Столетнее проклятие - Эйби Шэна (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
— Впрочем, здесь, быть может, принято иначе.
— Он направился к двери, но на полпути остановился.
— Но ведь быть всегда одному — это так холодно.
— И ушел.
— Какого дьявола он все это нес? — мрачно спросил Маркус.
Авалон опустила взгляд на укрывшие ее одеяла.
— Глупости все это, — пробормотала она. — Мне нужно встать. Я ведь не больна.
Она хотела откинуть одеяло, но Маркус положил руку ей на плечо, вынудил снова лечь.
— Авалон, сегодня вечером в кухне ты ножом разрезала себе вену. Это ты помнишь? У тебя вытекло много крови, мы едва сумели остановить ее.
— Вот как, — слабым голосом отозвалась она. — Но теперь мне уже лучше.
— Ты останешься здесь, — твердо сказал Маркус. — Потерять столько крови — это очень опасно. Я не допущу, чтобы ты навредила себе.
— С какой стати я буду вредить себе? — раздраженно возразила Авалон. — Все, чего я хочу, — встать и…
— Нет! — крикнул Маркус так громко, что она замолчала.
В тишине стало слышно, как гремит на ветру неплотно прикрытая ставня.
Маркус тяжело вздохнул и с силой провел пятерней по густым волосам.
— Извини, — пробормотал он и вынужденно усмехнулся. — В последнее время я только и делаю, что извиняюсь перед тобой. Тебе это, должно быть, уже надоело.
— Ты жалеешь, что прикрикнул на меня? — спросила Авалон.
Маркус снова вздохнул и встал, отошел к окну; в каждом его движении сквозило беспокойство.
— Мне доводилось видеть, как люди умирали от такого пореза, — сказал он. — Кровь не могли остановить, и жизнь попросту вытекала из них по капле. Ужасное зрелище.
Ставня вновь загремела, но Маркус придержал ее, поправил задвижку, и неумолчный вой ветра превратился в еле слышный шепот.
— Я не умру, — сказала Авалон.
— Не умрешь, — подтвердил Маркус. — Я тебе не позволю.
Он вдруг обмяк, уткнулся лбом в окно.
— Как же я устал, — пробормотал он. Авалон впервые слышала, чтобы Маркус открыто признавал ся в усталости.
— Приляг. — Она похлопала по кровати рядом с собой.
— У меня еще столько дел.
Авалон невозмутимо ждала. Наконец Маркус повернулся к ней лицом, и тогда она выразительно посмотрела на него, еще раз хлопнув рукой по простыне.
— Приляг, — повторила она.
У Маркуса вырвался смешок.
— Бальтазар, кажется, считает, что мы должны быть до конца откровенны друг с другом.
— Да, примерно так он и сказал.
— Но ведь это может быть опасно, Авалон. Ты не знаешь…
— Я знаю, что мне нечего опасаться, — твердо сказала она.
— В самом деле?
— Да.
— Как ты во мне уверена, миледи. Я этого не заслуживаю.
— Маркус, — сказала Авалон, — я не стала бы тебя обманывать. Я уверена, что уже хорошо знаю тебя.
— Когда мне сравнялось восемнадцать, — проговорил он, не сводя глаз с ее руки, — я успел уже повидать много жестокостей. Я видел, как целые армии режут друг друга из-за религиозных разногласий. Я видел, как цивилизованные люди, люди, считавшие, что их благословил сам бог, вели себя точно стервятники в беззащитных селениях. Я видел, как был убит мой рыцарь. Но все это бледнеет перед деяниями не скольких людей. Они называли себя монахами.
Зачем он все это рассказывает? И тут Авалон вспомнила обжигающий сон о пустыне, струйках песка, мучительной жажде.
— Как Бальтазар? — спросила она вслух.
— Нет, не совсем, хотя они принадлежали к тому же ордену. Вначале они показались мне добрыми, да же великодушными. Они ухаживали за мной, лечили мои раны. Трюгве, видишь ли, решил, что мы должны вдвоем очистить от неверных Дамаск. Он погиб, едва войдя в городские ворота. Впрочем, стражникам только и оставалось, что убить его, он совсем обезумел. А поскольку я был его оруженосцем, христианской собакой, они решили убить и меня.
Маркус привалился спиной к стене и сполз на каменный пол, сел, положив руки на колени.
— Но тут появился Бальтазар и пришел мне на выручку.
— Он спас тебя?
