Тайна древлянской княгини - Дворецкая Елизавета Алексеевна (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
– А ты, если я правильно услышал, приходишься сыном правителю этой страны, Хрёреку сыну Харальда? – вдруг обратился к Хакону тот самый человек, о котором он размышлял. Голос у него был негромкий, довольно низкий, невозмутимый и уверенный; было невозможно представить, чтобы он вдруг принялся кричать.
– Да, можно сказать и так. – Хакон не стал уточнять, что его отец не носит титула конунга, а считается лишь вождем наемной дружины.
– А твое имя Хакон?
– Да. Вы слышали обо мне?
– Мне известно, что у Хрёрека сына Харальда было двое сыновей от его жены, королевы Сванрад, дочери Свейна из Халогаланда. Ведь это она – твоя мать?
– А ты неплохо осведомлен! – Хакон прищурился, всматриваясь в лицо собеседника, однако из-под шлема с полумаской мог разглядеть только небольшую рыжеватую бородку и лишь по голосу предположил, что тот, вероятно, еще довольно молод. – Да, это моя мать. Тебе что-то известно о ней? Кто ты?
Он даже разволновался: ведь именно ради встречи с матерью он и затеял это долгое путешествие, но в самом его начале, буквально на пороге своего дома, встретил человека, от которого услышал ее имя – чуть ли не впервые за пятнадцать лет!
– Мне известно, что королева Сванрад умерла в день праздника Гоиблот, – не отвечая на последний вопрос, огорошил его обладатель лоскутной рубахи. – Она погибла, пытаясь восстановить свою честь, которую опозорил ее муж, пренебрегая ею столько лет и даже задумав взять другую жену. Один из ее сыновей все эти годы предавал ее, не пытаясь защитить и способствуя всем делам отца. Но, к счастью, у нее остался еще один сын. И этот сын возле ее смертного ложа дал обет отомстить за нее. Его имя – Хельги сын Сванрад. Он отомстит всем, виновным в ее позоре и смерти. И первым станешь ты.
С этими словами он вдруг перехватил свое копье и ловко метнул в сторону ладожской дружины; словно по данному знаку, стоявшие впереди северяне пригнулись, не исключая и Бьёрна ярла; перед глазами людей Хакона мелькнули наконечники стрел, мгновенно рванувшиеся навстречу. Несколько десятков стрел и сулиц ринулось через разделявшее обе дружины небольшое пространство, и разом десятки людей рухнули наземь, пораженные в упор. Слушая беседу вождей, почти все опустили щиты, а с такого небольшого расстояния стрелы пробивали даже те кольчуги, под которыми были надеты стегачи. Со стрелой в горле рухнул Хакон, так и не успевший уловить смысл последних слов своего собеседника – не успевший осознать, что умирает по воле своего родного брата, которого не видел пятнадцать лет и который явился мстить им с отцом за мать.
И в тот же миг северяне бросились вперед, на пришедших в ужас и растерянность ладожан. Мечи, копья, топоры обрушились на головы, и одним из первых пал Гостята, так и не надевший шлем…
Воята, остававшийся возле своих кораблей, этого не видел – мешали кусты, которыми заросла середина острова. Но знакомый шум начавшейся битвы его ухо различило сразу – даже раньше, чем прибежали высланные им вперед, за кусты, дозорные, которые видели встречу вождей. По первому побуждению Воята махнул рукой гридям и устремился на ту сторону острова – на помощь своим. Но, выскочив из-за кустов и увидев перед собой берег, ставший полем битвы, сразу понял: поздно. Беглым взглядом окинув мешанину сражающихся фигур, он не увидел никого из своих – ни Хакона, ни Гостяты. Стяг Хакона, с изображением ворона, он не заметил, зато увидел чужой – с вышитой серебром фигурой волка, вооруженного мечом, на синем поле. Как раз возле странной фигуры, одетой в пеструю рубаху из разноцветных лоскутов… Свои поспешно отступали – весь берег был усеян неподвижными телами, а чужаки уже оставили их за спинами, продвигаясь вперед. И прежде чем Воята успел принять решение, вступать ему в битву или не вступать – хоть у него и было на это всего несколько мгновений, – ладожская дружина, вернее, ее остатки, уже обратилась в бегство. А это означало, что ни одного из двух ее вождей уже нет в живых. Ведь это было не ополчение, собранное из абы кого – с собой за море Хакон взял гридей, не знавших другого ремесла, кроме войны, и другой семьи, кроме дружины. Пока жив вождь, они будут сражаться вместе с ним и не сделают шагу назад без приказа.
