Зов сердца - Блейк Дженнифер (первая книга .TXT) 📗

Толпа разодетых, украшенных драгоценностями людей, канделябры с сотнями свечей, похожие на сверкающие звезды, изысканная обстановка, со вкусом подобранная мебель, великолепная музыка, угощение и напитки, праздничное настроение — все это замечательное зрелище могло быть и в самом Париже. Здесь же, в сонном царстве Нового Орлеана, оно становилось ярким событием. И более того, гости прекрасно знали, что подобного праздника не бывало за всю недолгую историю города, и подозревали, что, возможно, больше и не будет. Это придавало особую пикантность вызванному маскарадом возбуждению, всеми овладел пылкий, почти лихорадочный восторг. Никогда гости маркиза не улыбались так много и не смеялись так звонко, никогда вкус вина не казался столь приятным, а пища — столь божественной. Музыка захватывала, поднимала настроение, пела в душе. Они танцевали, словно ноги не могли устоять на месте, пока не начали задыхаться и хохотать, пока не распахнули окна, чтобы ночная прохлада развеяла духоту и запахи от слишком большого количества разгоряченных и щедро надушенных тел.

Снаружи снова пошел дождь, в зал проникали его шум и холодная сырость. Но никто не обращал на это внимания. Что им до погоды, когда нужно было развлекаться?

Сирен танцевала шесть раз: по одному разу с Рене и Арманом, один раз с арлекином, в другой раз — с гренадером и дважды — со святым королем Людовиком IX в полном облачении, с венцом вместо короны. Она была уверена, что это губернатор. Время как бы застыло. Под надежной защитой маски ничто не могло смутить ее, даже вид Рене, сопровождавшего даму в костюме аббатисы, должно быть, мадам Водрей. Она была совершенно счастлива в вихре веселья, от ритма музыки и танцев кровь стучала у нее в висках. Она обнаружила в способность просто радоваться и наслаждаться, нашла силы забыть о трудностях и неприятностях и жить только настоящим.

И тогда она увидела Гастона. Это был он, она ни на секунду не усомнилась, несмотря на маску. Никто другой при невысоком росте обладал такими могучими плечами, ни у кого не было такой копны буйно вьющихся кудрей, словно у козлоногого Пана. Никто другой не осмелился бы явиться на маскарад к губернатору в расшитой бисером кожаной одежде и мокасинах вояжера — речной крысы, которому остался только один шаг до того, чтобы превратиться в подсудимого.

Как раз заканчивался быстрый контрданс. Сирен отослала своего партнера за бокалом вина и направилась к Гастону. Когда она подошла к нему сзади, он стоял возле раскрытого окна.

— Что ты здесь делаешь?

Она была так встревожена, так боялась за него и в то же время сердилась на него за этот страх, что у нее дрожал голос. Он обернулся к ней, сквозь прорези в маске его глаза светились теплом и пониманием.

— Меня навестил один знакомый тебе господин, дорогая. Это он привел меня сюда.

— Рене, — с горечью сказала она.

— Вовсе нет. Это был Мулен.

— Арман?

— Прекрасный друг, хорошо иметь за спиной такого человека..

— Я рада, что вы нравитесь друг другу, — сказала она с убийственной иронией, — но разве ты сошел с ума? Зачем ты явился сюда, вырядившись перед всем светом так, словно объявляешь о своих преступлениях?

— Никто меня не узнал, — возразил он.

— Удача, которой ты не заслуживаешь. Ты должен немедленно уйти.

Он раздраженно поджал губы.

— Если ты перестанешь суетиться, этого не понадобится. Ты-то и можешь подвести меня под арест.

— Не будь таким безрассудным, Гастон. Зачем же подвергаться опасности?

— Какой опасности, Сирен? Я понимаю так, что Лемонье устроил алиби для нас — для отца, дяди Пьера и меня. Всем известно, что нас вовсе не было здесь в ту ночь, когда загорелся склад. Я мог бы спросить, какую он получил награду, за то, что так хорошо потрудился для нас, но это было бы неуместным оскорблением. Мне кажется, ты заплатила за мою безопасность; почему же я не должен пользоваться этим?

