Арджуманд. Великая история великой любви - Мурари Тимери Н. (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Я не был на свадьбе, сославшись на недомогание. Арджуманд также не смогла присутствовать: ребенок, которого она родила, умер через час после того, как появился на свет.
Вскоре после свадьбы Мехрун-Нисса сделала следующий ход. Я получил приказ выступить на юг.
Декан бурлил. Нескончаемая жара, казалось, подогревала страсти, здесь то и дело вспыхивали бунты. Можно ли править мятежниками с большого расстояния? Даже если бы я, вновь возглавив армию, снова разгромил деканских крыс, чем вознаградил бы меня отец? Осыпал бы с ног до головы золотом и драгоценными камнями? Нет, теперь он мог разве что шепнуть: «Молодец». А в случае моего поражения Мехрун-Нисса будет торжествовать. «Разве может править империей человек, которому не под силу какой-то Декан?» Мои прежние победы будут забыты. Она не напомнит о них, напротив, сделает все, чтобы о них забыли…
К тому же Декан от Агры отделяло громадное расстояние, и я буду лишен возможности слышать придворные новости и слухи. Вести от Асаф-хана доберутся до меня спустя бесконечно долгие дни.
Я поспешил просить отца об аудиенции. При дворе царила суматоха, готовились к путешествию в Лахор. Кашмир, стараниями Бабура и Акбара присоединенный к империи, манил к себе падишаха, увлекая центр власти на север.
Отец принял меня в гусль-кхане. Он полулежал и не открыл глаза, даже когда визирь громко сообщил о моем появлении. Тяжелым дыханием он напоминал старого льва, из последних сил цепляющегося за угасающую жизнь; лоб его охлаждал лед, завернутый в белую ткань.
— Воздух отказывается проникать в мое старое тело, — хрипло прошептал отец, — бежит от меня, бежит… В Кашмире… ах, Кашмир… там воздух сладостный, легкий, он меня не боится.
— Ты и в самом деле желаешь, чтобы я вернулся в Декан?
— Ты получил мой приказ. К чему являться сюда и переспрашивать?
— Это первая моя аудиенция за долгое время.
— А мне кажется, сотая. Ты только за этим пришел? Я хочу вернуться в мечты, грезить о том, что лежу у фонтанов и успокаиваюсь, слыша журчание воды.
— Если я должен отбыть в Декан…
— Детский лепет! Я отдал тебе приказ отправиться туда и быть там, пока крысы не покорятся окончательно. Если… если… что значит «если»? «Если» — не слово правителя. Мы не на базаре, где торгуются и произносят «если». — Приоткрыв глаз, красный и горящий как уголь, он закричал: — Я повелеваю тебе отправляться на юг!
— Умоляю простить меня, ваше величество. — Я сразу сменил тон. — Вас обидела оговорка, слово, невзначай сорвавшееся у меня с языка. Но я и не думал подвергать сомнению ваш приказ.
— Ну, наверное. — Ярость постепенно угасла, глаз прикрылся. — Я обижаюсь, на что мне хочется.
— Прощен ли я, ваше величество? Я не могу уйти, зная, что разгневал вас.
— Да, да. Подойди.
Отец поманил пальцем: я опустился на колени, и он рассеянно обнял меня. Если уж нам суждено разъехаться — мне на юг, ему на север, нельзя оставить по себе дурные воспоминания. Это подольет масла в огонь, который старается разжечь Мехрун-Нисса. «Вот видишь, — скажет она, — он воображает, что уже стал падишахом. Потому и противоречит тебе, оспаривает твои решения».
— Я лишь прошу позволения, отец, взять с собой брата, Хосрова. Он уже много лет живет во дворце закованный в кандалы, путешествие в Декан смогло бы разнообразить его унылую жизнь.
Казалось, отец заколебался, словно решая, не открыть ли глаз. Глаз остался закрытым, но узкая щель все же образовалась.
— К тому же Хосров не будет маячить у вас на виду как постоянное напоминание о предательстве.
— Почему бы и нет? Он так надоел, все время ноет. От его вида я впадаю в тоску. Учитывая мое состояние, это становится невыносимым. Забирай, забирай его.
Мы отбыли на юг спустя несколько дней после того, как отец отправился на север. Он объявил, что желает посетить только Лахор, но… Кашмир продолжал манить. На прощание мы обнялись. Он выглядел лучше, чем накануне, но кто знает, доведется ли нам свидеться еще раз? От Хосрова отец отмахнулся:
— Манзил мубарак.
