Карта любви - Арсеньева Елена (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Юлия тряхнула головой, беспомощно огляделась, вновь обратила расширенные глаза к окну.
Что, ради всего святого, случилось с природою?! Какие могли произойти в ней блаженные катаклизмы, чтобы за три, ну, четыре дня растопить весь снег (Юлия помнила окровавленный сугроб под этим окном!), высушить землю, прогреть ее и укрыть зеленым покрывалом?! Это уж прямо-таки какое-то библейское чудо! Или у нее позеленело в глазах? Или…
Вот именно.
Сердце замерло от внезапной догадки — страшной, как выстрел в спину.
Три, ну, четыре дня назад, говоришь ты, здесь лежал снег?! И все время, проведенное в подвале, у тебя смешалось в голове?! Да, этот клубочек размером побольше, чем в три-четыре дня! А если в месяц, никак не меньше? Чудес не бывает — на дворе апрель!
Юлия отвернулась от окна, зажмурилась до боли, потом поглядела в стену, на которой бежали-сплетались серебристые причудливые узоры на сиреневом фоне, потом резко повернулась — и уставилась в окно с последней надеждою.
Нет, напрасно.
Солнце, голубое небо, чистая зелень — весна-красна во всем своем великолепии.
— Ну что ж! — вслух произнесла она, пытаясь хоть в звуках своего голоса обрести что-то привычное, неизменчивое в этом преобразившемся мире, — по крайней мере, и впрямь можно уйти босиком!
— Ножки не боишься наколоть? — послышался рядом голос. Он был негромким, но Юлия так и подскочила, а потом, не глядя, ринулась в раскрытые объятия Ванды, чувствуя такое облегчение, что даже слезы хлынули из глаз. Слава Богу, она не одна на свете. Слава Богу, Ванда вернулась!
Через несколько минут, после множества поцелуев, всхлипываний и бессвязных причитаний, Юлия взглянула, наконец, на подругу, и увидела, что глаза той влажны и печальны, а лицо осунулось, щеки ввалились.
— Что с тобой? Ты была больна?
Ванда кивнула:
— Да. Тем же, чем и ты.
Юлия взглянула непонимающе, потом ахнула:
— Тебя тоже поили зулой, держали в подвале?!
— На первый вопрос — да, на второй — нет, — улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться Ванда. — Впрочем, и на первый — тоже не совсем да. Я сразу выпила ее слишком много — и чуть не умерла. Не описать, что со мной было — довольно, что жива. Тогда они оставили меня в покое — все, кроме Тодора. Меня держали взаперти, а он приходил каждую ночь — иногда и днем.
— Мне кажется, я видела тебя в подвале, — задумчиво свела брови Юлия, вдруг вспомнив синие глаза, глядевшие на нее со странным выражением.
— Видела?! — так и ахнула Ванда. — Я украдкой искала тебя… И мне один раз показалось, что даже узнала, но я была тогда еще одурманена, а у тебя почему-то были черные волосы…
Юлия кивнула:
— Да. Были. И вот так же отец, наверное, глядел на меня — и не узнал, а я ничего не соображала.
— Ты… знаешь? — прошептала Ванда, и слезы так и хлынули из ее глаз. — Ох, ты меня, наверное, проклинаешь, ненавидишь, это ведь я тебя заманила сюда, в эту ловушку!
Юлия только плечами пожала, и Ванда моляще прижала руки к груди:
— Пожалуйста, поверь! Я хотела как лучше, когда повела тебя в подвал. Думала спрятать надежнее. Я не могла и вообразить, что Эльжбета предаст и меня тоже. Пожалуйста, поверь мне, пожалуйста!
— Да я верю, верю! — Юлия тихонько погладила ее по мокрой от слез щеке. — Мы обе попались.
— Мы обе попались — мы обе и выберемся отсюда! — воскликнула Ванда. — Не то Эльжбета сгноит тебя в этом подвале, навеки сделает забавой Тодора!..
И осеклась. Что-то мелькнуло в ее глазах… какая-то тайная мысль… И Ванда быстро проговорила:
— Нет. Я знаю: она вылечила тебя от зулы. Почему? Она хочет отпустить тебя, так? Говори скорее!
Юлия с удивлением взглянула на свою руку, в которую впились пальцы Ванды.
— Отпустить? Ничего себе! Она хочет, чтобы Тодор ушел вместе со всем табором, а меня даст ему как охранную грамоту от русских, якобы цыгане везут меня к отцу.
Губы Ванды насмешливо дрогнули:
— И ты в это веришь?!
