Летящая на пламя - Кинсейл Лаура (книги хорошего качества .txt) 📗
Олимпия с ужасом видела, как внизу — всего лишь в нескольких дюймах — мелькают острые рифы, волна пронесла лодку над ними, и вот уже девушка заметила впереди долгожданный берег. Грохочущая волна выбросила их на песок, обдав ледяным ливнем и отступив назад, оставляя за собой клочья пены.
Прежде чем Олимпия успела пошевелиться, Шеридан уже стоял по пояс в воде и тащил лодку на берег. Он изо всех сил упирался ногами в песок, приседая так, что вода доходила ему до подбородка. И вот наконец днище шлюпки заскрежетало по песку. Шеридан тащил лодку дальше, перекинув канат через плечо, его промокший до нитки бушлат давно уже лопнул по швам, и когда Шеридан напрягал мускулы, в прорехах белела рубашка.
К тому времени, когда Олимпия спрыгнула на берег, Шеридан уже вытащил шлюпку из воды и стоял у носовой части, тяжело дыша и кашляя. А на берег тем временем шла стеной новая штормовая волна.
Девушка, дрожа всем телом, прислонилась к корпусу шлюпки. Ее поташнивало от голода и пережитого страха. Она сглотнула, чтобы избавиться от подступившего к горлу комка, и оглянулась вокруг.
Уже почти стемнело. Олимпия смогла разглядеть только песчаную полоску берега, на которой тут и там виднелись плоские валуны и огромные каменные глыбы, а также крутой откос, удаленный от них на значительное расстояние. Опять пошел снег.
— Ну и что дальше? — спросила Олимпия. Шеридан глубоко вздохнул и отвесил ей поклон.
— Если мадам соизволит указать, где ее дорожный сундук и коробка со шляпами…
Олимпия скрестила на груди руки, пытаясь унять дрожь.
— Зачем вы паясничаете? — В ее голосе слышалось отчаяние. — Мы обречены здесь на верную гибель. Вымокшие до нитки. Замерзшие. Без огня, без еды, без крова. Мы неминуемо погибнем!
Шеридан состроил кислую физиономию.
— Нет, мне чертовски не везет, вот незадача! Оказаться на необитаемом острове вдвоем с особой, находящейся в столь мрачном расположении духа, — это ли не несчастье?
— Скоро совсем стемнеет.
— Я это знаю.
— Становится все холоднее и холоднее. Мы умрем от переохлаждения, не дожив до утра, если не примем каких-нибудь мер.
Он взглянул на нее со смирением.
— Теперь я понимаю, откуда у вас все эти мысли об общественной справедливости. У вас ярко выраженный революционный темперамент.
На глаза Олимпии навернулись слезы, она еле сдерживала их.
— Все мои мысли сейчас только об одном: как бы остаться в живых, — прошептала она.
— Ну вот еще. Вы опережаете события. — Усмешка играла на губах Шеридана, но глаза его светились мрачным огнем. — Вы ведь, в конце концов, еще живы и здоровы, хотя, конечно, чувствуете себя отвратительно, это понятно. Однако не спешите себя хоронить. — Шеридан тронул девушку за подбородок, его пальцы были холодными и шершавыми. — А знаете, ваше высочество, вы — прекрасный рулевой!
Олимпия оттолкнула его руку, не в силах взглянуть ему в лицо. Она не находила в душе прежней ненависти к этому человеку, возможно, потому, что очень устала и чувствовала себя такой несчастной, что не могла позволить себе сейчас сильных эмоций. Он взял ее за руку.
— Вы порезались.
Олимпия взглянула на ладонь и увидела кровь. Между указательным и большим пальцами виднелась кровоточащая ссадина.
— Я ничего не чувствую, — промолвила она и закусила губу, понимая, что вот-вот расплачется самым глупым образом. — Я так замерзла, что д-даже ничего н-не чувствую.
— Ну и прекрасно. Значит, вам не будет больно, когда я начну промывать рану.
Шеридан подвел ее к воде, взял за руку и вымыл рану ледяной морской водой из ведра. Затем он, поеживаясь, снял бушлат и расстегнул рубашку.
Олимпия затаила дыхание, глядя на его грудь.
— О Боже! У вас вся грудь в синяках и кровоподтеках.
— Отвратительное зрелище, правда? Это наглядный пример того, что случается с людьми, которым огорченные принцессы поверяют свои секреты, — добавил он.
Олимпия подавила чувство сострадания и жалости.
— Это случается с теми людьми, которые бессовестно лгут и нагло воруют, — заявила она жестко.
