Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Огонь неприятеля усилился. К Ефимовскому подполз один из солдат.
— Ваше благородие, шестеро убитых, с десяток раненных, двое до утра не доживут, — доложил он. — Они уже с другой стороны форта, лошадей от нас отрезали.
— Скверно, — скривился Андрей, осознавая, что в своём желании что-то доказать Карташевскому принял неверное решение.
Ефимовский приподнялся, взял ружьё из рук убитого подле него солдата, и выглянул в бойницу. Солнце почти село. В тени недостроенного форта, под самыми стенами копошились трое лезгинов.
— Подорвать хотят, — глядя на мешок с порохом, заметил Карташевский.
Прицелившись, Андрею удалось попасть в одного из них. Вскинув голову, лезгин рухнул сначала на колени, а после кулем свалился на землю. Тело его ещё несколько раз дёрнулось в предсмертной судороге и затихло.
— Заряжай! — бросил он ружьё солдату, а сам достал из-за пояса пистолет.
Стоило ему только вновь показаться в прорези бойницы, как тотчас град пуль застучал о камни вокруг узкой щели. Одна прожужжала над самым виском. Ефимовский даже ощутил горячее колебание воздуха от её полёта в столь опасной близости от его головы. Ощущая небывалое возбуждение от столь знакомой обстановки боя, он попытался вновь прицелиться в спину отбегающим горцам, но что-то сильно ударило его в грудь чуть пониже левой ключицы. Обожгло! Выронив пистолет, Андрей провёл рукой по груди, пальцы окрасились кровью.
Под Остроленкой его ранило осколком гранаты, но тогда он почти сразу лишился чувств и плохо помнил сам момент ранения. После в лазарете, когда осколок уже вынули из его живота, пришла сводящая с ума боль. Нынче всё было иначе. Поначалу он вообще не ощутил ничего кроме удара, а после в ране появилась пульсирующая толчками боль. Стиснув зубы, он попытался дотянуться до пистолета, но Карташевский оттащил его в сторону от бойницы и уложил на пол.
— Отвоевались, ваше благородие, — нахмурился он.
Заложив порох под стены форта, лезгины поспешили удалиться, чтобы издали, выстрелом подорвать его. Всё меньше оставалось защитников форта. Тела убитых стаскивали под стену, дабы не мешали под ногами. Густые южные сумерки спускались на землю. Дело длилось не более двух часов, но Ефимовскому казалось, что прошло уже никак не меньше дня. Горцы становились всё настойчивее и уже почти вплотную подобрались к стенам. Андрей осознавал, что ещё немного и для него и его товарищей всё будет кончено. В какой-то момент атакующие отхлынули от стен и развернулись в обратном направлении. То было слышно по удаляющимся выстрелам, и по тому, как ощутимо снизилась интенсивность неприятельского огня.
— За Государя! За отечество! — послышалось вдали.
То в тыл им ударили казаки.
— Спасены, — прошептал прапорщик, бледный от потери крови.
Более Ефимовский ничего не увидел. Напряжение боя, ожидание неизбежного конца, забрало все силы, что ещё оставались после ранения. Услышав о том, что пришла помощь, Андрей впал в беспамятство. Очнулся он поутру в тряской повозке, которой правил казачок.
"Куда везёшь?" — попытался спросить он его, но с губ сорвалось лишь хриплое "ёшь…"
— Очнулись, ваше благородие, — оглянулся казачок. — Ну, и славно. Скоро в крепости будет. Там вас доктор быстро заштопает.
Казаки и солдаты, что остались от отрядов Ефимовского и Карташевского остановились посреди дороги. Желая понять, в чём причина заминки, Андрей с величайшим трудом приподнялся. Двое казаков что-то делали у большого платана. Когда они отступили от толстого ствола и, положив что-то на землю, отошли, Ефимовскому открылась страшная картина. В мертвеце, обнажённом до пояса, он насилу узнал красавца-поручика Фирсова. Всё его тело было изрублено саблями. Рубили неглубоко, дабы доставить истязаемому невыносимые страдания, и умер он, скорее всего не от полученных ран, а от потери крови.
Карташевский, ехавший верхом рядом с повозкой, на которой везли Ефимовского, отвёл взгляд от жуткого зрелища. Казаки и солдаты, стаскивая с головы фуражки, крестились, глядя на то, что осталось от молодого красивого мужчины.
