Да! Да! Да! - Осборн Мэгги (электронные книги бесплатно TXT) 📗
— У вас самые прекрасные глаза, какие мне довелось видеть, — сказал Бен, поставив тарелки на стол. — Иногда их цвет напоминает мне штормовое небо, а иногда, как теперь, они похожи цветом на расплавленное серебро.
— Вы очень красивы без бороды, — прошептала она в ответ.
Она умирала от желания прикоснуться к его щекам, погладить их пальцами. Ей хотелось прижаться носом к его щеке и вдохнуть такой терпкий и мужественный запах его одеколона.
Внезапно ей показалось, что в комнате очень жарко, настолько, что у нее появилось ощущение, что она у себя дома, в Линда-Виста, в середине августа. Его глаза прожигали взглядом ее лицо, как два солнца, заставляя ее кожу пылать и воспламеняя ее сердце. Она почувствовала, как струйка пота стекла между ее грудями. Она скромно направила струю воздуха от веера к своему декольте, прилагая отчаянные усилия к тому, чтобы овладеть собой.
— Что будет дальше? — пробормотала она.
— Хрусталь.
— Хрусталь? О! — Да поможет ей Бог и даст удержаться на ногах! Не оловянные кружки, не кружки из грубого толстого стекла, из каких они пили каждый день, но хрусталь! Она не отрывала взгляда от его рта, думая о той минуте, когда хрусталь коснется его губ. Она думала о том, чтобы самой прикоснуться к его губам. И о том, чтобы он тоже прикоснулся к ее губам. Хрусталь! В самом слове было нечто волнующее и плотское и намекающее на прикосновение губ и тонких длинных пальцев. Где-то у основания шеи она ощутила странный трепет, распространившийся по всему ее телу.
Дразня ее и бессовестно играя ее чувствами, Бен держал у своей груди бокал для воды и легонько постукивал кончиками пальцев по его краю. Раздался и повис между ними чистый, ясный звон хрусталя, отразившийся от кожи Джульетты ощущением, похожим на удар электрического тока, волнующий и возбуждающий. Никогда никакая музыка не возбуждала ее так. Задыхаясь, она покачивалась на стуле, изо всех сил обмахиваясь веером и чувствуя, что на лбу у нее выступили бисеринки пота. Она заметила, что виски Бена тоже повлажнели.
Не сводя с нее глаз, он поставил хрустальные бокалы на сервировочные тарелки. После звона бокалов для вина, после того как он увидел, какое действие это произвело на нее, он осторожно поставил их справа от бокалов для воды.
— Прошу прощения, но не разрешите ли вы мне снять пиджак? — Он помедлил, чтобы промокнуть платком лоб и шею.
— Да, да.
Она желала бы тоже что-нибудь снять. Все ее тело горело, настолько сильным было возбуждение. И она просто запылала жарким пламенем, когда он остался в одной только рубашке и жилете. В мире, где она жила обычно, в ее мире женщины редко видели мужчин без пиджаков, в одних рубашках. И то, что она видела его теперь стоящим перед ней в таком виде, она воспринимала как нечто скандальное, возбуждающее, эротическое и интимное.
— Дальше должно последовать серебро, — прошептала она дрожащими губами.
Он медлил, что вызвало у нее новый приступ сладостной дрожи, дрожи предвкушения. Он скользнул указательным и большим пальцами по рукоятке ножа, стараясь продлить это состояние экстаза. Можно было потерять столь многое, так сильно просчитаться, если положить нож неправильно. И наконец его глаза, полыхающие чуть приглушенным огнем, снова обратились к ней, и он положил ножи режущей поверхностью к сервировочным тарелкам. Сердце Джульетты было готово выскочить из груди, и она подумала, что способна потерять сознание. Это было превосходно, восхитительно! Тайные, сокровенные части ее тела повлажнели от сладкого томления. Он знал язык сервировки стола. Она с трудом верила в это и воспринимала это. И уж тем более могла это вынести. Наблюдая за тем, как он раскладывал ножи, она поняла, что будут мясное и рыбное блюда. Но его триумф состоял в том, что он правильно положил ножи режущей стороной к тарелкам! Она опасалась, что сердце выскочит у нее из груди.
