Шальная мельница (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
Странные чувства у меня к нему. Не то друг, не то… любовник. Не знаю, пыл к Генриху всё еще никак не мог остыть. И все эти… мысли по отношению к другому шли в разрез с душевными потребностями. Словно, предательство. Измена.
Полное сумасбродство.
Издали приглядывала я и за Аней… и, кхм, Лилей. Лилей I (первой). Росли, не по дням девки, а по часам, форсировано взрослея.
Где могла — помогала незаметно, а где нет — то уж, простите.
Однако, самое страшное было добраться до того дня, когда Аня задумает свой жуткий поступок, и когда я…окажусь на грани.
Но, а пока… а пока у меня мой Гоша. И с ним тоже нужно было что-то решать. Непременно нужно. Негоже заглядываться на чужого мужа. Ой, как негоже…
Хватит уже с меня.
(Л и л я — 3)
Чуть больше года в коме — и, наконец-то, мой Водитель, мой Шалевский раскрыл глаза.
Стоит ли описывать нашу всеобщую радость? Жена ликовала, как никто иной. А я же — обреченно делала вид, что лишь слегка поражена сим невероятным чудом.
А вот он…. наш Гоша, словно у разбитого корыта оказался. Раскромсанная жизнь и переломанная судьба. Если бы сама, собственными ушами я сие не услышала, никогда бы не поверила. Да и то…. это было так, всего лишь на несколько раз в первые дни — практически, сразу смирился, замкнулся в себе и больше никогда… не возвращался к этой странной теме.
И, тем не менее, как только очнулся, Георгий был полностью дезориентирован. И это — понятно, логично. Однако, взахлеб, с яростью принялся утверждать, что вокруг какая-то "бесовщина", и он, вообще, не должен здесь находиться, что это всё — не его, и жизнь у него была другая, и имя другое — Генрих.
Однако позже, жену и ребенка признал. Смутно, неуверенно, но признал, сведя концы с концами одних воспоминаний с другими.
Врач же сие "помутнение" объяснил сразу (по сути, как и у меня) — печально известный "коматозный бред".
… в общем, Генрих. Однако, какой шанс, что это — мой Фон-Мендель?
Но, как оказалось, это даже не важно. И дело даже не в жене и их ребенке. По крайней мере, не для него.
Лиля! Сука, ЛИЛЯ!
Его, просто, свихнуло на ней. Он чувствовал, верил, что она безумно нуждается в нём, что он должен о ней позаботиться. А после и вовсе, как-то раз, мне сознался (в ответ на мой рассказ про мою кому), что она — и есть та самая девочка из его "сна". И ее, во что бы то ни стало, непременно нужно найти.
Хотелось ли мне сознаться, что я — та самая его Лиля, вот только уже… после всего, вернувшаяся, как и он? Хотелось. Безумно хотелось! До слез, до крика, до истерики. Однако… даже если и начинала нечто подобное вырисовывать, он, тут же, шел против, и воспринимал всё в штыки. Как бы, кто бы не выглядел — плевать: ему нужна исключительно только та девочка, девушка. Только его Лиля.
Хотя, наверно, оно и правильно. Если сны наши — правда, а судя по тому, что я уже — "Лиза", сложно с этим спорить, то страшно разрывать цепь. Страшно и, вероятно, глупо. Им нужно встретиться, Первой Лиле и Гоше. И должно всё то произойти, что произошло. И лишь тогда Генрих и Анна столкнутся. Лишь тогда я буду с ним… хотя бы в прошлом.
…
Ох…
Бедный ребенок Шалевского. Бедный. Несчастная и Лена. Развелись они. И, вправду, развелись. Вскоре та, конечно, нашла себе нового мужа, а после и забеременела во второй раз… Но это будет потом, в 2016 году. А сейчас, на дворе — 2014. И я мчу, темным, холодным, промозглым вечером на чертову высотку. К своей шальной, нерадивой сестрице Ане.
(Л и л я — 3)
— Аня! — испуганно позвала ее я, страшась как бы та с перепугу тотчас не сиганула вниз.
Но вдруг, неспешный разворот — и улыбается.
Мне, незнакомке, она… улыбается.
— Привет. Я уже и замерла, пока тебя дождалась.
— М-меня? — ошарашено шепчу. Шаги ближе.
— Да, — смеется, потирая ладони. — Тебя. Тебя, Лиля. Лиля-три, так ты себя называешь?
Нервно моргаю, невольно приоткрылся рот.
— Всё еще бесит имя Лиза, да? Или свыклась?
