Роковой бал - Додд Кристина (электронная книга txt) 📗

– О чем ты говоришь?

– Ты женился на мне. Ты взял меня в свою семью. Я должна была рожать тебе детей. Я должна была быть их матерью. И ты подозревал меня в самой подлой измене, которая только возможна. Ты женился на мне, думая, что я шпионка. Что ты собирался делать дальше? Следить за каждым моим движением? Отослать меня в Турбийон? Посадить за решетку?

По выражению его лица Джейн поняла, что он рассмотрел все три варианта.

– Но ведь... я женился на тебе, – ответил Блекборн, словно сказал что-то новое.

– О-о! Великий Рэнсом Квинси. Маркиз Блэкберн снизошел до брака с женщиной, которая была не только старой девой, не только бедной, не только скомпрометированной, но еще и французской шпионкой. – Она стояла, уперев руки в бедра. Краска капала с кисти на его дорогой ковер. Джейн злобно скривилась. – Это такая честь для меня.

Она видела, как в Блэкберне вспыхнула ярость и как он поборол ее.

– Хорошо, Джейн. Ты сердишься. Но мы женаты, и мы вернемся к этой теме, когда ты будешь более благоразумна.

– Я неблагоразумна.

– Вынужден не согласиться с тобой. – Он тихо подошел и погладил ее по щеке.

Джейн резко отшатнулась, злясь, что он отступает, и одновременно радуясь, что он оставит ее в покое.

Блэкберн повернулся, чтобы уйти, но остановился, увидев картину, которую она все это время рисовала. Он стоял в оцепенении, бессмысленно уставившись на холст.

– Я? – спросил он наконец.

– А кто же еще, – ответила Джейн.

Лаконично и четко, жестоко и злобно-насмешливо на портрете был изображен он. Волосы нарисованы желтой охрой, подбородок – отвратительного оранжевого цвета. Фиолетовые выпученные глаза светились маниакальным блеском, каждый зуб обведен черным, что придавало лицу на портрете хищное выражение.

Хуже всего было то, что ниже была пустота. Волнистые линии случайных цветов то тут то там сияли на холсте. Ее неприязнь кастрировала его.

Она видела момент, когда им овладела обида. Его лицо стало бесцветным, улыбка ничего не выражала.

– Очень мило, Джейн. Спи сегодня одна. Но помни это. Рэнсом шагнул к ней так быстро, что она не успела отпрянуть.

Обхватил ее, понес к кровати. Джейн извивалась в его руках. Он положил ее на матрас и опустился сверху, словно ангел-мститель. Схватив ее за подбородок, он крепко держал ее. Блэкберн смотрел в ее глаза. И Джейн увидела лицо человека, который убивал ради своей родины, который мог отдать свою жизнь за справедливость. Лицо, которому не свойственно было тщеславие, но присущ героизм.

Однако Блэкберн не думал о том, что оскорбил ее самым жестоким образом.

Жалкий подлец.

Запустив пальцы в его волосы, Джейн притянула его губы к себе. Она всегда знала его. Его вкус, запах, черты не изменились за одиннадцать лет.

Но изменился он сам, и Джейн вместе с ним. Она уже не будет покорно принимать любые его выходки. Она – Джейн. Она художница. И она взрослая любящая женщина, заслуживающая мужчину, который доверяет ей.

Они крепко прижались друг к другу. Ее пальцы вцепились в его волосы. Руки Рэнсома сжимали ее так, словно он не мог переносить малейшее расстояние между ними. Своим языком и всем телом она ощущала то непередаваемое наслаждение, которое постепенно наполняло ее.

И своим нежным, обожающим разбитым сердцем.

Будь он проклят. Он не верит ей. Он не любит ее. Брак с нею был всего лишь выполнением постылого долга. Блэкберн считает ее женщиной, достаточно пригодной для вынашивания его потомства, с которой можно не считаться.

Ее тело, должно быть, выразило возникшее опустошение, потому что Блэкберн поднял голову и вопросительно посмотрел на нее:

– Джейн?

Оттолкнуть его сейчас – значит проявить мелочную мстительность, однако она не могла иначе. Джейн убрала руки с его груди. Отвернулась.

– Джейн... – его голос звучал почти умоляюще.

Но когда она повернулась, лицо Блэкберна уже было непроницаемо, как камень.

