Тяжесть венца - Вилар Симона (лучшие книги txt) 📗
Анна вздрогнула, услышав имя, которое герцог никогда при ней не произносил. И вдруг стала совершенно спокойна, словно одно это имя могло послужить ей защитой против сатанинской силы, которой был наделен Ричард Глостер.
Она неспешно опустилась в кресло, утвердив ноги в узких башмачках на резной скамеечке.
– Я прекрасно помню содержание этого письма, а равно и подпись под ним. Но мой отец глубоко сомневался, что Эдуард Йорк, которого он хорошо знал, мог написать это письмо без чьей-либо подсказки. Мой покойный супруг Филип Майсгрейв сообщил мне однажды, что король Англии, который нередко бывал откровенен с «разбойником из Пограничья», как вы иной раз его называете, – написал это письмо под диктовку.
Больше она не произнесла ни слова. Теперь она наблюдала за Ричардом из-под опущенных ресниц. Давнишнее подозрение, почти забытое. Во время бегства во Францию за ними охотились люди Глостера. Стражники с Белым вепрем на табарах гнались за ними до самого Грэйс-Таррока, где они с Филипом в последний миг успели взойти на борт «Летучего». И среди их гонителей был загадочный рыцарь с закрытым лицом, который преследовал их от самого Йорка. Это было очень давно, но порой Анна в деталях вспоминала те события.
Она смотрела на Ричарда, и ей казалось, что даже в полумраке покоя она различает, как тот напрягся. Но и она тоже замерла, так что, когда в камине с треском обрушились прогоревшие поленья, взметнув столп искр, оба невольно вздрогнули.
Ричард, прихрамывая, приблизился к ней.
– Вы, Анна, говорите это так, словно уверены, что именно я пытался шантажировать Уорвика, угрожая вашей жизни.
Анна растерянно молчала. Ей всегда было трудно предугадать, что предпримет супруг в следующую минуту. Так и теперь, вместо того чтобы уличить его и пролить свет на давнишнюю тайну, она внезапно оказалась в роли обвиняемой. Она не могла опираться только на смутное подозрение.
Ричард молча удалился. Выглядел он так, словно ему нанесено смертельное оскорбление. Прежде Анна, пожалуй, испытала бы даже чувство вины, но сейчас она слишком хорошо знала, что Ричард невероятно толстокож и слишком многого добился в жизни, чтобы беспокоиться по пустяками. Анна принялась вспоминать его брата. Она с трудом могла представить Эдуарда таким, каким описывал его Ричард. Последний раз она видела его в ту роковую весну, когда решался исход войны Роз. Счастливый Эдуард и Эдуард, выражающий ей соболезнования над телом ее отца. Оказалось, что она помнит его весьма смутно. Куда отчетливее были детские воспоминания, когда она считалась невестой молодого короля. Тогда он казался ей прекрасным, как сам Роланд или все рыцари Круглого Стола вместе взятые. Но ее он уже тогда не воспринимал всерьез, дразнил и подшучивал над ней, но в его шутках не было язвительности, скорее некое ленивое добродушие. Даже когда она бранилась во время торжественных церемоний, прятала под крышкой блюда в центре пиршественного стола дохлую кошку, а во время процессий прыгала и толкалась, он никогда не пенял ей, а просто делал вид, что ничего не замечает. Возможно, что она даже была по-детски влюблена в него, но вскоре забыла об этом, когда в ее сердце поселилась обида против него. Он начисто забыл о ней, едва за нею захлопнулись двери аббатства. По крайней мере, когда она узнала, что он женился на другой, она не слишком страдала, лишь вздохнула при мысли, что так и не бывать ей королевой. А затем – это письмо, и образ красавца жениха превратился для нее в олицетворение всего подлого и бесчестного. И она долго не понимала, на что опирается преданность Филипа Майсгрейва своему королю, пока тот однажды не рассказал ей, какой разговор был у него с Эдуардом, когда их вместе содержали в узилище по приказу ее отца, графа Уорвика. Наверное, Филип передал ей это чувство, и поэтому она не доверяла словам герцога Глостера о брате.
Правда, ее уверенность несколько поколебалась, когда, как и предвидел Ричард, Эдуард погубил кампанию против шотландцев. Это было особенно прискорбно, если учесть, что летом Джон Ховард разбил на море шотландский флот и сжег прекрасно укрепленную крепость Блэкнес. Теперь вся Англия ждала победы на суше, но по вине короля, пожелавшего быть главнокомандующим, наступления не последовало. Король остался на Юге, сославшись на дурное самочувствие и очередную ссору меж Вудвилями и Гастингсом. Поэтому, когда он наконец прибыл в Ноттингем, чтобы встретиться с Ричардом, толпы народа довольно вяло приветствовали короля, но срывали шапки и неистово вопили, когда появлялся герцог Глостер, дававший всем понять, что вскоре он заставит шотландцев сыграть на их волынках коронах [34].
