Невесты песчаных прерий - Осборн Мэгги (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Ты хочешь сказать — девка, — прошептала она, едва стоя на ногах.
Перрин задрожала, в ее глазах блеснули слезы. Она хотела еще что-то сказать, но задохнулась. Резко повернувшись, ничего не видя перед собой, она бросилась к лагерю.
Мем отложила тяжелую палку, которой мешала белье, бурлящее в огромном котле, подвешенном над костром. Заправив под платок упавшую на лоб прядь волос, она заслонила ладонью глаза от яркого утреннего солнца.
— Силы небесные, почему это вы так стараетесь помочь Августе Бойд? — спросила она с наигранным безразличием в голосе. Но в ее глазах мелькнуло любопытство.
— Коуди собирается отправить ее домой, — пояснила Перрин.
— А никто и не заплачет, если Августа покинет караван.
— Будь на ее месте другая женщина, мы бы все помогли, — сказала Перрин, глядя на кипящую воду, в которой вываривались юбки Мем и Бути.
— Августа не другая, — пожала плечами Мем. — Почему только вы предлагаете подобную чепуху?
— Возможно, потому, что знаю, что такое одиночество, знаю, каково почувствовать себя беспомощной я отверженной, — сказала Перрин гораздо более резким тоном, чем хотела. — Может быть, я хочу показать мистеру Сноу и всем вам, что я имела в виду, когда говорила, что буду поступать по справедливости, как ваша представительница. Возможно, я не буду в согласии сама с собой, если, помогая Уинни и Коре, не попытаюсь помочь Августе. Возможно, я совершила поступок, которым вовсе нельзя гордиться, и у меня такое чувство, что искуплю свою вину, если сделаю что-то хорошее, даже если мне совсем не хочется это делать. — Перрин прикрыла глаза рукой. — Все остальные отказались помочь. Я надеялась, что смогу рассчитывать на вас.
— Августа — смазливая, самолюбивая и несносная! Она обращалась с Корой как с рабыней. Она относилась к Бути, словно та была ее служанкой.
— Но она, наверное, страдает. И она совершенно одна.
Мем крепко вцепилась в палку, которой мешала белье.
— Отправьте ее домой. И я скажу: скатертью дорога!
Именно эти слова так хотелось сказать и Перрин. Но упрямое чувство справедливости не позволяло. Кроме того, она знала, что такое одиночество.
Августа принесла две тяжелые бадьи с речной водой и повесила их на огонь. Когда вода закипит, она наполнит ведро для питья и смоет глубоко въевшуюся пыль с рук и лица.
Она посмотрела на свои руки, и у нее на глазах выступили слезы. Волдыри вспухали на новых волдырях. Кровянистая жидкость текла из лопнувших мозолей.
Лицо и все тело саднило. В фургоне царил такой беспорядок, что Августа не могла найти ни свою шляпу с широкими полями, ни бальзам, который мог бы хоть как-то защитить ее от палящего солнца. Впервые в жизни у нее были такие тяжелые солнечные ожоги.
Понурившись, она вытерла глаза: Господи, как же болят руки!.. Со лба и носа слезала кожа, и лицо изменилось до неузнаваемости. Слава небесам, что мать не дожила до этого времени и не видит ее сейчас. Даже она отказалась бы от такой уродины.
Слезинка стекла из-под ее белесых ресниц. Августа просто валилась с ног от усталости. Она не думала, что человек, дойдя до такого состояния, может еще жить. Ее подташнивало от голода, под заскорузлой одеждой грязная кожа сопрела; страдая от укусов насекомых, она расчесала все тело с головы до ног.
Она с ужасом поняла, что так больше продолжаться не может. Беда нависла над ней словно мраморная плита, готовая вот-вот рухнуть и раздавить ее.
— Вот. — В протянутой кем-то руке она увидела бутылочку с молочного цвета жидкостью. — Это смягчит солнечные ожоги, а укусы от насекомых будут чесаться меньше. Потом втирай слюну в свежий укус.
Собрав в узел свои растрепанные волосы, Августа покачнулась на каблуках и взглянула на Перрин. От привычек гордячки нелегко избавиться. Свой первый инстинктивный порыв — собрать силенки и ударить Перрин по руке — она превозмогла усилием воли.
