Принц полуночи - Кинсейл Лаура (книги полностью .TXT) 📗
Из темноты за факелами возник Чилтон и медленно поднялся по ступенькам, распевая вместе со своей паствой. Когда затихли последние слова, он поднял обеими руками простой фарфоровый кувшинчик для сливок и снова начал молиться, взывая к Господу, чтобы тот сообщил свою волю господину Джейми и его овцам.
С.Т. подергал стянутыми за спиной руками. Молитвы тут не прекращались с утра до ночи. Неудивительно, что все они были не в себе.
Голубка стояла на коленях несколькими ступеньками ниже него, закрыв глаза и, видимо, молясь из всей силы. Голос Чилтона начал дрожать и прерываться от полноты чувств в его очередном разговоре с Господом. Толпа шуршала, захваченная его волнением, хотя С.Т. не мог разобрать путаных фраз Чилтона, если не считать восклицаний вроде: «Да, да! Понимаю, понимаю. Счастье и мир твоим последователям. Тем, кто поистине любит тебя», — и тому подобной глубокомысленной чуши.
Снова повторялась нудно-жужжащая церковная служба. С.Т. дрожал на ледяном воздухе. Внезапно Чилтон поднял кувшинчик высоко над головой, потом опрокинул и вылил на ступеньку из известняка несколько капель жидкости. Она тихо зашипела и забулькала.
— Нежная Гармония, — сказала он, — любишь ли ты своего господина?
Одна из девушек, стоявших у ступенек, поспешно вышла вперед.
— О, да! — воскликнула она.
— Вот и возьми эту чашу. Если ты истинно любишь своего господина, ты отопьешь из нее. Тот, кто не верит, почувствует на своем языке адское пламя. Но если ты истинно верующая, глоток из чаши доставит тебе удовольствие.
Он протянул ей кувшинчик, который пышно именовал чашей. Девушка по имени Нежная Гармония приняла его дрожащими руками. Звук, похожий на вздох, донесся из толпы. На глазах С.Т., наблюдавшего за происходящим в бессильном ужасе, она, не колеблясь, поднесла его к губам.
Когда сосуд прикоснулся к ее рту, Чилтон выкрикнул:
— Авраам! Авраам! — шепот толпы превратился в вопль. — Я — ангел Господень! — кричал Чилтон, и голосего разносился в ночи. — Опусти чашу, дитя. Не пей. Ты удостоверила свою веру, как был испытан Авраам и утвердился.
Нежная Гармония опустила кувшинчик, и Чилтон взял его у нее из рук. Лицо ее сияло, она неотрывно смотрела на него.
— Голубка Мира, — произнес Чилтон. — Выйди вперед и возьми эту чашу.
Спина С.Т. напряженно выпрямилась. Дыхание его участилось,
— Твоя задача более трудна, — сказал Чилтон. — У тебя должно хватить веры на двоих. Мужчина, которого ты ввела к нам — один из детей мятежа. Его душа — как душа грешников, про которых Господь сказал, что они подобны беспокойному морю, которое не может утишиться, и воды его вздымают тину и отбросы.
Голубка приняла у него из рук чашу, склонив над нею голову.
Чилтон положил руки ей на плечи.
— Ты можешь спасти его. Вера Нежной Гармонии превратила бы кислоту в воду, когда она коснулась ее губ, потому что она верила слову своего господина. Ты веришь моему слову?
Голубка кивнула. С.Т. судорожно сглотнул.
— Тогда слушай меня. Ты должна взять эту чашу и вылить ее содержимое в его левое ухо, чтобы мятежный дух вышел из его уст и исчез навеки, а он пребывал бы в мире.
С.Т. ощутил эти слова физически, как мощный удар. Мгновение он не двигался, не в силах был поверить в то, что услышал. Потом зубы его оскалились.
— Ax ты, ублюдок! — прорычал он. — Бесовский выродок!
Чилтон гладил волосы Голубки.
— Только ты можешь принести ему этот дар, дитя мое. Не уклоняйся от предписанного тебе дела.
Голубка повернулась, держа кувшинчик обеими руками. С.Т. ничего не мог с собой поделать: он подался от нее назад, насколько ему позволили кандалы.
— Чего ты хочешь, Чилтон? — вопросил он. — Какова твоя цель?
— Господь говорит: «Слушайте Меня, вы, знающие правду, народ, в чьем сердце Мой закон», — возгласил Чилтон. — «Не бойтесь упреков человеческих, не печальтесь от их пополнения».
