Его единственная любовь - Рэнни Карен (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Моя любовь! – прошептал он.
Радость, которую она испытала в это мгновение, сопровождалась отчаянными раскатами грома, перемежавшимися вспышками молнии, осветившими на мгновение пещеру. Буря и поцелуи заглушили выкрики восторга, вырвавшиеся у нее против воли.
Прошло довольно много времени, прежде чем она приподнялась, опираясь на локти. Ей хотелось увидеть его, но молния сверкнула и погасла. Гроза ушла куда-то за дальние холмы.
– У тебя большой опыт в любви, Йен, – сказала она. Он долго молчал.
– Знаешь, ты была первой девушкой, которую я поцеловал, Лейтис Макрей, – сказал он наконец. – С тех пор я кое-чему научился.
Она наклонилась и нежно поцеловала его.
– Мне было бы приятно, – сказала она тихо, – если бы ты перестал учиться.
– Я еще не показал тебе, Лейтис, всего, что знаю и умею, – поддразнил он ее.
Она вздохнула и сказала полушутя-полусерьезно:
– Вне всякого сомнения, тогда я умру от счастья.
– Это лучше, чем быть повешенной за участие в бунте, – сказал он трезво и сел.
В полной темноте он помог ей зашнуровать корсаж. Он делает это отлично, кисло подумала она и пожалела, что его опыт в любви столь обширен.
– Ты заметила, что мы оба питаем особую склонность к пещерам?
– Я никогда ничего не замечаю, – ответила она простодушно, – ничего не замечаю, когда ты рядом.
Он наклонился и легко коснулся губами ее рта.
– Нам пора, – сказал он. – Буря миновала. И снаружи, и в пещере.
Она улыбнулась и протянула к нему руки, заключила его лицо в ладони и нежно принялась его гладить.
– Ах, Ворон, бурям в горах никогда нельзя доверять. Они скоро снова обрушатся на нас.
Глава 22
К сожалению, ее слова оказались пророческими. Буря не прекратилась. Она только на время ослабела. Йен греб к берегу, туда, где под деревом стоял его конь, терпеливо дожидаясь хозяина под моросящим дождем.
Йен взобрался в седло и протянул руку Лейтис, но на этот раз он усадил ее позади себя. Она обхватила его талию обеими руками и прижалась щекой к его спине.
Сначала они отправились в самое отдаленное место, где жила сестра Мэри. Это была миловидная женщина, мать троих малолетних мальчуганов. Когда Йен и Лейтис ей объяснили, что люди Гилмура его покидают, она задала только один вопрос:
– Это правда, что Мэри отправляется с вами?
– Правда, – сказала Лейтис.
При этих словах женщина принялась собирать свои пожитки и покинула свой дом, не сказав ни слова и даже не оглянувшись. Двоих младших ребятишек посадили на жеребца, а старший зашагал рядом с матерью, Йеном и Лейтис. К тому времени как они добрались до Гилмура, их процессия значительно увеличилась.
Длительное путешествие не было тяжелым для молодых и здоровых, но Лейтис думала о том, как его перенесут старые и немощные. Йен ответил на ее вопрос, взобравшись на вершину самого высокого холма, и вырвал кустик вереска. Через минуту он уже поджег его и принялся махать этим дымящимся факелом с такой силой, что была видна пылающая и дымящаяся арка. Потом он бросил куст на землю, затоптал его и вернулся к своим спутникам, ожидавшим его возвращения.
Через несколько минут Лейтис услышала грохот приближающегося экипажа. Она увидела фургон, запряженный четырьмя крепкими лошадками. Он мчался между волнистыми холмами. На ездовом была такая же маска, как на Йене.
– Я полагаю, он позаимствовал ее у англичан? – насмешливо поинтересовалась она.
Йен повернулся к ней.
– Они не носят масок, – сказал он, и в его голосе она услышала смех.
Она не спросила ни о человеке, сопровождавшем фургон, ни о его маске. Вероятно, существовали вещи, которые ей было не положено знать. И Йен не собирался посвящать ее в них.