Он встал и поправил лацканы пиджака, не зная, что пятна краски, которые были на Джейн, теперь украшали и его. Фиолетовое пятно сияло на галстуке. Желтые полосы окрасили лоб. Карминовые перья торчали в его волосах.

Но, кроме краски, отчетливо выделялись его природные цвета. Глаза горели, словно жаркая ночь, щеки пылали неистовым румянцем. Его чертовы сладкие губы изогнулись, когда он произнес:

– Помни это, Джейн.

Он тяжело пошел к двери, словно движения доставляли ему боль, и это дало Джейн время собраться. Время, чтобы расправить плечи. Чтобы потянуться, ощупью что-нибудь найти, – что угодно, чего она не успела еще разбить. Лучшим, что ей попалось, оказался осколок вазы, и она запустила им в Рэнсома.

Осколок не долетел даже до середины огромной спальни.

Откинувшись назад, Джейн закрыла глаза руками. Ни разу в жизни она не позволяла себе подобного бурного проявления своего гнева, но сейчас она не чувствовала никаких угрызений совести.

«Помни это», – сказал Блэкберн.

И она запомнит. Ни одна женщина не могла бы забыть такой поцелуй.

Как и такое предательство.

Глава 29

Спала ли она в эту ночь? Джейн не знала. Она лишь знала, что балдахин над ней – изысканный балдахин в оборках – не был таким, какой она видела, просыпаясь в постели Блэкберна. Послеполуденное солнце было единственным, кто приветствовал ее пробуждение, – рядом не было родных рук Рэнсома, ищущих край ее ночной сорочки под одеялом. Джейн не хватало его жаркого тела и того, как он прижимается к ней даже во сне. Ей не хватало его похрапывания, того, что свидетельствовало: он всего лишь человек, а не Бог.

Она так его ненавидела. Она так его любила.

Руки Джейн сжали простыню. Она никогда больше не позволит ему так с ней обращаться.

Но что теперь делать? Она вышла за него замуж. Сделала это осознанно, ее никто не заставлял. Она могла уехать. Могла игнорировать Блэкберна, пока его желание не сменилось бы униженностью и злостью. Вместо этого она вышла за него. И Рэнсом доказал, что ее злость была не более чем глупый каприз женщины, неуверенной в своей власти над ним.

Какая ирония судьбы – узнать, что его сомнения связаны не с ее женской привлекательностью, но с ее характером, которым Джейн так гордилась.

Откинув покрывало, Джейн поднялась и неуверенно стала на ноги. Пол под ней не уходил из-под ног, и Джейн не понимала, почему. Для нее весь мир теперь перевернулся.

Раздался робкий стук. Джейн прикрыла вырез на ночной сорочке и гневно взглянула на дверь, смежную со спальней Блэкберна. Но она тут же поняла, что стук доносится от двери, которая ведет в коридор.

Дурочка. Если она и хочет его видеть, то лишь затем, чтобы воевать.

– Тетя Джейн. – В дверях показалась головка Адорны. – Могу я поговорить с вами?

Джейн смотрела на племянницу. Ее охватило негодование. Адорна представляла собой воплощение молодости и здоровья. Она была такая цветущая, совершенная. В ней не было ни неисследованных глубин, ни горячих устремлений.

– Тетя Джейн, – глаза Адорны умоляюще смотрели на нее. Ну не могла же Джейн наказывать племянницу за то, что ей дано природой.

– Заходи, милая, только берегись фаянса на полу.

Адорна очень осторожно прошла через комнату, окидывая взглядом разбитые вазы и отвратительные пятна краски на ковре.

– Вы, наверное, на меня сердитесь? Джейн выбрала в шкафу платье.

– Нет, дорогая.

– О-о. – Адорна присела на край постели и вытянула ноги. – Тогда вы сердитесь на дядю Рэнсома?

Джейн просунула руки в рукава.

– Да, милая.

Теребя тесемку на простыне, Адорна сказала:

– Знаете, он на самом деле не обращает на меня внимания.

– На меня он тоже не обращает внимания.

– Нет, это неправда! – воскликнула Адорна. – Он проявляет к вам много внимания. Он всегда наблюдает за вами и...

– Наблюдает за мной, – Джейн горько рассмеялась. – Да, вот именно, наблюдает.

Адорна наморщила лоб от смущения.