Брак на пари - Эшфорд Джейн (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

— Спасибо, Бесс.

В ожидании чая Эмма говорила о разных пустяках, но когда горничная принесла чай, разлила его по чашкам и удалилась, Эмма сказала:

— Вообще-то я пришла к тебе поговорить о Робине.

Улыбка исчезла с лица Беллингема.

— Что еще он натворил?

— Он ничего не натворил. То есть… — Эмма набралась духу и выпалила: — Меня беспокоит его увлечение карточной игрой.

— А черт! — взорвался Беллингем. Он по-прежнему играет? Сколько раз я ему выговаривал! Угрожал лишить его содержания. Но он и слушать не хочет. — Старик стукнул кулаком по ручке кресла. — Я с него шкуру спущу.

Эмма вздрогнула. Как часто он вот так же кричал на нее.

— Пожалуйста, папа, — сказала она.

— Что пожалуйста?

— Это не поможет.

Джордж Беллингем вперил в нее гневный взгляд.

— У тебя, наверное, есть какое-то предложение. Иначе бы ты не пришла.

— Не знаю, — ответила Эмма. — Мне хотелось с тобой посоветоваться. Я так хорошо знаю, что может случиться с человеком, который пристрастился к карточной игре.

Беллингем фыркнул.

— Мне невыносимо думать, что Робин может, погибнуть, как…

— …как этот прохвост Эдвард Таррант, — закончил он.

Эмма кивнула.

— Я с самого начала предупреждал тебя, что ему нужны только твои деньги.

— Да. Предупреждал.

— А ты прислушалась к моим словам? Теперь ты поняла, что я был прав?

— Да, папа, — безжизненным голосом ответила Эмма.

— А теперь ты пришла давать мне советы, как воспитывать сына?

— Нет, я только хочу…

— Вы только ее послушайте! Да знаешь ли ты, что если я с мальчишкой чересчур суров, то в этом виновата ты.

— Я?!

— Я просто не хотел, чтобы он погубил свою жизнь так же, как ты погубила свою. Вот и держу его в узде. И что в этом плохого? — Он враждебно смотрел на Эмму.

— Я понимаю, что причинила тебе много неприятностей, — начала Эмма.

— Неприятностей! Да ты просто не представляешь себе, что мне пришлось вытерпеть.

— Наверное, не представляю, — признала Эмма.

— Когда ты сбежала, я был вне себя. После смерти матери я старался быть тебе хорошим отцом. Ты не можешь этого отрицать. Я старался делать для тебя все, что мог, хотя, может быть, мог я не так уж много. А ты отказалась от надежды на удачный брак и удрала с этим… И я дал себе клятву, что во второй раз подобного не допущу…

Впервые Эмма почувствовала раскаяние за то, как она поступила с отцом. Когда ей было семнадцать лет, она думала только о себе.

— Прости, папа, — сказала она.

Он вытаращил на нее глаза и зажевал ртом, точно ему попался жесткий кусок мяса.

— Раньше ты этого никогда не говорила.

— Да.

Джордж Беллингем откашлялся.

— Тебе не кажется, что Робин восстает против твоей узды? — осмелилась спросить Эмма. Беллингем нахмурился.

— Играет в карты именно потому, что я это запретил? — Он покачал головой. — Не может этого быть. Робин — неглупый мальчик.

— Конечно, — согласилась Эмма, — но, как всем молодым людям, ему иногда хочется взбрыкнуть.

— И он не жеманный денди, хоть и одевается по-дурацки, — прорычал Беллингем.

— Нет, он не денди. Но, наверное, ему иногда хочется восстать против запретов. Вроде как сесть на лошадь, которую никто не сумел объездить.

Беллингем внимательно смотрел на нее из-под кустистых бровей.

— Или устроить гонки на самой людной улице Бата?

Эмма заставила себя бесстрашно посмотреть отцу в глаза.

И тут Беллингем усмехнулся:

— Видно, я когда-то тебе рассказывал слишком много историй про себя.

— И я помню их все до единой. — Эмма посмела улыбнуться.

— За эту гонку отец дал мне знатную выволочку, — сказал Беллингем. — Кричал, что такого олуха свет не видывал, и грозил держать взаперти в поместье, пока мне не исполнится тридцать лет.

