Узник моего желания (Раб моих желаний) - Линдсей Джоанна (читать книги без .TXT) 📗
Сторожа пожали плечами на ее вопрос и проводили в темницу. Какой шанс у нее еще оставался? Хорошо, что она была одна в зале, когда они пришли. Эмма не смогла бы протестовать, но Милдред могла, что довело бы Ровену до слез.
Да, она знала, что Уоррик должен был так поступить, но в глубине души не верила, что он действительно так поступит.
Когда тюремщик, которого она боялась, появился со своей противной ухмылкой от того, что она опять поступает в его власть, Ровена отвернулась, потому что ее стошнило. Это не из-за младенца. Была такая тяжесть в груди, что ей стало плохо. Ей бы хотелось заплакать, но слез не было.
Когда Джон Гиффорд пришел к ней час спустя сказать, что он отпустил другого тюремщика, она спросила его только:
— Это приказ Уоррика?
— Нет, миледи. Слух о том, что вас опять поместили сюда, быстро разнесся по замку. Я пришел, как только об этом услышал.
И тут она заплакала. Почему Джон пришел к ней тогда, она не знала, она не спрашивала. Но теперь он здесь сам по себе. Уоррика не заботит, что с ней будет, только бы убрать ее с глаз долой и никогда больше не видеть.
Немного позже она услышала спор в сторожке. Она узнала голос Милдред. Милдред и Джон последнее время очень сдружились. Но не сейчас. Когда опять воцарилась тишина, Ровена поняла, что Джон победил, ясно было примерно и о чем спор. Милдред не позволили пройти к ней, также как Джон не мог позволить и Ровене выйти из темницы.
Через два часа Джон опять пришел к ней.
— Он переменил свое решение, миледи. Вы будете пребывать в его покоях, запертых на ключ, со стражником у дверей.
— А если я предпочту остаться здесь? — поинтересовалась она.
— Вы не можете этого хотеть.
— Но я хочу. Джон вздохнул.
— У стражника приказ. Он должен перевести вас в покои, хотите вы того или нет.
— Значит, в любом случае я должна идти?
— Помилосердствуйте…
— Нет, Джон, — отрезала она. — Мое сердце умерло, потому меня уже ничего не ранит.
Боже милостивый, почему бы этому не быть правдой? Она молилась о том блаженном состоянии, когда человек ничего не чувствует, но оно не приходило на смену ее горю.
Но больше никто об этом не узнает, ни Джон, ни тем более Уоррик.
Никакой надежды от смены места заключения она не испытывала. Уоррик просто вспомнил, что она носит его ребенка. Очевидно, он забыл о том в первом порыве гнева, и это должно было еще больше разозлить его позже, когда он припомнил, что надо смягчить ей условия, чтобы обезопасить ребенка. Других причин у него нет.
Ей не разрешено видеться ни с кем, кроме стража, который приносил ей каждый день еду. Всякий раз, когда она пробовала заговорить с ним, он не отвечал, так что она оставила эти попытки. Конечно, она бы предпочла находиться в темнице под опекой Джона.
Она часто забиралась в амбразуру у окна, откуда могла смотреть наружу. Там мало что видно, но лучше мало, чем ничего. Она много шила — для ребенка, для Эммы, — но не для Уоррика. То, что она начала шить Уоррику, когда он уехал в Эмбрей, она распорола, чтобы сделать тонкие шелковые рубашки для малыша.
Она не знала, чем закончилась осада Эмбрея. Раз Уоррик узнал правду о том, кто она, значит, он должен был взять замок. Находился ли там Гилберт? Он пойман или убит? Все ли в порядке с матерью? Она на свободе? Или в новом плену — на этот раз у Уоррика?
Она считала дни. Каждый прошедший день она отмечала с помощью маленького ножа зарубкой на деревянных ножках кровати. Да, это красивые ножки, с орнаментом и резьбой. Теперь на них двадцать пять глубоких зарубок, на которые она могла любоваться. Прежде чем она вырезала двадцать шестую, вернулся лорд Уоррик.
— О, великий и могущественный лорд вернулся, — сказала она, не заботясь о том, как перенесет Уоррик ее язвительный тон. — Убили вы Гилберта?
— Я так и не нашел его, хотя охотился за ним в течение этих последних недель.
— Так вот почему вы не вернулись сюда? Но не было причин сюда спешить, не так ли? Вы послали приказ. Этого вполне достаточно.
