Великолепная Софи - Хейер Джорджетт (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Софи рассмеялась.
– Нет, конечно! Как ужасно, что я пропущу пару балов! Как же я смогу это пережить? Как восхитительно с моей стороны будет просить тетю сопровождать меня на эти вечера в то время, когда в доме такое горе! А теперь, прошу тебя, избавь меня от дальнейших разговоров на эту тему. Вместо того, чтобы тревожиться о таких пустяках, постарайся лучше как-нибудь отвлечь тетю! Ты знаешь, какие слабые у нее нервы и как малейшая мелочь отражается на ее здоровье! Забота о том, как утешить и успокоить ее, полностью лежит на Сили, так как от твоего папы, не обижайся на меня за эти слова, нет никакой пользы!
– Я знаю, – ответил он. – Я сделаю все, что в моих силах. Представляю, каким трудным делом это кажется Сесилии. Я был просто поражен, увидев, какая она измотанная!
Он помедлил и немного чопорно сказал:
– Наверно, здесь может пригодиться помощь мисс Реккстон. Я не буду предлагать ей входить в комнату Амабель»
но, думаю, она сможет время от времени сидеть с матерью! У нее такой добрый характер, что…
Он осекся, увидев выражение лица Софи, и резко добавил:
– Я знаю, что тебе не нравится мисс Рекстон, но даже ты признаешь, что ее мягкость пригодится в данных обстоятельствах!
– Мой дорогой Чарльз, не рычи на меня! Я не сомневаюсь, что все именно так, как ты сказал! – заметила Софи. – Посмотрим, сможешь ли ты уговорить ее приехать сюда!
Она больше ничего не сказала, но вскоре мистер Ривенхол сам понял, что его невеста, хоть и искренне сочувствовала его семье, не собиралась подвергать свою особу опасности заражения. Ласково сжав его руку, она сказала, что ее мама категорически запретила ей входить в его дом, пока не минует всякая опасность. Это было правдой. Леди Бринклоу и сама сказала это Чарльзу. Когда же она узнала, что он опрометчиво посещал Амабель, она заметно встревожилась и попросила его не повторять этот визит. Мисс Рекстон присоединила к этому свой совет.
– В самом деле, Чарльз, это неосмотрительно! Зачем тебе подвергаться такому риску? И вообще, джентльменам не место в комнате больной!
– Вы боитесь, что я мог подхватить болезнь и перенести ее к вам? – откровенно спросил он. – Прошу прощения! Мне не надо было приезжать сюда! Я больше не буду навещать вас, пока Амабель не поправится.
Леди Бринклоу выслушала это решение с явным облегчением, но ее дочь сразу же стала уверять мистера Ривенхола, что он говорит чепуху и что он всегда будет желанным гостем на Брук-Стрит. Он поблагодарил ее, но почти тотчас же откланялся.
Его мнение о ней не улучшилось, когда, вернувшись на Беркли-Сквер, он застал у матери лорда Чарльбери. Вскоре выяснилось, что он был частым гостем в доме, и каковы бы ни были его мотивы, мистер Ривенхол не мог не уважать его за пренебрежение к опасности заразиться.
Другим частым гостем был мистер Фонхоуп, но так как единственной целью его визитов было увидеть Сесилию. Мистер Ривенхол не испытывал к нему чувства благодарности за его отвагу. Но Сесилия выглядела такой измотанной и беспокойной, что мистер Ривенхол решил обуздать свой острый язык и ничего не говорил о постоянном присутствии в доме ее возлюбленного.
Если бы он только знал, как мало радости доставляли Сесилии визиты мистера Фонхоупа! Была середина второй недели болезни Амабель, а так как девочка чувствовала себя очень плохо, доктор Бэйли не отказался от услуг Сесилии в качестве сиделки. Поэтому она совсем не испытывала склонности к развлечениям и не интересовалась поэтической драмой. Она принесла в комнату Амабель прекрасную гроздь винограда и тихо сказала Софи, что лорд Чарльбери послал за ним в свое поместье и передает девочке. Говорят, что у него есть несколько чудесных домов за городом, а кроме того, – ананасная теплица, и он обещал прислать Амабель лучшие плоды, как только они созреют.
– Как это мило! – сказала Софи, поставив тарелку на Стол. – Я и не знала, что приезжал Чарльбери. Я думала, что это был Огэстес.