Малыши молча и покорно вскарабкались в фургон, за ними полезли старики. Остальные – взрослые и еще молодые женщины, но уже изможденные тяжелой жизнью и лишениями – шагали за фургоном. Только двое мужчин по возрасту могли бы участвовать в мятеже, но один был крив на один глаз, а второй потерял руку. Однако оба отказались ехать в фургоне и шли пешком рядом с женщинами. Разномастная группа оборванных беженцев, вооруженных только волей и отвагой, двинулась навстречу свободе. Но никогда Лейтис так не гордилась тем, что она шотландка.
Они остановились в селении, которое Лейтис тотчас же узнала. Йен зажег фонарь и прикрыл ставни на всех окнах фургона, кроме одного. Они подошли к дому и негромко постучали в дверь.
Дверь отворила старушка, подарившая Лейтис корзинку с шерстью. Ее коса спускалась на одно плечо.
– Я пришел предложить вам надежный мирный дом, – сказал Йен.
– Я и здесь в безопасности, – ответила невозмутимо старушка.
– Вы не можете чувствовать себя спокойно там, где есть англичане, – вмешалась Лейтис, вставая рядом с Йеном.
– Англичане ничего больше не могут мне сделать, дитя мое, – сказала старушка, мягко улыбаясь.
– Они могут уморить вас голодом, – убеждала Лейтис. – Или сожгут вашу деревню.
– Что бы ни случилось, на все воля Божья, – ответила та так же спокойно. – Я прожила здесь всю жизнь. И не тронусь с места. Кто будет ухаживать за могилами моих дорогих усопших? Англичане? – Она улыбнулась им. – Здесь должен остаться часовой, хранитель прошлого.
– Скоро сюда придет корабль, – попытался убедить ее Йен. – Он отвезет вас куда захотите.
Она ласково улыбнулась ему.
– Если я не могу вознестись на небо, мой господин, то я и здесь буду довольна жизнью. И в нашей деревне, и в соседних долинах найдется много желающих уехать. Их будет довольно, чтобы заполнить весь ваш корабль. – Она откинула голову назад и оглядела его своими добрыми глазами. – Поступайте так, как велит вам долг, – сказала она. – И да пребудет с вами Господь. Но я не поеду.
Старушка протянула руку и коснулась его щеки в том месте, где кончалась маска.
На мгновение Лейтис показалось, что Йен будет настаивать, станет с ней спорить, но старушка прижала пальцы к его губам, заставив замолчать.
– Нам пора, – сказала Лейтис, – Йен только кивнул.
Она почувствовала, что его глубоко взволновало решение старушки.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в увядшую щеку, вызвав у нее восторженную улыбку.
– Да будут благостны ваши дни, – сказал он старушка Она вскинула на него внезапно помрачневшие глаза.
– Тебе следует быть настороже, – предупредила она.
Когда они покидали ее дом, Йен казался спокойным. Он задумчиво разглядывал жалкие хижины, погруженный в свои мысли.
– Если она не хочет уезжать, – заметила Лейтис, – мы бессильны. Никакие доводы на нее не подействуют.
– Да, я знаю, – отозвался он. – Но не думаю, что она еще долго протянет.
– Ты не можешь спасти всех.
– Знаю, – мрачно согласился он. – Но это не значит, что я не должен пытаться.
– Как думаешь, наступит ли день, когда люди задумаются, куда мы подевались и что с нами случилось? – спросила она, оглядываясь.
Над землей сгущался туман, казалось, с земли, от травы поднимаются облака. Где-то далеко раздался голос ночной птицы, и эхо ее крика, отразившись от земли и деревьев, показалось странно печальным.
Эта земля, суровая, дикая и невероятно прекрасная, навсегда сохранит мечты, желания и воспоминания людей, когда-то живших здесь.
– Наша жизнь там будет лучше? – спросила Лейтис, почти отчаявшись, что такое возможно.
– Да, – коротко отозвался Йен. – Жизнь всегда предпочтительнее смерти.
Теперь их было более двадцати человек, и по мере того, как они переходили от одного селения к другому, молва о них распространялась далеко вперед.
– Значит, уезжаете? – спросил какой-то старик, выглядывая из своего дома.
Человек, сидевший в глубине фургона, ответил:
– Мы предпочитаем оставить здесь англичан, пока они не сделали с нами того, что сделали с Шотландией.
Обратный путь в Гилмур отнял у них в три раза больше времени. Фургон мог проехать только по торной дороге, иначе он запутался бы в траве и свалился набок, так как был перегружен.