— Заверните его во что-нибудь, — негромко распорядился Карташевский. — Негоже здесь оставлять.
С точки зрения общего положения стычка, что произошла у форта, не имела большого значения ни для одной из сторон. Отряд лезгинов был полностью уничтожен, казаки не брали пленных, расстреляв на месте тех, кто пытался сложить оружие.
Рана, что получил Андрей, была из тех, что относят к не больно-то тяжёлым ранениям, но несвоевременно оказанная помощь и большая кровопотеря, привела к тому, что она загноилась. На исходе третьего дня к нему наведался Карташевский. Он собирался уезжать в свой гарнизон в Белоканы и зашёл попрощаться.
— Как вы себя чувствуете, ваше благородие? — остановился он на пороге небольшой комнатёнки, служившей в крепости лазаретом.
Ефимовский не ответил, продолжая лежать лицом к стене и делая вид, что пребывает в беспамятстве. Осознание собственной глупости невыносимой тяжестью лежало на душе. Надобно было внять совету и увести людей. Кому и что он пытался доказать, обрекая большую часть отряда на верную смерть? Обезображенное тело Фирсова вновь и вновь представало пред мысленным взором.
Карташевский ещё некоторое время постоял в дверном проёме и, тяжело вздохнув, вышел. Вечером пришёл гарнизонный врач. Размотав бинты и осмотрев рану, он недовольно нахмурился. Андрей и сам ощущал невыносимый запах гниющей плоти, его мучила лихорадка, тело то горело в адском огне, то его трясло в ознобе.
— Ну, что скажите? — обеспокоенно спрашивал Прохор, не отходивший от постели раненого барина третьи сутки.
— Ничего хорошего, голубчик, я тебе не скажу. Лёгкое пробито, того и гляди сгорит от Антонова огня, — будто сквозь вату донёсся до Андрея сердитый голос врача.
"Ну, и пусть. Пусть, — переворачиваясь на спину, застонал Андрей. — Как мне жить с тем, что по моей вине столько людей полегло?"
— Так что же делать теперь? — растеряно спросил денщик.
— Ждать, голубчик. Сила и молодость — вот союзники, да только время, похоже, упущено, — накладывая свежую повязку, отвечал гарнизонный врач.
Манипуляции, производимые врачом, вызвали новую волну острой боли, испарина выступила на лбу и висках, сознание уплывало, действительность мешалась с воспалённым бредом. "Коли знала бы она, что мне недолго осталось, стала бы оплакивать?" — мелькнула и пропала мысль. Ему вдруг захотелось, чтобы она узнала, непременно узнала, а ещё стало до слёз горько, что более, видимо, не суждено увидеть черты, что снились ему почти каждую ночь. Он всё пытался ухватиться за эту ускользающую мысль, но никак не мог вспомнить, почему ему так важно было знать ответ на свой вопрос.
Почти две седмицы Ефимовский находился между жизнью и смертью. Гарнизонный врач не понимал, отчего он ещё жив, потому как не видел улучшений в состоянии графа. По его прогнозам, раненый должен был уже отдать Богу душу и освободить его от тяжкой обязанности всеми силами поддерживать жизнь в теле, терзаемом жесточайшей лихорадкой.
Проснувшись как-то посреди ночи, Андрей зябко поёжился. Сознание его было ясным, он отчётливо понимал, где находится и до мельчайших подробностей вспомнил каждое мгновение боя. Он чуть шевельнулся и не сдержал болезненного стона. Тотчас с топчана поднялся Прохор и шагнул к нему. Большая шершавая ладонь денщика коснулась его лба.
— Хвала, Господу, — услышал он. — Жар спал.
Наутро его снова осмотрел гарнизонный врач, и по завершению осмотра, позволил себе скупую улыбку:
— С того света, ваше сиятельство, выкарабкались, — сделав перевязку, заметил он. — Вам бы в отпуск по ранению, как окрепните.
— Я подумаю, — чуть слышно отозвался Андрей.
Ему и в самом деле до чёртиков хотелось оставить раскалённые от солнца стены крепости и вернуться туда, где жизнь протекала мирно и неспешно. Хотелось пройтись по тенистому парку, проехать верхом по зелёным равнинам, окружавшим собственную усадьбу. Ему до смерти надоел однообразный пейзаж за крепостными стенами, представляющий собой пыльную выжженную солнцем степь и гряду далёких гор с заснеженными вершинами.