Конечно, все так и было. Прошло достаточно времени, чтобы объяснения о местонахождении Бретонов были приняты. Почему бы тогда Гастону и не появиться здесь снова? Она отбросила эту причину со смешанным чувством облегчения и досады и приготовилась к следующей атаке.

— Но прийти сюда, одевшись, как ты, — все равно что дать пощечину.

— Может быть, это тонкий расчет. Разве тот, кто виновен, осмелится на такое? Нет. Следовательно, я невиновен.

— Зачем рисковать, когда можно быть в полной безопасности?

Он медленно улыбнулся.

— Зачем мне находиться в безопасности, когда всего лишь капелька храбрости — и я смогу стать одним из избранных, гостем губернатора, а не просто сыном торговца, осужденного вечно стоять в стороне, как все остальные, наблюдающие снаружи, как веселятся великие мира сего.

— Все это ничего не значит, не имеет никакого значения по сравнению со свободой, — сказала она, осматриваясь вокруг потемневшим взглядом.

— Ты говоришь так, но ты здесь, а другие — там.

Она говорила правду. Все это не имело значения: ни красивые наряды и роскошная обстановка, ни вереница ее поклонников, ни игра с губернатором в любительском спектакле, ни даже пребывание на маскараде в кругу избранных. Она хотела свободы и променяла ту ее долю, какую имела, на другую тюрьму, которой придавали прочность блеск и мишура и влечение отравленного желанием рассудка. От этого она не переставала быть тюрьмой. Но она вошла в нее с открытыми глазами. Никто не мог вызволить ее оттуда, кроме нее самой. Главное, что требовалось, — воля. Все, что ей нужно было сделать, — найти в себе эту волю.

Гастон прервал ее мучительные раздумья, хрипло прошептав:

— Кто это идет?

Она подняла глаза. К ним приближался мужчина в костюме, который мог бы принадлежать римскому полководцу — он состоял из тоги и нагрудника, совершенно не сочетавшимися с брюками и завитым и напудренным париком. Мужчина был крупный и двигался быстро. Он пренебрег маской, и неприятное выражение его лица являло контраст с непроницаемостью тех, кто находился вокруг. Узнавание было медленным, но потом оно нахлынуло на Сирен, вызывая слабость.

— Боже правый, — выдавила она из себя.

— Что такое?

— Офицер со склада.

— Кто?

Гастона не было, когда этот офицер поймал ее и швырнул на землю при задержании, которому положило конец лишь появление Рене. Гастон этого не знал, а объяснять было некогда. Лейтенант встал перед ними и подбоченился.

— Я бы эти волосы узнал где угодно, — произнес он с ухмылкой на влажных губах, разглядывая блестящую завесу, спускавшуюся за спиной Сирен. — Побывала у меня в руках эта дамочка. И бьюсь об заклад, что снова ее потрогаю, а иначе хорошенький будет разговор с губернатором насчет тебя и твоего дружка. По мне он слишком смахивает на вора и контрабандиста. Ну, что скажешь, моя прелесть? Будешь прикидываться или платить?

Глава 16

Лейтенант был уверен в себе. Сирен понимала: он со своим грубым самодовольством считал, что одержал верх, думал, что сумел запугать. Она действительно испытывала страх, но гораздо сильнее был настоящий гнев, оттого что ей снова угрожали. Однако она была рада, что у нее на лице маска, скрывающая эти чувства, и стояла перед офицером в его нелепом костюме, высоко подняв голову и расправив плечи.

— Не думаю, месье, — сказала она с убийственной холодностью, — что я знакома с вами.

Она собиралась снова повернуться к Гастону, который нахмурившись смотрел на лейтенанта, но лейтенант схватил ее за руку.

— Ты со мной очень даже знакома и узнаешь меня еще лучше. Нечего передо мной нос задирать, а не то мне придется немного сбить с тебя спесь прямо сейчас.

Сирен вырвала руку из его потной грубой лапы.

— Вы забываетесь! Я полагаю, вы сделали ошибку, месье, и такую, что может повредить вам, если вы станете упорствовать.

Он грубо дернул ее за локоть, так что она потеряла равновесие и упала на него.

— О да, я буду упорствовать. Еще поглядим, что это за ошибка и кто ее сделал, когда я разделаюсь с тобой.