Да и лицо ее, покрытое волдырями, горело как в огне, из расчесов сочилась кровь. Не сказав ни слова, она взяла бутылочку, встряхнула ее и стала накладывать отвратительно пахнущую массу на лицо и тыльную сторону распухших рук — по самые плечи. Щеки и плечи тут же перестали гореть. У нее вырвался глубокий вздох облегчения.
— Ты кипятишь воду для стирки? — спросила Перрин.
Августа уставилась на свой подол и глубоко вздохнула. Тысяча дерзких ответов вертелась у нее на языке.
— Я не знаю, как стирать… — прошептала она, явственно ощущая, как ее гордость разбилась на мелкие осколки. — Я кипячу эту воду, чтобы помыться. Я вся грязная. — От смущения ее голос стал совсем тоненьким. Слезы, комом ставшие в горле, готовы были вырваться наружу.
— Погонщики отгородили специальное место для купания в реке.
— Мне об этом никто не сказал! — Слезы блеснули в солнечном свете. Ведь она могла бы избавиться от необходимости тащить сюда тяжелые бадьи, которые врезались в ее израненные ладони.
— Поди и вымойся. — Перрин оглядела фургон Августы. — Я тут приберу. Когда вернешься, я тебя научу, как устроить стирку. Сегодня вечером ты можешь поужинать со мной и Хильдой. Мы покажем тебе, как печь хлеб и как приготовить питательную мясную солянку.
Глаза Августы расширились.
— Почему ты это делаешь? — изумилась она. Перрин внимательно посмотрела на нее:
— Мистер Сноу тоже об этом спрашивал, когда я хотела помочь Коре. Ответ такой: я не знаю. Может, потому, что нужно поступать по справедливости. Мне нелегко об этом говорить, но ты заслуживаешь своего шанса, Как и все остальные.
— Он собирается отправить меня домой с первым же караваном, идущим на восток, он так сказал. — Августа, в свою очередь, пристально посмотрела на Перрин с таким отчаянием во взгляде, что в искренности ее дальнейших слов нельзя было усомниться. — Я не могу вернуться. Ты ведь наша представительница — ты должна поговорить с мистером Сноу от моего имени! После того, что ты сделала с моим отцом, ты должна!
— Я ничего не сделала Джозефу. И тебе ничего не должна!
— Ты…
— Ты меня удивляешь. — Руки Перрин сжались в кулаки. — Я — единственное, что у тебя есть сейчас. Больше никто тебе не поможет. Только я. Ты понимаешь это? Ты так обидела этих великодушных, добросердечных женщин, что теперь они будут просто наблюдать за тем, как ты страдаешь, и не станут терпеть ни малейших неудобств из-за тебя.
— Они — ничтожества! — Возмущение придало ей сил. Августа выпрямилась, губы ее искривились а усмешке. — Почему меня должно интересовать, что обо мне думают эти ничтожества?
Красивое лицо Перрин исказилось от гнева.
— Ты когда-нибудь перестанешь кичиться своим происхождением? Перестанешь выезжать на горбу своих предков Бондов и подумаешь, что сама-то собой представляешь? Тебе приходило когда-нибудь в голову, что люди могут полюбить и оценить тебя за то, что ты сама собой представляешь, а не потому, что по чистой случайности происходишь из такого древнего рода.
Августа отшатнулась словно от удара.
— Замолчи! — прошипела она, задрожав.
— Что ты сможешь добавить к славе своего рода? — Перрин с презрением оглядела царивший вокруг фургона Августы беспорядок. — Беспомощность? Раздутое самолюбие? Способность обидеть каждого, помноженную на недостаток доброты, да плюс еще неумение позаботиться о самой себе? Это твой вклад в чтимый тобой род Бондов?
— Замолчи! Перестань! Я не хочу этого слышать!
— Посмотри на себя! И почему ты не попросишь о помощи? Неужели твоя глупая гордыня Бойда настолько распухла?
Августа закрыла уши ладонями, зажмурилась — ее сжигал гнев, горящий во взгляде Перрин. Она почувствовала себя побежденной ее яростью. И она не понимала Перрин. На ее месте Августа только злорадствовала бы.
— Во всяком случае, ни одна из вас мне не помогла!
— День, когда ты согнешь свою спину, чтобы попросить помощи, станет днем, когда ты станешь наста» ящим человеком, а не совершенно бесполезным существом! — Перрин отступила назад и подняла к лицу дрожащую руку, стараясь успокоиться. — Прости, — прошептала она, — я пришла помочь, а не нападать на тебя.
