Идеальная пара - Томас Шерри (мир книг TXT) 📗

25 мая 1893 года

Миссис Роуленд встретила Лангфорда не совсем обычно – то есть без приторной угодливости и преувеличенной сердечности, с которой она, казалось бы, должна была встречать его светлость герцога Перрина. Конечно, ее нельзя было упрекнуть в отсутствии гостеприимства, но если недавно она стремилась, вернее, жаждала продолжить знакомство, то сегодня превратилась в олицетворение холодной вежливости. Даже ее любимые наряды пастельных тонов были решительно отвергнуты, и теперь она была в строгом черном крепе, словно вдова в первый год траура.

Миссис Роуленд приняла герцога в гостиной, освещенной не хуже Версаля: в комнате горело великое множество свечей. К тому же окна, выходившие на улицу, были распахнуты настежь, а шторы она задернула лишь наполовину, так что любой прохожий мог без помех заглянуть в гостиную.

Но хозяйке едва ли следовало опасаться любопытных прохожих. По тропинке под окнами и днем-то почти никто не ходил, а в это время она была совершенно пустынна.

– Не желаете ли чего-нибудь выпить? – спросила миссис Роуленд. – Может, чаю или ананасовой воды? Или лимонаду?

Герцог мысленно усмехнулся. Ему не предлагали лимонаду с тринадцати лет. «Но почему же она не предложила ничего из горячительного?» – подумал он с удивлением.

– Рюмочка коньяку будет в самый раз, – ответил гость.

Виктория поджала губы, но у нее не хватило духу отказать герцогу. Коротко кивнув, она сказала:

– Да, конечно. Холлис, – обратилась она к дворецкому, – принеси его светлости бутылку «Реми Мартен».

Слуга поклонился и вышел.

Лангфорд удовлетворенно улыбнулся. Так-то лучше. А то ведь придумала – лимонад!

– Удачно съездили в Лондон?

Хозяйка снова кивнула:

– Да, пожалуй.

Она поднесла руку к броши-камее на воротничке. Взгляд герцога невольно задержался на ее изящных пальцах, резко выделявшихся своей белизной на фоне черного как ночь платья. А потом ему вдруг вспомнилось, что миссис Роуленд старше его на несколько лет, то есть ей было под пятьдесят. Но чтоб ему провалиться, если она и сейчас не красавица! Пожалуй, сейчас она даже красивее, чем в те годы, когда ей было девятнадцать. Как правило, ослепительные красавицы к старости дурнели гораздо больше, чем дамы заурядной внешности, потому что их увядание резко бросалось, в глаза. Но эта женщина, напротив, с возрастом лишь обрела чувство собственного достоинства, которое почти, никак не выражалось внешне, но красило ее лучше всяких жемчугов и бриллиантов.

– В театре я имела удовольствие повстречаться с вашими кузинами, – сказала Виктория. – Леди Эйвери и леди Соммерсби были так любезны, что пригласили меня в свою ложу.

До Лангфорда не сразу дошло значение ее слов. Значит, она натолкнулась, на Каро и Грейс. На них многие наталкивались, к своему удовольствию или досаде – в зависимости, от того, выдавали, ли сестрицы забавную сплетню или по локоть залезали в душу в поисках таковой. И тут его осенило: миссис Роуленд ведь знать не знала, как он жил, прежде чем перевоплотился в равнодушного к женщинам ученого-отшельника.

О чем же они ей рассказали? Наверное, о драке между его любовницами, а также о пожаре и о том, как он увез с собой всех девочек мадам Миньон. Это были не самые страшные его грехи, но именно они принесли ему славу отъявленного распутника. И добродетельная, хотя и легко идущая на сделку с собственной совестью миссис Роуленд была настолько потрясена и возмущена, что решила изменить свое отношение к нему, возможно – лишь на некоторое время.

Можно подумать, его остановили бы открытые окна и черный креп, если бы он задумал какую-нибудь непристойность. В своё время он оголил не один зад, прикрытый траурной юбкой, причем несколько раз – прямо у раскрытого окна.

Если бы они с миссис Роуленд встретились двадцать лет назад, тогда другое дело. Но теперь он изменился. Постарел и остепенился.

Впрочем, кто знает?

– Наверное, они рассказывали вам о безумствах моей молодости, – сказал герцог. – К сожалению, я вел себя не самым примерным образом.

По всей видимости, миссис Роуленд не ожидала, что он заговорит так откровенно. Изобразив улыбку, она ответила:

– Что это за джентльмен, если за ним не числятся кое-какие грешки?

– Совершенно верно, – кивнул Лангфорд. – Вы ухватили самую суть. Но из знойного лета жизни рождается зрелая пора осени. Так было, и так будет всегда.

Герцог чуть не расхохотался, увидев, в какое смущение вогнало хозяйку его философское замечание. Положение спас дворецкий, вовремя подоспевший с коньяком – волшебным сочетанием отменных спиртов пятидесятилетней выдержки.

Они неторопливо переместились к карточному столу, который установили в гостиной, и Виктория осторожно поинтересовалась, можно лила первых порах ставить на кон не тысячу фунтов, а что-нибудь другое.

– Мы с дочерью играли на сладости – ириски, тянучки, лакричные конфеты… В общем, вы понимаете, о чем я говорю, милорд!

– Как вам угодно, – великодушно согласился Лангфорд. Честно говоря, он играл по крупной всего три раза, да и тех ему хватило с лихвой. Даже его насквозь порочное сердце не выдержало тех ужасов, когда за одну ночь спускался весь годовой доход.

Миссис Роуленд достала большую, тисненную золотом коробку.

– Эти швейцарские шоколадки прислала мне дочь. Она знает, что я к ним неравнодушна.

Шоколадки были уложены в несколько лоточков. Верхний слой съели почти полностью. Виктория убрала верхний лоток и поставила по полному лоточку перед собой и герцогом.

– В какие игры вы играли с дочерью? – спросил Лангфорд, тасуя карты.

– В которые обычно играют вдвоем – в безик, казино, экарте. В картах ей нет равных.

– Жду не дождусь, когда она приедет. Мне не терпится сыграть с ней несколько партий.

Миссис Роуленд помедлила, прежде чем ответить:

– Она будет в восторге.

Оказывается, миссис Роуленд, которая могла заткнуть за пояс любого профессионального актера с Друри-лейн, совершенно терялась, когда дело касалось заранее продуманных интриг или когда требовалось с ходу сочинить наглую ложь. Лавировать между мужем и поклонником – ужасно сложная задача.