— Боже, как ты смеешь…
Он остановился, потому что она смотрела в, сторону, намеренно игнорируя его. Она не испугана или рассержена. Она была сама спокойствие. Он не ожидал такого, правда, он и не думал об этом, стараясь выбросить все из головы и сконцентрироваться только на поимке д'Эмбрея. Однако он обнаружил теперь, что ему не нравится ее отчуждение. И гнев, который он испытал после разговора с ее матерью, опять захлестнул его с головы.
Он сел напротив нее на табурет.
— Такое невинное лицо скрывает столько обмана, — холодно заметил он.
Она посмотрела на него, приподняв брови, и спросила спокойно.
— Когда я вас обманывала? В Киркбурге, когда я не знала, кто вы такой? Или когда вы вошли в Киркбург с армией, чтобы убить моего сводного брата, не зная, кто он? Но я думала, вы пришли туда за Гилбертом д'Эмбреем, вашим злейшим врагом, и я была уверена, что вы убьете меня, узнав, что он мой сводный брат. Или, возможно, я должна была это вам рассказать, когда вы выпустили меня из темницы и стали объяснять, как будете осуществлять свою месть?
— Ты знала, что я не убью тебя.
— Но не тогда.
Они смотрели друг на друга. Ровена вовсе не была спокойна теперь. Гнев, подавляемый двадцать пять дней, выплеснулся наружу. Взгляд Уоррика стал ледяным.
— Чем же ты объяснишь свое молчание после, когда ты убежала только для того, чтобы д'Эмбрей вернул тебя? Он послал тебя шпионить за мной?
— Я уверена, он бы попросил меня, если бы додумался. Но до вашего приезда он считал, что возьмет крепость в один день, и это даст ему возможность поставить на колени вас. Когда же вы приехали, у него не осталось времени подумать ни о чем — он должен был бежать. Однако я не сказала вам, что он д'Эмбрей по той же самой причине, что и вначале. Я не хотела больше страдать от вашего гнева — или от этого. — Она провела рукой, обозначая границы ее заключения.
— И я должен поверить в твои объяснения тогда как, похоже, вы с д'Эмбреем шли рука об руку в этом обмане? Он оставил тебя в Киркбурге, чтобы я нашел тебя, — напомнил он сухо. — Чтобы я был очарован тобой и поделился своими планами?
— Он предполагал, что вы будете обговаривать со мной условия. Однако он оставил меня там, так как запаниковал. Вы приближались с пятьюстами человек. А у него только сто. Он собирался вернуться обратно с армией Лионса, которая была послана в Турес осадить вас. Возможно, он надеялся, что я отвлеку вас достаточно надолго, чтобы он мог бежать. Что у него происходило в голове в тот момент, я не знаю. Но что я знаю точно: он не собирался оставлять меня у вас в руках. Он хотел вернуться. И вернулся. Когда он нашел меня в тот день в лесу, он сказал, что думал, вы убили меня. Уоррик фыркнул.
— Очень умно придумано, но я не верю ни одному слову.
— Вы думаете, меня заботит то, во что вы верите? Месяц назад — да, но не сейчас.
— Твои обстоятельства зависят от того, во что я верю.
— Мои обстоятельства не могут стать хуже.
— Не могут? — спросил он с угрозой в голосе. — Я могу действительно наказать тебя.
Это заставило ее вскочить на ноги в ярости.
— Давай, вперед, черт тебя возьми! Сделай это! Все равно это не прибавит ничего к тому презрению, которое я сейчас испытываю к тебе.
— Сядь, — глухо прорычал он.
Она села, нет, не перед ним.
Она обошла камин, прошла к другому окну и села там на скамейку, вполоборота к окну. Она невидящим взглядом смотрела наружу, чувствуя, как руки дрожат у нее на коленях. Она ненавидела его. Презирала его. Она бы хотела, чтоб он…
Она услышала, как Уоррик подошел сзади, закрывая проход из этой ниши, так что она не могла бы уйти, если только не оттолкнула бы его.
— Ты не оправдаешь себя. Я тебе не верю, что бы ты ни сказала теперь. То, что ты сделала, похоже на предательство. Если бы ты сказала, что д'Эмбрей в моих владениях, я пустился бы за ним в погоню, несмотря на ночь. Если бы ты сказала мне, что ты Ровена из Туреса, я бы скорее защитил твои владения…
