Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия (читаем книги онлайн txt) 📗
Раневский стоял у окна, заложив руки за спину и не отрываясь глядел на разбушевавшуюся за окном метель.
- Я вас не звал, madame, - обронил он даже не поворачиваясь к ней лицом.
- Александр, я догадываюсь о причине вашего дурного настроения. Ежели вы позволите, я бы хотела поговорить с вами.
- В самом деле, сударыня? Вы знаете, что меня гложет? – саркастически осведомился он.
Развернувшись от окна он в два шага преодолел, разделяющее их расстояние и подняв двумя пальцами ее подбородок, заглянул в глаза.
- Ваш взгляд - он такой чистый и наивный, - тихо заговорил он, - губы созданы для поцелуев. «Я скучаю без вашего общества, Софи. Не видя вашей улыбки, не слыша вашего голоса, я изнываю от тоски. Единственным утешением мне служит воспоминание о сладости ваших губ, о том, поцелуе, что Вы подарили мне…» - процитировал он.
Софья испуганно охнула и отступила на шаг, но Александр не дал ей возможности отстраниться. Ухватив тонкое запястье, он притянул ее к себе:
- Вы говорили мне о любви… Вы лживая, лицемерная дрянь… Poule! (Потаскуха)- теряя самообладание, процедил Раневский.
Александр отшвырнул ее от себя и вновь вернулся к окну.
- Прошу вас, Александр Сергеевич, выслушайте меня, - последовала за ним Софья. – Я, полагаю, Натали отдала вам письма, которые мне писал Корсаков.
- Assez! (Довольно!). Ни слова более! – оборвал ее Раневский.
- Бога ради, позвольте мне сказать. Я год носила траур после того, как ваш денщик привез в Рощино тело в заколоченном гробу, и поехала в Петербург…
- Я сказал, довольно! – взорвался Раневский. – Я мог простить вам увлечение кем бы то ни было, с целью устроить свою дальнейшую жизнь ввиду тех обстоятельств, что вас постигли, но Корсаков! Корсаков - безусловно, самый разумный выбор, ежели думать о замужестве. Вы спутались с мужем вашей кузины. И знаете, я даже догадываюсь почему: Алексей всегда был слаб там, где дело касалось красивой женщины. О да, в прошлом у него было немало увлечений, в том числе и дамами замужними, так почему бы и не вдова. А вы воспользовались им, чтобы насолить Лидии. Разве я не прав? Хотя, может и не прав, - потер он виски. – Может, вы и в самом деле любите его? Я знал о вашем увлечении им, когда делал вам предложение, но полагался на ваше благоразумие и… - умолк Раневский.
- Отчего же вы не договорили? - горько усмехнулась Софья. – Что же вы не сказали, что он никогда бы не посмотрел в мою сторону?
Раневский не обернулся, но Софи видела, как напряглись его плечи, что он с трудом удерживает себя, чтобы не дать ярости, владеющей им, прорваться наружу.
- Раздевайтесь! – обернулся он.
- Александр, я не поминаю, - пробормотала Софи, отступая к двери.
- Я сказал, раздевайтесь, - повторил Раневский.
Софья прикрыла глаза, все ее тело сотрясала дрожь. Повернувшись к нему спиной, она, запинаясь, произнесла:
- Вы поможете мне? Я не смогу сама.
- Помнится, совсем недавно вы говорили, что я никогда не переступлю порог вашей спальни, - медленно заговорил Раневский, - а ныне готовы отдаться мне, дабы только сохранить свое положение. Софи, как же вы не постоянны.
Софья обернулась, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться прямо при нем.
- Чего же вы хотите, Александр? – прошептала она, опуская голову.
- Когда вы научились так виртуозно лгать и лицемерить, Софи? – с горечью произнес Раневский. – Мне ничего не нужно от вас. Более того я не желаю вас видеть. Если вам дорого ваше спокойствие и благополучие, постарайтесь не попадаться мне на глаза.
- Вы собираетесь оставить меня? – едва слышно спросила Софья.
- Идемте! – схватив тонкое запястье, Александр увлек ее за собой.
Софи едва поспевала за ним, путаясь в подоле платья. Войдя в свой кабинет, Раневский отпер ящик письменного стола и извлек из него те письма, что ему передала Натали.
- Я не стану требовать развода, - произнес он, швыряя их одно за другим в камин, где еще тлели не до конца прогоревшие угли.
Жадное пламя, получив новую пищу, взметнулось яркими всполохами, осветив бледное напряженное лицо Софьи.
