди Тримэйн приезжала одна. Ее дети, Эдуард и Лорна, в возрасте соответственно шестнадцати и пятнадцати лет, намного больше предпочитали сопровождать свою бабушку на воды Бат, где собиралось все английское общество. Что же касается госпожи Шамбон, то если она и не возражала против прихоти своей дочери – отнеся ее к разряду мимолетного сумасбродства, которое долго не продлится, – то совершенно не собиралась бросаться в рискованное путешествие по морю, которое она ненавидела, с целью оценить всю прелесть дома. Это и к счастью, так как его так называемая «прелесть» весьма пострадала бы из-за ее присутствия. А счастье Тремэна еще больше, поскольку госпожа дю Шамбон, разумеется, ничего не знала о том, что они вновь нашли друг друга.
С поразительным эгоизмом влюбленного Гийом думал обо всем этом в то время, когда аббат Ля Шесниер приступил к крещению Адама-Жозефа-Флориана Тремэна, используя при этом большое количество елея, соли и очистительной воды, которые, впрочем, новорожденный принял с осуждающим достоинством сильной души. По обычаю, надо было добавить к этим именам имя его дедушек, но Тремэн хорошо Знал, что граф де Нервиль был лишь названым предком, и, как и сама Агнес, не зная имени своего настоящего тестя, он предпочел, чтобы не обидеть жену, оставить имя славного квебекского доктора для другого сына, если Богу будет угодно его послать.
Он даже задавался вопросом, не зачать ли его в один из ближайших дней. После появления Адама Агнес расцвела еще больше, чем после появления Элизабет, и он находил эстетическое удовольствие смотреть на нее, в то время как она не сводила полных любви и гордости глаз с ребенка. Ее большие глаза и светлое лицо светились счастьем. Поистине ее красота сияла под низкими серыми сводами старой церкви, мягко оживленная золотистым пламенем восковых свечей. И Гийом сознавал, что любит ее почти так же сильно, как и свою возлюбленную, хотя и по-другому. Она была ему бесконечно мила, дорога, и сама мысль, что она может быть несчастна, была непереносима для него. Кроме того, она немного волновала его сейчас, эта девочка знатного происхождения, ставшая его женой, его, внука солевара из Сен-Васт-ла-Уга. По своему рождению она могла бы претендовать на титул герцогини, а не была даже владелицей замка, так как Тринадцать Ветров никогда и не считался роскошным помещичьим владением, хотя дом был большим и изящным. Просто красивая усадьба, которой Агнес, отличная хозяйка дома и приветливая женщина, сумела придать неповторимый вид аристократического жилища. Короче говоря, Гийом был чрезвычайно горд ею.
Конечно, он желал ее меньше, чем Мари-Дус, хотя та была на пятнадцать лет старше ее. Однако первоначальный огонь не угас, он, случалось, неудержимо вспыхивал, но не утолял его голода, так как Гийом не осмеливался больше давать волю своим, как он их называл, диким инстинктам. Его несчастье заключалось в том, что они проявлялись в самые неожиданные, чтобы не сказать неуместные, моменты. Например, когда очаровательная, целомудренная и даже восхитительно строгая Агнес принимала представителей высшего духовенства или некоторых самых богатых и знатных вдов Валони. Каким же образом после стольких возвышенных речей, опущенных век, реверансов и светских бесед бросить на диван и галантно задрать юбки этому подобию святой с витража, спустившейся из своей готической рамки?
Гийом слишком хорошо помнил то туманное утро, когда Агнес, с поджатыми от презрения губами, назвала его солдафоном, несмотря на то, что эпизод с прудом и последующие ночи заставили его предположить, что под слегка холодной прелестью прекрасной и такой набожной госпожи Тремэн продолжал бушевать скрытый пылающий костер. Казалось, она следовала благородной дорогой своих предков, этих замечательных женщин, беззаветно хранящих домашний очаг, в то время как их мужья путешествовали по морям или бегали за потаскухами. После рождения Адама Агнес вновь стала прежде всего матерью и немного обделяла вниманием своего супруга, отдавшись в основном заботам о будущем хозяине Тринадцати Ветров. Так, она стала меньше заниматься с Элизабет, и Гийом, который обожал свою дочь, заметил это без особого удовольствия. Вот, может быть, почему, когда заканчивалась церемония, им завладела мысль о третьем ребенке.