— Вот, возьмите. — Шеридан оторвал рукав от рубашки. — Лишенный всякой порядочности, я самым эгоистичным образом перевяжу сейчас вашу рану лоскутом, оторванным от своей последней рубашки. И после этого вы смеете утверждать, что я не желаю вам добра? — Он помог ей перевязать ладонь, крепко стянув рану.
Олимпия наблюдала, как он вновь надел рубашку, у которой остался один-единственный рукав, и, содрогаясь от холода, накинул мокрый бушлат. Девушка уже хотела было сказать «спасибо», но это слово застряло у нее в горле. Это по его милости она оказалась здесь, так за что же ей его благодарить? Она была бы сейчас сыта и согрета в… Уисбиче? Ориенсе? Риме?
Олимпия не знала, да и не хотела знать этого. Любой вариант был лучше, чем нынешнее бедственное положение, в котором она оказалась.
— Я хочу есть, — промолвила принцесса.
— И я тоже. — Шеридан оглядел пустынный берег. — У вас есть какая-нибудь идея?
— Нет.
— Хорошо, в таком случае я считаю, нам следует улечься прямо здесь и ждать прихода смерти. Может быть, вы умрете первой, и тогда я смогу поужинать ножкой принцессы.
В сгущающихся сумерках черты лица Шеридана были все еще хорошо различимы — даже сейчас он был неотразим. Или, вернее, именно сейчас, когда его красоту подчеркивал угрюмый величественный ландшафт скалистого берега и бушующего моря. Холод мучил Олимпию, ночь внушала ей ужас, но Шеридан, казалось, был сродни всем этим стихиям, он представлялся принцессе одиноким духом, порождением серой вечерней мглы.
Капитан протянул ей ведро.
— Принесите пресной воды, пока еще окончательно не стемнело. А я позабочусь о месте для ночлега.
Олимпия повернулась и пошла вдоль берега, поглядывая на крутой откос, взобраться на который было невозможно.
Снег валил теперь крупными хлопьями, устилая землю. Юбка Олимпии обледенела и била по ногам. Промокшая до нитки, несмотря на плотный плащ, Олимпия начала мерзнуть на ветру, превращаясь в ледышку.
С каждым шагом ей было все труднее и труднее передвигать окоченевшие ноги. Она споткнулась о бревно, упала, с большим трудом встала на ноги и пошла, пошатываясь, дальше.
Когда девушка наконец отыскала то место, где можно было взобраться на откос, она остановилась в задумчивости, не в силах вспомнить, зачем она искала этот пологий подъем. Ее била такая адская дрожь, что она еле стояла на ногах.
Олимпия попыталась взобраться на откос, цепляясь за клочки сухой травы и мха, но сделать это было очень трудно. Пальцы не слушались ее. Снег, казалось, нарочно летел прямо ей в глаза, налипая на ресницы. Олимпия попыталась смахнуть его рукой и задела пальцами нос. Она не почувствовала ни пальцев, ни собственного носа. Это было признаком какой-то грозившей ей опасности… Но какой? Мысли Олимпии путались, она не могла сосредоточиться.
Вокруг слышался только жуткий вой ветра и рев бушующего моря, волны которого то с грохотом бились о берег, то вновь отступали. Девушка помогала себе локтями и коленями, карабкаясь из последних сил. Обледеневшая одежда царапала кожу и растирала ее в кровь. Взобравшись на откос, Олимпия оказалась в окружении больших валунов, поросших косматым мхом. Ночь уже опустилась на остров, но от снега исходило сияние. Олимпия начала плутать между камней и скал.
Неожиданно вскрикнув, она упала и на мгновение задохнулась от боли, ее правую руку жгло как огнем. Она взглянула вправо и увидела, что рука, пробив тонкую корку льда, полощется в студеной воде ручья. Она всхлипнула и отдернула ее.
Посидев еще немного, Олимпия решила, что ей следует встать на ноги. Но тело отказывалось повиноваться, девушка никак не могла собраться с силами. Голова раскалывалась от боли. Слезы замерзали на ее щеках и ресницах. Олимпия сидела и слушала, как горестно плачет над нею ветер.
Ей вдруг страшно захотелось спать. Веки стали тяжелыми и начали слипаться. Было очень холодно. Олимпия знала, что Шеридан будет на нее сердиться. Он ведь ждет ее с водой, а она не может идти. Все равно они погибнут здесь. Так или иначе погибнут. Лучше уж просто заснуть и не проснуться. Она будет спать, и во сне ей, может быть, станет теплее. Хоть немного, хоть чуточку.