При виде Вояты, третьего из своих воевод, ладожане приостановились, и Воята знаком поспешно показал им встать в строй. Кто эти викинги, почему напали – он не спрашивал. Потомок рода, который во многих поколениях привык обороняться от пришельцев из-за Варяжского моря, он постоянно был готов к появлению новой опасности и сейчас стремился лишь оценить соотношение сил и понять, стоит ли вступать в сражение.
И увидев, как бегут к нему чужаки, вновь успевшие образовать клин, он понял, что не стоит. Тех было слишком много. С Воятой у кораблей оставалось даже менее трети ладожской дружины, и теперь викинги, в бою потерявшие не так много людей, значительно превосходили их числом. Сейчас его с остатками дружины прижмут к воде и всех перебьют… К счастью, там, позади – корабли.
– Отходим! – во всю мочь заорал Воята, призывно взмахивая топором. – На лодьи! Уходим!
При виде столь превосходящих сил врага мысль об отходе мелькнула у каждого, поэтому его поняли мгновенно. Закинув щиты за спину, ладожане устремились к месту, где стояли их корабли, к счастью, не вытащенные на берег.
– Сюда, сюда! – Взмахами топора Воята направлял всех на свой корабль, чтобы его малые силы не разбежались в разные стороны.
А викинги уже настигали бегущих позади, стрелы и сулицы били в спины, и многие падали на ходу. Кто-то уже отталкивал корабль, кто-то карабкался на борт, кто-то срывался, падал в мелкую воду и опять карабкался, скользя мокрой обувью по дереву. Успевшие забраться внутрь разбирали весла, но толком грести пока не получалось, и кормчий, Воятин зять, варяг Шигоберн, орал и распоряжался, боясь, что в суматохе поломают весла.
Одним из последних бросился в воду Воята и двинулся вдогонку за отходящим кораблем. Мимо свистели стрелы, вода достигала пояса, брести во всем снаряжении было тяжело; закинув на борт топор, он протянул руки, его потащили вверх. Сулица впилась в доску совсем рядом с его плечом; на миг Воята ощутил себя совершенно беззащитным, несмотря на щит, повешенный на спину; но тут ему удалось перевалиться через борт и упасть на кого-то.
– И-хей! И-хей! – раздавался голос Шигоберна, управлявшего гребцами, и у Вояты чуть отлегло от сердца: лодья пошла как следует.
В борт рядом с ним ударила стрела, но слабо, на излете. Воята поднял голову – берег быстро удалялся. Викинги столпились у воды, но преследовать их прямо сейчас, похоже, не собирались.
– Где? – Воята поднялся и завертел головой, выискивая каких-нибудь свидетелей. – Кто тут есть оттуда? Берша, ты? – Он схватил за рукав парня из дружины Хакона. – Где они? Хакон и Гостята? Убиты?
– Оба убиты! Первыми!
– Верно? – Воята понимал, что его столь поспешно принятое решение уйти окажется ошибочным, если те двое еще были в то время живы и он мог бы им помочь.
– Куда вернее! Стрела в горло!
– Но кто это? – Воята бегло оглянулся, хотя издалека уже не мог разглядеть лиц.
– Да хрен какой-то…
– Это Рериковы враги, – прохрипел Жиляй, зрелый воин из дружины Гостяты. – По его голову пришли.
– Рерика?
– За жену его.
– Что? А что с его женой?
– Говорят, обиделась на него жена и послала взыскать за обиду.
– Взыскать? Но ведь это его сын… Хакон… ее сын то есть… или нет? – Воята нахмурился, пытаясь прикинуть, насколько правдоподобно это звучит и не ошибся ли Жиляй. – Что они вам сказали?
– Сказали, что Рерик, дескать, жену обидел, что другую хотел взять, – добавил третий беглец с поля неудачной битвы, Утята, и утер разодранным рукавом струящуюся из носа кровь. – Видать, прослышали про княгиню Предславу. И сказали, что сама жена-то Рерикова померла, да сын за нее мстить пришел.
– Какой сын? – Воята вновь подумал о Хаконе, который в его мыслях все еще был живым.