- Я не могу поступить с вами подобным образом, потому как с самого начала брак наш был основан на доводах разума, а не был совершен по велению сердца. Я воспользовался вашим положением, вашей обидой и легко получил согласие ваше и ваших близких, что поистине не делает мне чести. Для всех вы останетесь моей женой, Софи, но не для меня. Для меня вас более нет. Ступайте.
Развернувшись, Софья выбежала за двери. «Для меня вас более нет», - вновь и вновь звучало в мыслях, пока она поднималась в свои комнаты. «Разве может быть, что-либо ужаснее? – содрогнулась Софи. – Как же мне жить далее?»
Ей не пришлось долго ломать голову над этим вопросом. Уже на другой день, Раневский собрался в Петербург. Пришло письмо от Депрерадовича вместе с приказом о его зачислении в Кавалергардский полк. Читая приказ, Александр не верил своим глазам. Это было сродни чуду. Разве можно было надеяться на восстановление его в полку, да еще и в прежнем чине? Завадскому удалось невозможное: ныне Раневский вновь был штабс-ротмистром полка. Осталось только решить судьбу Сашко. Первой мыслью было просить зачислить Морозова новобранцем в свой же полк, но по размышлению Александр отказался от нее, сочтя ее слишком самонадеянной. Вместо того, по приезду в Петербург он обратился с просьбой к Шевичу, с которым был близко знаком, и Сашко зачислили новобранцем в Лейб-гвардии Гусарский полк в чине юнкера. Пообещав своему воспитаннику навещать его при каждом удобном случае, Раневский попытался разыскать Завадского. Все, что ему удалось выяснить так это то, что Андрей не задержался надолго в столице и, уладив, его дела отправился в первопрестольную. Александру хотелось лично поблагодарить Завадского за хлопоты в его делах, и потому он отправился вслед за ним в Москву не заезжая по дороге в Рощино.
В Москву Раневский приехал в начале марта. Сняв квартиру в том же доме, где снимал себе жилье ранее, до женитьбы на Софье, Александр отправился с визитами. Первыми были Завадские. Раневский оказался в весьма сложном положении. Лгать он не привык, а открыть истинную причину того, что его супруги нынче не было с ним, означало признаться графине Завадской, тетке Софьи, что ее обожаемая племянница перешла дорогу не кому-нибудь, а ее собственной дочери. Пытаясь уйти от расспросов, Александр рассказал о том, что ездил в столицу для того, чтобы увидеться с командиром полка Де-Прерадовичем, а заодно устроить судьбу своего воспитанника.
Постаравшись сократить насколько это было возможно свое пребывание в доме Завадских, он с радостью согласился на предложение Андрея посетить новый театр на Арбатской площади тем же вечером. Давали «Ариану» в главной роли была заявлена звезда столичной сцены, прима Александринского театра Екатерина Семёнова. На это представление Раневский пошел, дабы иметь возможность беспрепятственно поговорить Завадским.
Но все же, уже сидя в ложе, он так и не решился заговорить о Корсакове и Софи. Не было смысла бросаться обвинениями, потому как Андрей заведомо оказался в ситуации, когда невозможно было сделать правильный выбор. Разве можно выбирать между родной кровью и человеком, который бесконечно дорог? Оставив попытки начать разговор, Александр попытался вникнуть в смысл представления, но игра актеров его нисколько не увлекла. От скуки Раневский принялся рассматривать публику. Его внимание привлекла дама в ложе напротив. Они несколько раз встречались взглядами, но прелестница всякий раз кокетливо отводила глаза, прикрываясь веером.
Раневский усмехнулся, когда она продемонстрировала ему раскрытый веер в несколько медленных взмахов. «Я жду», - гласило сие зашифрованное послание. С того расстояние, что разделяло их, незнакомка была неправдоподобна хороша: темно-каштановые кудри красиво спадали на оголенные плечи, крупная жемчужина, подвешенная на тонкой цепочке привлекала внимание к ложбинке в глубоком декольте ее изумрудно-зеленого платья. Александр не мог видеть какого цвета ее глаза, но почему-то решил, что они непременно должны быть зеленого или голубого цвета. Насколько он мог судить, на преставление дама прибыла в одиночестве, но это его нисколько не заинтересовало. Ранее, года три назад, он бы непременно воспользовался случаем, чтобы свести знакомство, тем более, когда симпатию к нему демонстрировали столь недвусмысленно. К тому же, незнакомка была весьма и весьма недурна.
