Цветущая, как роза - Лофтс Нора (читать книги .txt) 📗

Думаю, все это продолжалось не более двадцати минут. Трупы индейцев лежали там, где настигла их карающая рука, а Эли с Джофри подходили к каждому еще живому телу, шевелившемуся или издающему стоны, и, склонившись, наносили удар ножом по горлу жертвы. Воздух был пропитан запахом свежей крови. Луна, высоко нависшая над нашими головами, уменьшилась в размерах, и, словно прищурившись, безмятежно взирала сверху вниз на обломки, окружавшие единственную оставшуюся палатку. Что-то зашевелилось у меня в животе, как будто огромная змея пыталась распрямить свои кольца. И тут же я закрыл руками лицо, нащупав кровавое месиво вместо носа. Змея в моем желудке вытянулась во всю длину и нанесла удар. Упав на колени, я начал содрогаться от резких судорог, потрясших все тело.

Меня продолжало рвать. Такого я не испытывал даже на борту «Летящей к Западу». До меня, как сквозь стену, донесся голос Майка:

— Не повредили ли вам чего внутри?

Мне было приятно слышать искреннее волнение в его словах, но ответить я ничего не мог. Желудок мой бился в конвульсиях. Майк резко перевернул меня на спину, так что небо закружилось у меня перед глазами. Я почувствовал запах рома, затем услышал стук фляги на собственных зубах, мои разбитые губы не ощущали ничего, кроме пронзительной боли.

— Давай. Глотай. Мне лучше знать, что нужно.

Я сделал глоток, перекатился на живот и, лежа навзничь, снова вырвал. — Хорошо, — сказал Майк теперь уже без всякого сочувствия. — Теперь еще.

Я хотел сказать: «Уйди, Майк. Оставь меня в покое», но язык едва ворочался, слова сливались в неразборчивое бормотание. Майк не обратил на мои протесты никакого внимания, он снова повернул меня на спину и влил ром в рот, так что у меня не было другого выбора — либо проглотить отвратительную жидкость, либо захлебнуться. Я проглотил, и змея начала таять. Тепло разлилось по внутренностям.

— Теперь пойду к другим. Много раненых, — сказал Майк.

Он ушел, а я лежал еще несколько минут, наслаждаясь блаженным забытьем, а потом поднял голову и, шатаясь, встал на ноги. Медленно и тщательно я подсчитывал фигуры, стоявших людей. Энди, Майк, Ральф, Эли, Оливер Ломакс, Исаак Картер, Джейк Крейн, Амос Битон, три брата Пикла. Я дважды пересчитал их. Вильяма Ломакса, Джо Стеглса, Томаса Крейна и Тима Денди не было видно.

Джофри Монпелье подошел ко мне.

— Порядок, Филипп? — спросил он.

Я ответил:

— Я в порядке, — тут же добавив: — А вы?

Мне было очень трудно говорить.

— Вы не поверите. Майку придется штопать меня заново.

Удар пришелся точно в то же самое место, что и раньше, и этот жуткий кусок кожи снова навис над его глазом.

— А другие? — спросил я.

— Вильям Ломакс и Томас Крейн погибли, к несчастью. Джо Стеглс в очень плохом состоянии, а Тим Денди еще не пришел в сознание. Трудно сейчас что-либо сказать. По всей видимости, перелом черепа.

— О, Боже! — воскликнул я при мысли об их семьях.

— Здорово нам повезло, что мы легко отделались. Вы только представьте себе, что мы уложили целых две сотни. Две сотни! Его голос срывался от волнения.

— Благодаря вам, — пробормотал я.

— Благодаря спиртной лавке старины Джонса. Многие из них даже не поняли, что пришел их смертный час.

Мы начали сходиться, оттаскивая раненых и погибших подальше от обломков и ожидая наступления зари.

Наконец настало утро, совсем не похожее на вчерашний рассвет. Теперь мы могли видеть, какой ценой нам досталась эта победа. Все без исключения были в той или иной степени ранены. Хотя второго такого лица, как у меня, не было ни у кого. Мои нос и рот так распухли, что я, даже наклонив голову, не мог разглядеть собственную грудь. Наверное, это было похоже на морду свиньи. Майк достал свою иглу и нитку и обновил швы на голове Джофри, умыв его лицо водой из источника, так что в конце концов тот стал выглядеть весьма презентабельно. У Эли были ранены обе руки, у Оливера Ломакса — рассечена щека, а на голени зияла рана глубиной примерно в шесть дюймов. Они тоже прибегли к спасительной игле Майка. Исаак Картер не мог открыть один глаз, и кисть его руки беспомощно болталась на перерезанном запястье. Амос Битон получил удар ножом между ребер. Марк Пикл обжег правую руку, упав в догоравший костер, братья его пострадали меньше. Никто не вышел из битвы невредимым.