Король Эдуард IV прибыл с многочисленной свитой, кортеж его растянулся едва не на милю, и все же английский монарх представлял собой прискорбное зрелище. Его внесли в зал Ноттингемского замка в паланкине, ибо он так ожирел, что передвигаться самому ему было тяжело. Лицо его расплылось, прямой некогда нос казался крошечным на широком желтом лице, лучистые глаза спрятались среди складок жира. Одетый в златотканый долгополый камзол-пелерину, он напоминал какого-то языческого идола, а сквозь облако ароматов духов и притираний явственно пробивался кислый душок пота, свойственный всем чрезмерно полным людям.
И все же, когда Эдуард улыбнулся, обнажив превосходно сохранившиеся ровные зубы, словно на миг промелькнуло в нем что-то от былой красоты. Анна наблюдала встречу братьев, и ее поразило, что улыбка Эдуарда была светлой и открытой, Ричард же, изящно опирающийся на трость, элегантный, несмотря на увечья, улыбался скупо и желчно. Он вполне мог позволить себе так держаться с братом, так как тот сорвал планы кампании, однако Анна видела в этом иное. Эдуард, привыкший к везению и власти, и помыслить не мог, что им кто-то недоволен, он искренне радовался встрече. Глостер же за ухмылкой скрывал жгучую ненависть, вековечную зависть к брату, обошедшему его во всем.
В тот вечер Ричард представил королю свою супругу. Старый ловелас, Эдуард ощупывал ее блестящими от восхищения глазами.
– У нас в Лондоне говорят, что герцогиня Глостер прекрасна, как царица цветов Титания. Я верил в это, ибо однажды видел вас уже взрослой, но все же для меня вы оставались лягушонком Уорвиков. Воистину месть принадлежит Господу. Когда-то я отказался от вас – и поглядите же теперь на меня. Могу поклясться, что еще не одну ночь ваш колдовской образ будет тревожить мои сны.
Речь Эдуарда могла показаться двусмысленной, но Анна неожиданно для себя улыбнулась монарху. Удивительно, но его обаяние все еще оставалось с ним. И Анна провела с королем почти весь вечер, вспоминая прошлое и порой весело смеясь над его остроумными шутками, воспоминаниями о ее проделках, когда она была его невестой. Эдуард тоже смеялся вместе с нею, его огромное тело колыхалось, а на глазах выступали слезы. Анна нередко слышала от Ричарда о плохом самочувствии короля, но в этот вечер он показался ей вполне здоровым. Тем более она была озадачена, когда на другой день застала Ричарда беседующим с личным врачом Эдуарда Уильямом Хобсом. Разговор происходил в апартаментах герцога Глостера, и оба собеседника умолкли, как только вошла герцогиня.
– О чем вы говорили с лекарем короля? – спросила у мужа Анна, когда часом позже они завтракали у открытого окна. Завтрак состоял из простых блюд, которым Ричард отдавал предпочтение перед замысловатыми яствами, какие подавали к столу Эдуарда: рубленая телятина, оливки, крутые яйца, огурцы, залитые сметаной. И только вина были самых тонких сортов. Смакуя легкое белое Шатонеф и полуприкрыв глаза, герцог отвечал, что справлялся о самочувствии брата, когда же Анна спросила, почему Хобсон покинул покои Ричарда через черный ход, герцог, проигнорировав ее вопрос, начал распространяться о ходе болезни брата, обрушив на нее такой поток медицинской латыни, что Анна почувствовала себя круглой дурой и поспешила поскорее уйти.
Король Эдуард, несмотря на излишний вес и малую подвижность, умел оставаться жизнерадостным и зажигать всех вокруг своим ярким темпераментом. Он, как никто, умел создавать легкую и непринужденную атмосферу праздника. Поэтому, несмотря на то, что в замке шли переговоры о предстоящей войне и ежедневно собирался королевский совет, все ощущали, что старый Ноттингем-Холл превратился на время в маленький королевский двор с его блеском, интригами, весельем. Кроме знатных господ, съехавшихся сюда, здесь были их слуги, повара, актеры для забав, в том числе карлики, акробаты и фокусники. Знать по утрам отправлялась охотиться в древние леса и парки, благо октябрь в этом году выдался солнечный. Кроме охоты, пользовалась успехом и рыбная ловля, которую избрал для себя король после того, как верховая езда стала ему трудна. К тому же и охотники, и рыболовы доставляли провизию к пиршественному столу, а это было немаловажно, так как после многомесячных беспрерывных дождей дороговизна была необычайной.
34
Коронах – шотландская похоронная песнь.