Арджуманд. Великая история великой любви - Мурари Тимери Н. (читать книги без регистрации полные txt) 📗
— Не знал, что моя жена не только красива, но и суеверна. Ничего дурного не случится, а вот трон наверняка достанется мне.
— Не хочу его такой ценой. — Я оттолкнула мужа, не в силах преодолеть охвативший меня смертельный ужас. Я задыхалась, как от удушливого дыма. — Накануне нашей первой встречи мне снилось что-то красное. Красный цвет окрасил мои мысли, когда я проснулась. Я не могла понять, что он означает. Мы встретились, и я решила, что сон говорил об алом тюрбане наследного принца. Я ошибалась — то была кровь. Она нас погубит, любимый. Отпусти его!
— Послушай жену, — прохрипел Хосров. — Я не боюсь смерти: привык просыпаться каждый день, ожидая убийцы. Но даже наш отец, повинуясь закону, так и не сумел убить меня. И ты не должен. Клянусь, я откажусь от притязаний на трон. Не ради себя — ради тебя.
— Каждый предлагает мне свою жизнь не ради себя, а ради меня. Какая щедрость! — Шах-Джахан обернулся ко мне, нежно взял за руку и повел прочь от Хосрова. — Я выслушал тебя, Арджуманд, как у нас заведено, но я не могу оставить его в живых.
— А что станется, — подал голос из угла Хосров, — с Парвазом и Шахрияром? Они тоже умрут? Но они-то не здесь, беззащитные и беспомощные, как я. Они в Лахоре, под охраной армии.
— Нет. Умоляю, любимый! Ты не сможешь.
— Я должен. Уходи.
Я рыдала весь день, оплакивая мужа, детей, себя… Никогда еще мне не было так страшно. Ужас сотрясал мое тело, слезы так и катились из глаз. Красное из моего сна оказалось кровью, изначально было ею. Я истолковала сон неверно, тюрбан принца был здесь ни при чем. Закрывая глаза, я видела руки мужа, обагренные кровью. Мои слезы не могли ее смыть, они текли, текли, текли и, едва коснувшись рук любимого, тоже превращались в кровь. Даже пряди волос, которыми я вытирала глаза, покраснели.
Я пыталась заткнуть уши, но звуки проникали сквозь пальцы. Порази меня внезапная глухота, я бы все равно продолжала слышать их. Солдаты вошли. Хосров обратил лицо к Мекке, к солнцу, постоял на коленях в безмолвной молитве, потом поднялся, подошел к окну, словно желая в последний раз взглянуть на мир. Он не сопротивлялся, когда полоска материи обвилась вокруг шеи. Тело его унесли, уложили в простой гроб. Мне не сказали, где его закопали. Сколько же убитых скрывает земля?
Но… с ним поспешили расправиться, слишком поспешили. От моего отца пришло новое известие: Джахангир жив. Следующее письмо было от самого падишаха:
«Мне сообщили, что Хосров умер от кишечной колики сорок дней назад. Молюсь о том, чтобы Аллах был милостив к нему. Внешняя разведка сообщает, что негодяй Аббас, шахиншах этого проклятого государства, Персии, ведет войска на Кандагар. Следует дать ему достойный отпор, ударить самой могучей армией, которую я могу возглавить. Тебе надлежит выступить на север немедленно, со всеми своими войсками».
Дух Хосрова витал над нами, поднявшись из места тайного захоронения. Я чувствовала, как он оплетает нас зловещими заклятиями. Прошли месяцы после его гибели, а я постоянно ощущала его насмешливое присутствие. Он смотрел, как я сплю, и ожидал моего пробуждения; вместе с темными низкими тучами он висел в небе над холмами, окутывая землю мглой. Все во дворце тоже чувствовали это — мы передвигались тихо, медленно, стараясь не потревожить призрак Хосрова. Я молилась о нем — не положенные пять раз, а десятки раз ежедневно, — читала Коран, но ничто не помогало справиться с унынием и отчаянием. А от Джахангира шли приказ за приказом: выступать в поход. Мой любимый медлил, не отвечал сразу на призывы отца.
Он мерил шагами балкон, останавливался, окидывал взглядом дальние холмы, чужие, неподдающиеся. Я знала, что он там видит. Не просто страну, а свою страну. Он сражался, его люди погибали, эти камни и ущелья, эти крепости были его царством. Если он сейчас уйдет, то всего этого лишится, а затем придется покориться отцу. И Мехрун-Ниссе.
— Я вижу в этом ее руку, — сказал он мне.
— Но шахиншах и вправду идет на Кандагар.