А теперь он играл столовой ложкой, вертя ее в пальцах. Она заметила, что на его щеках заиграли желваки, когда он посмотрел на нее. Его вопросительный взгляд становился все более смелым, он смотрел на ее декольте, он обжигал ее тело до кончиков пальцев на ногах. И Господи, у этого мужчины был самый чувственный рот, какой только ей доводилось видеть. Сердце ее билось бешено, колени ослабли и превратились в пудинг. Она не была уверена, что вынесет процедуру раскладывания вилок.
— Салат следует подавать после основного блюда, — пробормотала она в экстазе, когда он положил на стол столовые ложки и в последнюю очередь вилки. Они не будут следовать новому стилю, когда салат ставится на стол перед основным блюдом. Это было больше, чем могла бы вынести любая женщина. Она желала его со страстью, заставлявшей всю ее кипеть и бурлить, — и ее разум и тело сжигал огонь.
Увидев выражение ее лица, он почувствовал, что все его мускулы отвердели.
— Джульетта… — Его голос, в котором она расслышала неприкрытое грубое желание, полностью раскрепостил ее.
Они бросились навстречу друг другу, обогнув стол, и оказались в объятиях друг друга. И, сжав друг друга в страстном объятии, начали целоваться и не могли остановиться. Их руки взлетали, прикасаясь, лаская, гладя друг друга. На глаза, лоб, шею Джульетты излился целый дождь, целый поток лихорадочных жарких поцелуев. Ее душили рыдания.
— Да, да, да, — шептала она, не сознавая, что говорит. — Да, Бен. О да, да.
Схватив ее в объятия, он понес Джульетту в спальню, где осторожно и нежно поставил на пол.
— Вы уверены? — спросил он голосом, охрипшим от желания.
В ответ она повернулась к нему спиной и приподняла длинные локоны со своей шеи, чтобы он мог расстегнуть ей платье.
— Поторопитесь, — сказала она.
Его пальцы, знакомые с крючками и пуговицами женской одежды, двигались твердо, быстро и уверенно. И через минуту она оказалась стоящей перед ним в одной только отделанной кружевами шемизетке и корсете. Он принялся целовать ее груди, потом сорвал с себя рубашку, разбросав при этом гагатовые запонки по полу. Потом он так же стремительно сорвал с себя брюки и башмаки.
— Постойте! Задуйте фонарь! — Но было уже слишком поздно. Она смотрела на его тело с трепетом восторга и ужаса. Никогда прежде она не видела обнаженного мужчины при свете. Как прекрасен он был! Высокий, стройный, широкоплечий и узкобедрый. Он был похож на статуи, изображения которых она видела в книге по греческой скульптуре. Отсутствие фигового листка привлекло ее внимание, и щеки ее запылали еще сильнее. О Господи!
Он привлек ее к себе и жадно поцеловал, оставив задыхающейся, потом посадил на край кровати. Встав на колени, он снял ее вечерние туфли, потом пояс с подвязками, осторожно стянул чулки. Она ощутила его горячие пальцы на коже ног. Он встал, чтобы сесть с ней рядом на постели, его ловкие и чуткие пальцы нежно повернули ее к нему лицом, и он расшнуровал ее корсет, тотчас же соскользнувший на пол.
Инстинкт подсказывал ей попросить его задуть фонарь. Потом она вспомнила, что он уже видел ее нагой. И желал видеть снова. Она встала, хотя ноги ее дрожали, и позволила ему снять с нее шемизетку, спустив ее сначала на талию, а потом на бедра. Шелковая вещица с шелестом упала к ее ногам, и она осталась перед ним обнаженной, с закрытыми глазами и пылающими щеками, слушая его хриплое, неровное дыхание. Ее инстинкт требовал, чтобы она прикрылась, но она приказала себе стоять неподвижно.
— Вы прекрасны! Вы такая маленькая, изящная и совершенная!
Она не помнила, как он отогнул покрывало, снял одеяло, не помнила, как уложил ее в постель. Она только что стояла перед ним, а потом вдруг оказалась в постели, и они лежали в объятиях друг друга, целуя и лаская со все нарастающей страстью. До тех пор, пока, как ей казалось, она не лопнет от томления, но в этот момент его тело оказалось поверх нее, и дальше все было прекрасно. Он был нежен, очень нежен и терпелив, он не переставал целовать ее и шептать ей нежные слова. Сегодня она была отважна и бесстрашна. Она была раскрепощенной женщиной, способной отважиться на все. Ее пальцы скользнули вниз по его спине, коснулись обнаженных ягодиц. Она надеялась, что эта вольность, этот бесстыдный порыв не будут поняты им превратно.