Молчу. Таращусь только идиотически.
— А ведь, практически, — продолжает, — то же, что Эльза. Верно? — смеется. — Что тогда не давала себя называть так, что сейчас перебираешь имена.
— Когда тогда? — сухо, едва различимо.
— А ты еще не догадалась? — хохочет. Дышит теплом на ладони. Украдкой взгляд мне в лицо из-под ресниц. — Нани… Я — Нани.
Поморщилась я, прожевывая несказанные слова.
Еще один вдох, и заикаюсь от шока:
— Н-но как? Когда?
Усмехается.
— Я помню, что ту жизнь, что эту. Только пришлось бродить туда-сюда. И переходы — это либо болезни, либо кома, как у вас с Гошей.
— Аня…
— Угу, — качает головой. — Здесь я — Аня, а там Нани…
— Но почему ты уходишь? Почему ты прыгнешь? — жалобно.
Печально улыбается, на мгновение поджав губы.
— Не мне тебе рассказывать, как сложно выбирать свой путь. Однако… если здесь — твое счастье рядом с Генрихом, то мое — лишь там. Я должна уйти. Должна. Меня ждет мой Пиотр и наша девочка. Я им нужна. Куда сильнее, чем тебе и Лиле-Первой. И лишь там я буду искренне и полноценно счастлива.
— А здесь? Где этот Пётр?
— Не знаю, — качает головой. — Сколько искала. Помнишь еще меня из Велау? Ты, Эльза, как раз ушла, а я — сильно заболела. При смерти. А тут, в это время, — сама знаешь, что попыталась впервые сделать. И попала я, современная, туда — прожила там те года, пока Эльза скиталась, и пока Анна не пришла и не забрала меня к себе. И у меня всё сложилось. Я была безмерно счастлива. Но Анна ушла, ты ушла, вновь ушла, — и я заболела. Не знаю почему. Вроде, и не сильно по двоим вам убивалась. Хоть и умерли на мельнице, однако… я верила, что вы где-то здесь, в нынешнем времени. Но… сердцу не прикажешь. Вот, наверно, и затянуло сюда. Как раз, чтобы дожить до твоих… восемнадцати.
— Но ты же знаешь, что Ярцев сделает со мной?
Виновато опускает очи.
— Да. Уже да. Но разорви — цепь, — выстреливает взглядом мне в очи, — и всё разрушится. Увы, Лиля, всё разрушится.
— А смысл? — рычу. — СМЫСЛ? Кроме как, жизни на Бальге с Генрихом, здесь, после всего — конец. Гоша — мертвый.
Качает головой.
И вновь потереть ладони, постучать ногу об ногу. Взгляд около — и загадочно ухмыльнулась.
— Лиля, как ты не поймешь? — смеется. — Это — еще не конец. Ты еще в пути. Колесо еще вертится. Там в больнице, в 2011 году… не было никакого влюбленного санитара. Не было. А была ты.
— В смысле? — оторопевши, вывалила я глаза.
Шумный вздох.
— Ты себя тогда уже называла «Четвертая Лиля». Даже новое имя не сказала. Лиля, да и Лиля. Это ты меня спасла, устроила побег из… психушки. Привела в чувства, дала одежду мне и тебе же, мелкой, денег, а не у бабки я взяла. Подсказала что и где, как соврать. Провела, практически, до детоприемника. Многое о будущем рассказала, но мне еще не верилось тогда, а половину — и вовсе (в голове перемешалось) забыла. Потому даже, когда и встретили Шалевского на дороге, я никак не смогла догадаться, что это — тот самый наш Генрих.
Немного помолчав, добавила (морщась):
— А еще ты сказала, что письмо Ирине надо написать. Обязательно. Иначе либо не успеешь вернуться, либо… ее отец тебя прикончит. Всё в нем расскажи: и о их свадьбе, и об… изнасиловании. И о жизни любовниками. Всё то, что он тебе дал. Как хотел детей от тебя. Как… Ирине мешал забеременеть. В общем, всё… всю ту жуть. И как ты решила уйти от него, едва узнала про ее новость. Вывали на нее — и она тебе вернет сторицей.
— Но Шалевский?
— И ты сказала, что, будучи Лизой, ты знаешь, придумаешь, как поступить. И в нужный момент сделаешь всё необходимое без сомнений и страха, потому что я тебе сегодня на крыше расскажу про нее, про Четвертую Лилю. И тем самым все, но особенно ты, замкнешь круг и спасешь Гошу. Чтобы Лиля, Пятая, когда выйдет из комы, наконец-то встретила его.