— Знаю, но почему отец так хочет направить туда именно мою армию?
— Ты самый опытный из всех его сыновей.
— Но он пишет «самой могучей армией, которую я могу возглавить» — не «ты сможешь возглавить». Почему бы ему не остаться на ложе болезни? Я способен и сам побить персидских негодяев. Если мы выступим в поход, я лишусь всего.
— А если нет?..
Ответа на мой вопрос не последовало, но он не остался незамеченным. Шах-Джахан пытался оценить наше будущее. Если он откажется повиноваться, это разъярит Джахангира. Если повинуется… Это был тупик.
Дни напролет мой муж вышагивал по балкону. Как смеется, должно быть, Хосров. Не его ли дух нашептывает Мехрун-Ниссе, как поступать. От отца пришло известие, что Джахангир передал Шахрияру все джагиры моего мужа, включая Гисан-Феруз, по традиции жалуемый наследному принцу. Хитрая женщина протолкнула своего никчемного зятя еще ближе к трону, ей хотелось править империей после смерти Джахангира.
— Я уже побежден, — сказал Шах-Джахан. — Она наносит удары слишком проворно. А я не могу атаковать до смерти отца. Она провозгласит наследником Шахрияра… Он станет первым среди сыновей моего отца.
— Нужно решить, идешь ли ты на Кандагар. Может, лучше сказать падишаху, что ты переждешь дождливый сезон? Это позволит нам выиграть время.
— Зачем тянуть время, если я не могу обернуть это себе на пользу? Я не могу позволить отцу вот так отвергнуть меня. И… могла ли его любовь испариться в одночасье?
— Боюсь, моя тетушка выпила из него всю любовь.
— Я должен угодить отцу и в то же время показать свою силу. Я выступлю на север, когда дожди прекратятся, но он должен позволить мне командовать всей армией. И пусть отдаст мне джагир в Пенджабе. Это поможет подстраховаться против Мехрун-Ниссы и братьев.
Джахангиру совсем не понравилось такое решение. Он был разгневан, назвал Шах-Джахана би-даулетом и даже вписал это в свою книгу, желая, чтобы потомки запомнили моего любимого мошенником. Падишах велел самому Шах-Джахану оставаться в Бурханпуре, но армию незамедлительно отправить на север.
— Без войск я ничто…
— Но, удерживая их здесь, ты еще сильнее разъяришь отца.
Мое сердце содрогалось от страха за мужа. Хосров… Я не упоминала его имени, но проклятие дало о себе знать слишком быстро. Мы чувствовали себя щепками в водовороте, несущем нас прямо в вечность. Но… мы любили друг друга, и это было единственным утешением. Любовь была для нас волшебным заклинанием, она помогала преодолевать страхи. Мы поддерживали друг друга взглядами, прикосновениями, нежными поцелуями; прижавшись друг к другу, мы чувствовали себя невидимыми для мира.
— Слишком поздно, — шептал Шах-Джахан. — Я чувствую. Мехрун-Нисса пустила в ход свою отраву. Ничего уже не изменишь.
— Немедленно отправь Аллами Саадуллу-хана в Лахор. Умоляй отца даровать тебе прощение. Он простит. После этого мы сможем выступить на Кандагар.
— Мы? — Он заулыбался. — Сколько раз я повторял, что тебе не следует идти на войну. Тебя могут ранить.
— Я тебя никогда не оставлю. Посылай Аллами Саадуллу-хана.
Через час Аллами Саадулла-хан выехал в Лахор.
Тянулись недели, а мы все ждали. Ливни затопили долину, во дворце было сыро и тепло, комнаты заполнил запах гниения. Я была подавлена донельзя очередной беременностью и ее спутниками — тошнотой и слабостью.
Наконец вернулся Аллами Саадулла-хан. Туча на его лице была чернее тех, что висели над нашими головами.
— Джахангир не пожелал меня принять. Я ждал много дней. Меня не допустили даже в диван-и-ам. Мехрун-Нисса распорядилась не пропускать меня, а придворным строго запретила произносить твое имя, Шах-Джахан, в присутствии отца. В глазах отца ты больше не существуешь. Шахрияр, этот На-Шудари, теперь разгуливает по дворцу в пунцовом тюрбане, похваляясь, что расправится с тобой, если когда-нибудь осмелишься там появиться. — Аллами Саадулла-хан невесело рассмеялся: — Он машет мечом, пугая встречных, и показывает, как на поединке порубит тебя на кусочки. Мехрун-Нисса рукоплещет каждой его выходке.