— Если можно так выразиться. Он отвлек стражников, чтобы я сумел отползти подальше от ворот. Потом он ухитрился отыскать меня и приволок в монастырь. Понимаешь, эта обитель стояла вне городских стен и почти не пострадала от войны. Монахи сделали все, чтобы вылечить меня.
Авалон снова увидела, как наяву, припорошенное песком распятие, белые, пышущие жаром стены, человека, привязанного к столу. И опять во рту у нее пересохло.
— И вправду все, — пробормотала она.
— Вначале, — уточнил Маркус. В нем росло напряжение, верный и зловещий признак того, что призрачная змея набирает силу.
— И что же было потом? — очень тихо спросила она.
— Ты мне снилась, Авалон, ты знала это?
Такой резкий переход насторожил ее, и в недрах ее мыслей предостерегающе шевельнулась химера.
— Ты была ангелом посреди пустыни, — продолжал Маркус, глядя на нее льдисто-голубыми глазами. — Ты несла мне избавление. Помнишь?
Химера открыла глаза и дерзко воззрилась на Авалон: мол, посмей только отрицать это!
— Это же был твой сон, — ответила Авалон.
— Да, но и ты была там. Только не тогда. Благодарение богу, не тогда.
— Я не понимаю, — созналась она.
— Помнишь ты посланников папы? — В отрывистом голосе Маркуса прозвучала безудержная ненависть. — Помнишь этих слуг божьих? Они обрекли бы меня на долгую и мучительную смерть всего лишь за жалкую кроху того дара, которым обладаешь ты. И ты еще удивляешься, что я не позволил им забрать тебя?
— Это были монахи, — сказала Авалон, сведя воедино все, что он сказал и о чем промолчал. — Это монахи мучили и пытали тебя. — Она покачала головой, отгоняя неизъяснимый ужас. — Но почему?
Маркус не смотрел на нее; он весь трепетал, как туго натянутая струна, и только силой воли еще сдерживал своего демона.
— Судя по всему, от жары у меня началась лихорадка. Я метался в жару и все говорил, говорил… И надо же было случиться, чтобы за мной ухаживал один из двух монахов, которые знали английский. Он понимал каждое мое слово, а наговорил я, как видно, немало.
Химера слушала, скорбно кивая.
— Я даже не помню, что случилось. — Маркус издал короткий, безрадостный смешок. — Когда жар отступил, я не мог понять, почему я связан. Почему меня допрашивают. Почему люди, которых я считал друзьями, хотят предать меня долгой и мучительной смерти.
«Отрекись», — прошептала химера ласковым голосом из сна.
— Отречься? — отозвался Маркус на невысказанное слово. — От чего? Я не знал.
Они только твердили, что моей душой и телом завладел дьявол и что они изгонят его. Песок на распятии, песок сыплется по стенам, на стол, на веревки.
— И я отрекся. Я готов был на все, только бы они прекратили меня мучить.
— Да, — едва слышно отозвалась Авалон.
— Но это был всего лишь ловкий трюк, понимаешь? — Маркус вдруг поднял на нее взгляд, и Авалон увидела в его глазах печаль, отчаяние, одиночество. — Я отрекся, а они сказали, что это слишком легко. Что дьявол лжет.
Борясь со слабостью, Авалон спустилась с кровати и подошла к нему. Маркус не стал останавливать ее, лишь смотрел с тоской, привалившись спиной к стене.
— Но это была не ложь, и дьявол был ни при чем. Это я пытался их понять. И выжить.
Авалон опустилась перед ним на колени и накрыла его ладони своими.
— Бальтазар потом говорил; что в бреду я рассказал монаху — тому, что знал английский, — такое, чего не мог знать никто другой, кроме него самого. О его детстве, о его мечтах — обо всем, что он таил от людей.
— Понимаю, — мягко проговорила Авалон.
— Со мной такое иногда случается, — сказал Маркус. В его глазах все еще стыла печаль, но змея исчезла, покорно уйдя в темноту. — Я ничего не могу с этим поделать. Мне являются образы, мысли, слова. Я даже не знаю, откуда они берутся; это просто дар. Я не верю, что эта зло.
Авалон уткнулась лицом в его колени. От каменного пола веяло холодом, но это был пустяк. Главное — Маркус.
— Я отправился в Святую Землю сражаться во имя господне. Как оказалось, лишь для того, чтобы слуги господа обратились против меня. — Маркус недоуменно покачал головой. — Но ведь мой дар — не от дьявола.