– Они оба были здесь, – пояснила Сесилия. – Огэстес хотел дать мне стихотворение, которое он написал… о больном ребенке.
Она сказала это уклончивым тоном. Софи воскликнула:
– О Боже! То есть как прелестно! Оно хорошее?
– Наверно. Я обнаружила, что меня не привлекают стихотворения на эту тему, – тихо сказала Сесилия.
Софи ничего не сказала. Через минуту Сесилия с грустью добавила:
– Хоть я и не смогу вернуть уважение лорда Чарльбери, я всегда буду помнить о его деликатности и исключительной доброте, которую он проявляет к нам с нашей бедой. Я… я надеюсь, ты сможешь вознаградить его, Софи? Ты всегда на втором этаже и поэтому не знаешь, сколько времени он провел у мамы, разговаривая с ней и играя в триктрак, как я подозреваю, лишь затем, чтобы немного освободить нас.
Софи невольно улыбнулась.
– Не меня, Сили, он ведь отлично знает, что забота о тете не лежит на мне! Если следует принимать поздравления, то это надо делать тебе.
– Нет, нет, это просто от доброго сердца! Я не поверю, что у него есть какие-то скрытые мотивы.
Она улыбнулась и лукаво добавила:
– Я бы хотела, чтобы твой другой ухажер делал хотя бы половину этого!
– Бромфорд? Да он не осмелится подойти к дому ближе, чем на сто шагов! Если ты скажешь, что это не так, я не поверю.
– Нет, конечно! Чарльз рассказал мне, что тот так избегает его, как будто это он заражен. Чарльз пошутил по этому поводу, но не упомянул о поведении Эжени.
– Было бы странно ждать другого.
Движение на кровати прервало их разговор, и они больше не возвращались к нему. Болезнь Амабель, достигнув кризиса, вытеснила все остальные мысли из их голов. Несколько дней умами всех тех, кто долго наблюдал за больной, владел сильный страх; старая няня, упрямо отказываясь поверить в новомодные болезни, явилась причиной одного из нервных припадков леди Омберсли, доверительно сообщив ей, что с самого начала распознала все признаки тифа. Потребовались объединенные усилия сына леди Омберсли, ее дочери и док-гора, чтобы вытеснить из ее головы это страшное убеждение; его светлость, которому жена сообщила это, стал искать облегчение единственным известным ему способом, и все кончилось тем, что его не только пришлось везти домой из клуба, но из-за приступов подагры несколько последующих дней он не смог выходить из своей комнаты.
Но Амабель перенесла кризис. Лихорадка стала отступать; и хотя девочка была вялой и изнуренной, доктор Бэйли смог уверить ее мать, что если не будет рецидива, он сможет гарантировать полное выздоровление. Он щедро приписывал Софи немалую заслугу в том, что состояние девочки улучшилось; а леди Омберсли, проливая слезы, сказала, что не представляет, что бы с ними было, если бы не ее дорогая племянница.
– Да, да, она превосходная юная леди, и мисс Ривенхол тоже, – сказал доктор. – Пока они с Амабель. Вы можете не тревожиться, сударыня!
Мистер Фонхоуп, которого ввели в комнату пять минут спустя, первым узнал хорошие новости и тут же набросал небольшое стихотворение, посвященное избавлению Амабель от опасности. Леди Омберсли оно показалось очень трогательным, и она попросила его копию; но так как оно больше воспевало Сесилию, склонившуюся над постелью страдающей Амабель, оно не нашло одобрения у той, кому предназначалось. Со значительно большей благодарностью Сесилия приняла превосходный букет цветов, принесенный лордом Чарльбери для ее маленькой сестренки. Она спустилась к нему, чтобы поблагодарить его. Он не уговаривал ее остаться с ним, но в ответ на ее извинения сказал:
– Конечно же, я все понимаю! Я и не надеялся, что мне перепадет хотя бы минута вашего времени. Это так в вашем духе – спуститься со словами благодарности. Я лишь надеюсь, что не прервал ваш тяжело заработанный отдых!
– Нет, нет! – сказала она, едва владея голосом. – Я сидела с сестрой, когда ваш букет принесли к ней в комнату, я не смогла не побежать вниз, чтобы рассказать о ее восторге. Так мило, так великодушно! А теперь, простите меня! Мне надо идти!