Эмма благоразумно помалкивала. Джордж Беллингем опять вздохнул:

— Когда Робин окончил школу, я запретил ему играть в любые карточные игры, даже в мушку. Может, я и в самом деле слишком сильно на него давил.

Эмма молча слушала.

— Меня и самого не так-то легко было обуздать.

Эмма кивнула.

— Но игроков у нас в роду не было, — заявил ее отец.

— Я ненавижу азартные игры, — сказала Эмма.

Беллингем задумался.

— У тебя вроде было какое-то предложение? — спросил он и с надеждой, и с некоторой досадой.

— Я подумала… что, если бы ты вообще перестал с ним говорить о карточной игре, ему некому было бы идти наперекор.

— А как быть, когда он является ко мне со своими долгами?

Но Эмма не успела ответить. Нахмурившись, ее отец продолжал:

— Впрочем, он давно этого не делал. Не знаю, как он выкручивается, он всегда проигрывает больше, чем выигрывает. Игрок он никудышный.

— Скажи ему, что это тебя не касается. Он взрослый человек и должен жить на свои деньги.

— Но он не может!

— Ну и пусть. Может быть, тебе придется выручить его еще раз или два. Но если он не будет слышать постоянных упреков, кто знает, возможно, он научится думать сам за себя.

— Гм, — буркнул ее отец. Но в глазах у него было напряженное раздумье, и Эмма решила, что, пожалуй, этим лучше ограничиться. Толку от дальнейших приставаний не будет.

— Решай сам, как будет лучше, — закончила она. — А если нужна моя помощь, скажи какая.

— Постарайся заполнить его время, — немедленно отозвался Беллингем. — Мальчишка мечтает вращаться в высших кругах. Он с радостью явится на любой бал или вечер. И ему будет некогда играть в карты.

— Это я сделаю, — охотно пообещала Эмма. — Мне даже пришла в голову мысль получше.

«Замечательная идея, — подумала она, — как раз то, что нужно».

У Эммы с Колином уже давно была договоренность, что в этот вечер они пойдут вместе с его матерью в театр. Заканчивая туалет, Эмма клялась себе, что Колин получит от нее именно то, что предусматривалось в их сделке. Она покажет ему, что может до буквы придерживаться условий их партнерства. Она будет мила, но сдержанна, весела, но поверхностна — в общем, она будет воплощением идеальной жены аристократа. Окинув последним взглядом свое платье из вишневого бархата, она пошла вниз, где ее ждал муж. Радужная улыбка Эммы подняла Колину настроение. Высоко подняв голову, само воплощение изящества и высокомерия, она вышла в дверь, которую перед ними открыл Клинтон, и с помощью лакея поднялась в карету.

Когда Клинтон последовал за ней, она аккуратно расправляла юбку, чтобы бархат не помялся. Лакей затворил за ними дверцу и вскочил на запятки. Лошади тронулись. Карета слегка покачивалась на рессорах, и Эмма взялась за ременную петлю, чтобы сидеть совершенно прямо.

— Эмма, — начал Колин.

— Ты не слышал, что это за пьеса? — с притворным интересом спросила она. — Твоя мать не знает, про что она, кто в ней играет — вообще ничего.

— Я знаю только, что премьера была вчера.

— Что ж, тем интереснее.

— Интереснее? — повторил Колин, всматриваясь ей в лицо.

— А ты разве не считаешь, что незнакомая пьеса интригует больше? — сказала Эмма, глядя в окно. — Конечно, может оказаться, что она никуда не годится. Но зато, если это хорошая пьеса, получаешь удовлетворение от того, что узнал что-то новое.

— Удовлетворение? — повторил Колин, словно слышал это слово впервые.

— Я всегда любила театр, — продолжала Эмма. — И мне повезло — я бывала в театре в Европе и даже в Константинополе. Ты знаешь, что там они…

— Что это с тобой? Что за бессмысленная болтовня?

— Бессмысленная? — Эмма с усилием сохранила ровную и дружелюбную интонацию. — Простите, милорд. Если вам скучно меня слушать, я замолчу.

— Это что, продолжение вчерашнего? Так я хотел…

— Вчерашнего? — повторила Эмма, точно не в силах припомнить, о чем он говорит. — А, вот мы и приехали. Как удачно, что мы живем так близко.

— Эмма!

Но лакей уже открывал дверцу и опускал ступени. Мать Колина и сэр Освальд Стонтон, старый друг его отца, уже ждали их у входа в театр.