Новые и мощные перезвоны колокола приветствовали и выход из церкви, так как пономарь начал трудиться с новой силой благодаря золотому луидору, который Гийом только что всунул в его мозолистую ладонь. На крыльце крестный отец стал бросать толпившимся вокруг детишкам полные пригоршни драже, смешанных с мелкими монетками, которые он доставал из туго набитого мешочка, специально для этого приготовленного. Родители же их знали, что после полудня они смогут танцевать и пировать в Тринадцати Ветрах в честь новокрещенного вместе с теми, кто прибудет из Ридовиля, Сен-Васта и даже Ревиля. И вовсе не потому, что Тремэн выставлял себя властителем Ла Пернель: он знал, что не имеет на это никакого права; и не претендовал на него. Просто он имел многочисленных друзей в деревне и окрестных поселках и намеревался собрать их вокруг себя, чтобы отпраздновать знаменательное событие.
Те, кто участвовал в семейном обеде, вернулись домой в том же порядке, как и шли, но в более быстром темпе и как люди изголодавшиеся, хорошо знающие, что им приготовили всякие яства: репутация Клеманс Белек, кухарки Тремэнов, была действительно хорошо известна всему Котантену.
И действительно, когда все вошли в самый большой из двух салонов, там витали такие запахи, что госпожа де Шантелу едва не лишилась чувств, хотя в этот раз и не было необходимости пользоваться нашатырем, который так часто пускала в ход старая дама, приобретя удобную привычку падать в обморок, как только происходило что-то неприятное или досадное.
– Ммм! Я не знаю, что для нас готовят, но мне не терпится сесть за стол, – сказала она Гийому.
Тот рассмеялся, схватил маленькую, пухленькую и поэтому не очень морщинистую руку и слегка прикоснулся к ней губами.
– Милый друг, нам надо дать господину де Ля Шесниеру возможность снять свои церковные одежды! Мы обязаны это сделать после того ожидания, на которое мы его обрекли.
– Конечно, конечно!.. Непростительно с моей стороны, что я об этом не подумала… – вздохнула она сокрушенно.
– Смотрите! Вот Потантен и Виктор несут нам шампанское и бисквиты, чтобы вы вооружились терпением.
Тремэн усадил старую даму в глубокое кресло, атлас которого цвета зеленого миндаля, усыпанный цветочками, хорошо сочетался с ее оставшимся свежим цветом лица и большим кружевным чепцом, отделанным сиреневыми лентами. Он подал ей фужер с пенящимся вином, несколько бисквитов и вдруг, недовольно нахмурившись, направился к жене, которая встречала близнецов Амель, его малопривлекательных двоюродных брата и сестру, надевших свои самые красивые наряды. Брат поменял свою голубую блузу и картуз, которые носил каждый день, на черный костюм, белую рубашку и круглую касторовую шляпу, что придавало ему чопорный вид. Сестра же была в платье из голубого шелка и соломенной шляпке, украшенной орнаментом в виде листьев, которыми она была обязана щедрости госпожи Тремэн. Это желание быть элегантными совсем их не изменило: у них были все те же невыразительные лица – помягче и покрасивее, однако, у девушки, – те же голубые фаянсовые глаза, те же тусклые светлые волосы, и, как всегда, они держались за руки, хотя им был уже тридцать седьмой год.
Их неожиданное присутствие не доставляло никакого удовольствия Гийому. Он знал, что после того как восемь месяцев назад умерла старая Пульхерия, Адель втерлась в доверие к Агнес, а Адриан заседал теперь в совсем новом муниципалитете Ридовиля, где Гийом купил им дом, так как все знали, что тот его двоюродный брат. Этого было недостаточно, чтобы визит родственников показался ему приятным: у брата была явная склонность к пьянству; что же касается сестры, то Гийому совсем не нравились покорные и одновременно вызывающие взгляды, которыми она его одаривала, если случайно они встречались.
