Прикосновение - Уэст Розалин (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
— Думаю, я должна извиниться за то, что накричала на вас, — пробормотала Джуд.
— Нет, не должны. — Он руками и губами поглаживал ее по волосам. — Это только я один виноват.
— Чтобы нам не пришлось еще больше сожалеть, вам вероятно, лучше уйти. — К удивлению их обоих, Джуд освободилась от того, чего хотела больше всего: от его объятий его прикосновений, его нежной заботы, и когда Долтон не пошевелился, чтобы уйти, она, которая взяла в привычку никогда ни от чего не убегать, убежала от него, пока еще могла собрать силу воли.
Пока Джуд торопливо шла к дому, Долтон оставался стоять во дворе, не получив приглашения остаться, но и не желая уезжать. Растущее влечение к Джуд заставляло его бороться с собой, ему становилось все труднее и труднее предъявлять какие-либо настоящие претензии к ее внешности. Она была порядочной, достойной уважения женщиной, сильной духом, с твердыми убеждениями. В ней не было ни следа искусственности, и, возможно, именно это не могло оставить его в стороне — чистота этой честной женщины. В эти качества у женщины он никогда не поверил бы, если бы сам не был тому свидетелем.
— То, о чем вы думаете, это хорошо. Оглянувшись, Долтон увидел старого сиу, стоявшего рядом с ним, а он даже не слышал, как тот подошел.
— Но то, что вы делаете, это неправильно, — добавил повар так же мягко.
— Так мне и сказали. — Догадываясь, что старик вышел, чтобы выставить его, Долтон направился к лошади, но следующие слова Джозефа остановили его.
— Его, их отца, застрелил в форте Ларами плохой человек, которому нужны были его деньги. Вот поэтому она ненавидит оружие. Оно принесло много горя в ее жизнь. Она боится, что вы принесете еще больше его к ее порогу.
Макензи замер, пораженный услышанным, но оно многое ему объяснило. Отца Джуд убили, и неудивительно, что она ненавидела профессию Макензи, удивительно только, что она не возненавидела его самого. Однако он не мог не высказаться в свою защиту, потому что был непричастен к той давней трагедии, во всяком случае, причастен не больше, чем к возникшим здесь неприятностям.
— Я не могу остановить то, что надвигается. Все началось еще до того, как я появился здесь.
— Если вы говорите об этом деле с владельцем ранчо, то да. Но ее беспокоит совсем не это. Она беспокоится за вас, потому что ей хочется заботиться о вас, но она не позволяет себе этого.
— Эти слова подтвердили то, на что Долтон надеялся и чего боялся в душе.
— Я уже раньше сказал, что не собираюсь обижать их.
— Да, так вы мне говорите. — И теперь, после того, что он видел, Джозеф еще меньше верил этому. — Эти двое, брат и сестра, они моя семья. Я потерял своих родных под солдатскими пулями, когда белые люди с их лихорадочной жаждой к желтым скалам выгоняли их из нашего дома. Меня не было с ними, когда они падали в снег, истекая кровью, как убитые животные, из-за этой жажды к тому, что не может принадлежать человеку. Они были мне родными, но в час их смерти меня не было среди них. Я, как вы, отказался от своего народа ради того выбора, который сам сделал.
— Какого выбора? — спросил Долтон, не представляя, что может быть общего между ним и этим древним индейцем.
— Еще когда мой народ был самым гордым племенем рерий, я допустил, чтобы белые люди соблазнили меня своими обещаниями. Я ходил в их миссионерские школы, стремясь узнать этих людей, чтобы жить с ними в мире. Дорога к моему уму стала дорогой к моему сердцу, когда я познакомился со своей учительницей, Люси Эймос, сестрой отца Джуд. Когда я женился на ней, во мне стали жить два человека: один из прежнего, а другой из нового, белого мира. Некоторое время это не имело значения, и мы были счастливы. — Старик вздохнул, его темные глаза потеплели от приятных воспоминаний о любимой жене и детях, которых им даровал Господь. Но счастливые времена быстро пролетели, и на горизонте собрались темные тучи. — Когда белые солдаты принесли несчастья моему народу, я думал только о своей новой семье. Они были белыми, но те, кто сначала был с нами в дружеских отношениях, с ненавистью и подозрительностью повернулись к нам спиной. Я боялся за безопасность родных и, вместо того, чтобы остаться и быть стойким, как мой отец, а до него его отец, я забрал семью и уехал с холмов, которые были нашим домом. А потом начались болезни, которые унесли мою жену и детей. Возвращаться назад было слишком поздно. Я, такой же наемник, как и вы, остался один, без людей, которым был бы нужен. Сюда, в эту долину, я пришел совершенно опустошенный, без всякой жизни в душе, надеясь, что скоро умру, и здесь познакомился с этим безрассудным, упрямым человеком и его семьей. Они приехали на Запад, потому что картины, нарисованные в письмах Люси Отактаи, соответствовали их мечтам о свободе в стране изобилия. И хотя я все прекрасно понимал, я позволил себе поверить, что их мечта осуществится. Мы обнаружили, что нужны друг другу. Я помогал им выжить на этой земле, а они дали мне повод снова вернуть жизнь в душу. Они стали моей новой семьей. Мы не сироты, когда нужны друг другу.
Долтон очень долго молчал, пораженный до глубины души, не понимая, зачем Джозеф рассказал ему о своем прошлом, не понимая, почему старик связывает себя с ним, как будто старается удержать его, когда он пытается отстраниться от него. И он задумался, какой особой силой обладает старый индеец, что может заглянуть в его беспокойную душу и увидеть на ней старые раны, а потом предложить еще одно из своих мудрых лекарств, которое снова сделает его целым и поможет обрести место в жизни.
— Пойдемте, — неожиданно сказал Джозеф, окончательно удивив Долтона, — завтрак готов, а я никого не отпускаю голодным.
Долтон колебался. Бисквиты Джозефа были совсем не тем, по чему он изголодался. В нем нарастала тяга к жизни, которую он увидел здесь, и к необычной семье, которая содержала станцию «Эймос». Было бы так просто стать частью этой жизни, если бы только его прошлое позволило ему.
Но это означало отказаться от обязательств, от обязательств, которые он не мог нарушить. Эти обязательства связывали его тем, что было для него превыше всего. Честь — за нее Долтон держался с тех пор, как открыл для себя, что означает быть мужчиной, и не соглашался ни на какие компромиссы. Здесь он в первый раз задумался над тем, что будет, если он сдастся. «Что ж, — подумал он, — вероятно, разумнее сесть на лошадь, пока я не поддался желанию уклониться от того, что требует долг».