— Настолько, что сейчас, перед твоим приходом, обдумывала, как бы удрать отсюда, не дожидаясь, пока за мной придут. Но вот беда — глянула в окно…
Ванда все мгновенно поняла:
— Да, сейчас начало апреля. Уже весна. Они украли у нас больше месяца жизни.
Больше месяца! Юлия снова почувствовала себя такой несчастной и беспомощной, что колени подогнулись, и она бессильно опустилась на кровать.
— Ну ладно, меня они держали в подвале, — проговорила глухо. — Но ты-то почему не бежала? Почему не ушла, почему не сообщила кому-нибудь из русских о том, что здесь творится?
— Из русских? — повторила Ванда медленно. — Я, полька, должна была донести на поляков — русским?!
— При чем тут поляки? Я говорю о цыганах! — удивилась Юлия.
— Но ведь это задело бы интересы моей родственницы! — запальчиво возразила Ванда. — Эльжбета — моя кузина, и…
— А я — твоя подруга, — устало проговорила Юлия. — Впрочем, это неважно. Я тебя не упрекаю, вовсе нет…
— А потом, меня же все время держали под замком! — словно спохватившись, воскликнула Ванда. — Я была заперта.
— Да? А как же ты вышла сейчас? — недоверчиво проговорила Юлия.
Что-то произошло. Что-то прозвучало меж ними… Недосказанное, вернее, вовсе не сказанное. Что-то прозвенело в воздухе, словно пролетевшая мимо стрела, словно дальний клич, предупреждающий об опасности. «Я совсем забыла, — подумала Юлия, — что мы с Вандой, по сути дела, враги. Русские воюют с поляками, поляки воюют с русскими. Она такой же враг мне, как любой польский солдат, как графиня, как… Зигмунт».
Боль при упоминании этого имени уже стала привычной. Надо только прижать руку покрепче к сердцу — не бейся, глупое! не страдай! — и все минуется.
— Я… вот, погляди! — Ванда протянула ей связку ключей. — Покоева убирала у меня в комнате — я и стащила у нее ключи. Она даже под кровать залезла, пытаясь их найти… тут я выскочила, заперла ее и скорее сюда.
— Но она уже там кричит, зовет на помощь! Вот-вот к ней сбегутся люди!
— Пусть кричит! — беззаботно махнула ключами Ванда. — Моя комната в самом дальнем крыле, там никого не бывает. И, вдобавок, они привыкли, что оттуда все время доносятся крики.
— Почему? — испугалась Юлия.
— Ну, я просила выпустить меня, — пояснила Ванда. И добавила неохотно: — А потом приходил Тодор с Чеславом и Петром… Им нравилось, когда женщина кричит. Они меня заставляли. Это их еще больше возбуждало!
Юлия пристальнее взглянула в похудевшее, заострившееся лицо. Да, Ванде многое пришлось испытать. Но все-таки ей такое, в общем-то…
Ванда подняла на нее глаза — и как бы поймала на лету незаконченную мысль.
— Ты хочешь сказать, что мне, примадонне Цветочного театра, не привыкать пропускать через себя и по десятку мужчин за ночь, не то что этих троих? — проговорила она тихо и отчужденно. — Ты хочешь сказать…
— Я так и думала, что ты здесь.
Голос Эльжбеты раздался словно ниоткуда, из стены… Нет, вот она: стоит, неразличимая в своем сиреневом платье, со своей сиреневой бледностью, на фоне сиреневых портьер.
— Скажи, Христа ради, зачем ты заперла в своей комнате бедную старую Зосю? Она все горло сорвала, кричавши!
Сделав шаг вперед, Эльжбета взяла у остолбеневшей Ванды ключи.
— И любопытно бы знать, что ты тут еще наплела этой молоденькой дурочке, что она на меня волком смотрит? А ведь я спасла ее от зулы, я собиралась отпустить ее на свободу…
— На свободу? — взвилась Ванда, не дав Юлии даже понять, о чем это говорит Эльжбета. — Свободу таскаться с Тодором? Ты прекрасно знаешь, что ни он, ни Петр с Чеславом ее не отпустят, пока вволю не натешатся. А тогда… На кого она будет похожа? Это, знаешь ли, для тех, кто покрепче.
— Для таких, как я… и ты, надо полагать, — не без ехидства уточнила Эльжбета. — Но не о чем беспокоиться. У Тодора достаточно ума, чтобы понять…
— Ума?! — воздела руки Ванда. — Ум у него помещается в самой выступающей части тела, и это не голова и даже не задница!