— Ладно, — подвел итог Джофри, — остальная часть племени и молодые воины прибудут сюда с минуты на минуту, а мы совсем не в форме, чтобы произвести впечатление даже на них. Кроме того, будет лучше, если они найдут лагерь опустошенным, как после налета целого войска. Нам стоит вернуться к нашим лошадям.

— А что делать с убитыми?

— Мы похороним их там, наверху, среди деревьев. Там и место приятнее, и почва мягче.

Итак, с большим трудом и неимоверными усилиями, те из нас, кто был не слишком серьезно ранен, перенесли четыре тела — двоих раненых и двух убитых — в небольшую рощицу, где мы оставили своих лошадей. Я видел, что Джофри собирал полоски сырой кожи по всему лагерю, но у меня не было времени проявлять любопытство. Когда мы добрались до лошадей, нас ждал неприятный сюрприз. Шесть животных сорвались с привязи и убежали. Эли предположил, что они направились домой. Таким образом, раненым и обессиленным людям предстояло пешком проделать весь путь обратно в Зион. Моя Голубка осталась, как и Лэсси, — кобыла Джофри, обе они заржали, радостно приветствуя наше возвращение.

За неимением лопат, мы руками и острием топоров выкопали небольшие углубления для тел Вила Ломакса и Тома Крейна. Эли произнес молитву над могилами, и по его просьбе я пробормотал, как мог, своими опухшими губами то, что сохранилось у меня в памяти от погребальной службы. На этот раз она не показалась мне сложной. Уже в третий раз я участвовал в обряде похорон. Повернув голову, я увидел Джофри Монпелье у подножья холма, шепчущего какие-то слова, которые трудно было разобрать на расстоянии. Он заметил мой взгляд, перекрестился и пояснил:

— Я ведь католик, разве вы не знали?

— Нет, — сказал я. — И боюсь, что это будет иметь нежелательные последствия.

— Какие именно?

— Расскажу, когда смогу говорить.

Теперь нужно было позаботиться о живых.

— Мы сделаем носилки, — предложил Джофри, положив перед собой все кожаные веревки, которые ему удалось собрать. — Те, у кого не повреждены руки, должны срезать четыре прочных молодых деревца.

Мы работали по очереди. Даже я, орудуя только одной правой рукой, сделал несколько сильных ударов топором. Джофри Монпелье не прекращал работу до тех пор, пока носилки не были готовы, несмотря на то, что при этом его лицо стало мертвенно-бледным. Носилки состояли из двух стволов, соединенных перекладинами из кожаных канатов, на которые были наброшены ветки и верхняя одежда. Все это сооружение крепилось между седлами наиболее крепких лошадей. Энди, Эдвард Камбоди, Моисей Пикл и Джейк Крейн, которые были легче остальных, сели на лошадей, несущих носилки, остальные распределились как могли, так что верхом ехали самые пострадавшие, предоставив более здоровым идти следом. И как всегда, на мою долю выпало быть в паре с Эли. Я ехал верхом на своей Голубке, он шел рядом, перекинув руку через поводья. Почему-то мы оказались в самом конце этого шествия. Оливер Ломакс и Джофри по очереди садились на Лэсси, причем Джофри, оказавшись в седле, ехал вперед, чтобы присмотреть за носилками.

Около полудня Лэсси споткнулась и начала хромать. Оливер Ломакс, который был в седле в тот момент, пока Джофри шел рядом со мной, непринужденно болтая, спешился.

— Вот так! — вспылил Джофри. — Вот что значит одалживать свою лошадь дураку! Ты что, не видел, куда едешь? Такая огромная яма. Зачем тогда лошади всадник?

Он осторожно осмотрел ее ногу.

— Убирайся с глаз моих, тупица, — не унимался он, — иди раздели с Битоном его клячу и передай ему от меня, чтоб он не отпускал поводья, пока ты в седле.

Бедный Ломакс с совершенно убитым видом поспешил скрыться подальше от злого языка Джофри, в то время как последний отстал от нашей компании, медленно ведя за поводья Лэсси, уговаривая и лаская пострадавшее животное. Она пыталась сделать несколько шагов, но больная нога подозрительно безжизненно повисла, и лошадь страдальчески глядела на хозяина влажными темными глазами. Я остановил Голубку, повернулся и увидел, как голубые глаза Джофри под бескровным рассеченным лбом наполнились слезами. У Джофри к горлу подступил комок. Оливер потерял брата — конечно, ему трудно было сосредоточиться на дороге, но кобыла была любимицей Джофри, и мне вспомнилось, в каком радостном восторге она мчалась по этой же дороге не далее, как вчера.