— Манзил мубарак [86].
Я повидался с отцом Арджуманд. Асаф-хан пообещал посылать гонцов в Декан каждые семь дней, сообщая о состоянии здоровья правителя и замыслах Мехрун-Ниссы. Одно было неразрывно связано с другим. Если отцу станет хуже, ей придется как можно скорее позаботиться о преемнике, если же он начнет выздоравливать, она, возможно, повременит с действиями. Мехрун-Нисса назначила моего брата Парваза субадаром Лахора, а Ладилли и Шахрияра взяла в дорогу с собой.
Продвигаясь на юг с Арджуманд и детьми, я ощущал, будто мы плывем по реке, несущей нас на край земли.
Хосров по-прежнему был прикован цепью к стражнику. Они свыклись друг с другом, и брат не пожелал разлучаться с ним. Я не верил ни тому, ни другому и велел Аллами Саадулле-хану приставить к ним постоянного соглядатая. Мне казалось, что Хосрову каким-то образом удалось исцелить глаза, что он видит, пусть даже не так ясно и отчетливо, как я.
— А мне говорили, будто ты взял меня с собой только потому, что любишь меня, брат, — сказал он на первой же нашей совместной трапезе.
— Мне хотелось нарушить однообразие твоего заключения.
— Заключение! В золотой тюрьме! Да разве оно может быть однообразным? Я слушал сплетни и в своем вечном мраке вычислял значение каждого шепотка, каждого слова. «Зачем?» Я всегда начинаю свои рассуждения с этого слова. Зачем Мехрун-Нисса выдала дочь за этого слюнявого недоумка Шахрияра? Ну, ответ на этот вопрос все мы знаем. Зачем Шах-Джахан взял с собою на юг слепого брата?
— Я уже ответил тебе. Ешь. Выпей вина. — Иса наполнил Хосрову кубок, но тот не притронулся к питью. — Я дольше не могу оставаться с тобой. Мне нужно встретиться с командирами, обсудить предстоящую кампанию.
— О, конечно, разумеется. Мой брат — важная персона. Команды, приказы — он поднимает руку, и десять тысяч всадников пускаются вскачь. — Хосров вздохнул. — Если бы я был таким же мудрым, как Шах-Джахан… Я ломился вслепую, тебе смешно, верно? Тогда слепым был мой разум, а теперь слепы мои глаза. Слепота одна и слепота другая… Какая судьба! Ах, если бы только вторая слепота могла опередить первую, я бы сейчас мог быть зрячим — в обоих смыслах.
— Ты видишь? — не выдержал я.
— Немного… Тебе жаль для меня этой малости? Передо мной сидит тусклая тень Шах-Джахана. Я могу различить его нетерпение, возможно, даже тревогу. На любимого отца я действую так же. Я сажусь, смотрю прямо на него, и он бежит прочь. Будь я так же умен, как Шах-Джахан, скакал бы сейчас во главе этих войск, готовых погибнуть, повинуясь приказу. Но достаточно ли их? Шах-Джахан мог бы командовать большей армией, в двадцать, тридцать раз большей — но не командует. Пока.
— Я первый из его сыновей.
— Но первый ли ты для Мехрун-Ниссы? Вот вопрос. — Он перешел на шепот: — Спроси, что бы сделал Хосров на твоем месте.
— Что бы сделал Хосров?
— Убей ее. Скорей. Прежде чем она успеет нанести удар. Отправь конницу сейчас же. — Он крепко схватил меня за руку. — Если бы не ее нашептывания, ты бы оставался любимым сыном Джахангира до дня его смерти, а она придет скоро, видит Аллах.
— Но Мехрун-Ниссу слишком хорошо охраняют. Теперь моя очередь спросить: зачем тебе ее смерть?
— Затем, что смерть этой шлюхи заставит страдать отца. Он зарыдает, как рыдал я. Он будет метаться по дворцу, ослепленный тоской. Он оступится и рухнет в бездну одиночества. Навсегда. — Хосров тихо засмеялся, хлопнув в ладоши от удовольствия. Дни и ночи напролет он мечтал отомстить отцу. Осуждать его я не мог. Но я ему не поверил.
— Зачем? — еще раз спросил я. — Зачем Хосрову жизнь Мехрун-Ниссы?
— Чтобы спасти свою собственную. — Он пристально посмотрел на меня. — Тактья такхта. Мне не нужен ни престол, ни гроб, братец.