Голубка Мира шла к С.Т. Лицо ее было безмятежно. Она опустилась рядом с ним на колени.
— Не делай этого, — сказала С.Т., часто дыша. — Голубка ты не понимаешь, что делаешь. Подумай, во имя Господне.
Она улыбнулась, но так, как будто даже не видела его.
— Я могу дать вам мир, — проговорила она. — Я сделаю вас счастливым.
— НЕТ! — Он повысил голос. — Я не смогу слышать. Мое второе ухо уже оглохло. О, Боже! Он это знает, Голубка! Ты его орудие, спроси, чего он хочет? Спроси его, чего он хочет?
— Мы все желаем вам счастья, — сказала она. — Вы найдете с нами мир, когда будет изгнан мятежный дух.
Она подняла сосуд. Он отчаянно затряс головой, потом дернул плечом, стараясь выбить чашку у нее из рук.
Кто-то схватил его за волосы. Множество рук заставило его не двигаться.
— Вы должны верить, — сказала она. — Вы должны знать, что я не причиню вам зла. Имейте веру.
— Не делай этого. — Глаза его слезились. — Он безумец. Он всех вас сделал безумными.
Она покачала головой и улыбнулась, как будто он был маленьким испуганным ребенком. Позади нее Чилтон начал молитвы. Она подняла сосуд. С.Т. пытался высвободиться от крепкой хватки, которой пригибали его голову.
— Не двигайтесь, — сказала она. — Молитесь с нами.
— Пожалуйста, — прошептал он. — Пожалуйста. — Ов сопротивлялся с такой силой, что все его мускулы дрожали от напряжения. — Ты не можешь этого сделать. — Сосуд поднялся и наклонился в ее уверенных руках. Он крепко зажмурил глаза. — Ты не можешь, не можешь, не можешь.
Он плакал, не в силах это перенести. О, Господи, быть глухим, так что дверь захлопнется окончательно, остаться беспомощным в безмолвном мире… Обжигающе холодная жидкость ударила в его ухо и залила его, заглушив звуки молитвы Чилтона, размазав голоса.
Тишина стала полной. Они отпустили его. С.Т. с рыданиями пригнул голову к коленям.
17
Она показалась Ли такой же, какой была всегда, эта огромная пустынная местность. Заброшенной. Серое небо и безрадостные пустоши, с хребтом римской стены, торчащим на вершине длинных скалистых цепей, напоминающим змея. Странная погода катилась по холмам: огромные хлопья снега таяли, прикасаясь к черной земле, гром бормотал где-то поверх облаков.
Ветер трепал гриву гнедого. Ли ехала по грязному проселку. Лошадь нервно подняла голову, озираясь по сторонам, как будто из тенистых лощин могли выскочить тигры. Она то семенила, то делала длинные стремительные шаги, пробираясь по глубокому месиву.
Ли молила Бога, чтобы им не попались такие лужи, которых нельзя было бы объехать. То, что животное так боится воды, мешало ей всю дорогу, и двенадцатидневная поездка удлинилась из-за этого еще на две недели. Сеньер сказал, что мог бы справиться с этим страхом, но не задержался, чтобы осуществить это обещание.
Он оставил ее там, в темноте и мороси конюшенного двора в «Русалке». Он не покинул ее в тот вечер, но больше с ней не говорил, он не ночевал в их комнате, а наутро ее ждало сухое распоряжение. Она должна оставаться здесь, пока он не вернется. За ее комнату и еду заплачено, она может просить о чем угодно, за исключением наличных денег. Он взял вороного и серого негодяя. Он оставил ей гнедого, который отказывался пройти по мосту.
Он оставил ее так без единого гроша. Ждать его, как будто она служанка!
Она все еще кипела от гнева. Но это не задержало ее даже на полчаса.
Однако гнедой сильно замедлил ее движение. Она попыталась продать его в городке, но все были слишком хорошо знакомы с этим животным; поэтому ей пришлось отнести в ломбард жемчуг и свое платье. Оценщик унес их в заднюю комнату, чтобы рассмотреть жемчуг, потом вышел и положил на прилавок десять шиллингов вместо четырех фунтов, о которых говорил С.Т. Когда она яростно запротестовала, оценщик только пожал плечами и вручил ей закладной билет. Он отказался вернуть ей жемчуг, а когда она пригрозила, что обратится к констеблю, он облокотился о прилавок и сказал, что она может делать все, что ей вздумается — а он посмотрит, что из этого выйдет.
