Роковое сходство - Гэфни Патриция (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Броуди не раз говорил, что воспринимает ее угрозы как вызов, и она побоялась, что он опять поймает ее на слове. Такому человеку нельзя было угрожать впустую, а что она могла ему противопоставить? Ей оставалось только смотреть в бессильном негодовании, как он с видом знатока поглаживает атласное покрывало на ее кровати и пробует мягкость пуховой перины.
– Твоя кровать мне больше нравится, – решил он. – Но знаешь, Энни, должен тебе признаться, что такого жуткого дома я в жизни своей не видел. Как ты можешь жить в этой комнате? Да тут двух шагов нельзя пройти по прямой, чтобы не напороться на какую-нибудь дурацкую дребедень!
– Я могла бы принять такое замечание всерьез – вспыхнула Анна, – если бы оно исходило от кого угодно, но только не от человека, привыкшего спать в гамаке на палубе и есть из общего котла в кубрике. Ты понятия не имеешь о том, как выглядит удобное и респектабельное жилище, Джон Броуди! Ты не распознал бы его, даже если бы оно свалилось тебе на голову! И не смей критиковать мой дом!
Глубоко-глубоко у нее в душе тихий голос твердил, что он прав. Она сама это знала и нередко думала о своем доме точно так же, но вынужденное признание лишь разозлило ее еще больше.
– А теперь не мог бы ты оставить меня одну? Я устала, и мне нужен покой.
– Тебе нужен покой? Знаешь, что, Энни, давай заключим уговор. Я уйду, как только ты скажешь, что хочешь лечь в постель. Ну давай, скажи это. У тебя получится.
Анна стиснула зубы. Она не боялась сказать, что хочет лечь, но заранее опасалась услышать то, что он скажет в ответ. Наверняка что-нибудь гадкое и грязное.
– Что это? – вдруг спросил Броуди, указывая на что-то у нее за спиной.
Анна оглянулась через плечо и вновь повернулась к нему.
– Это моя скрипка.
– Ты играешь на скрипке?
У него был такой недоверчиво насмешливый вид, что ей стало обидно.
– Я учусь. Ты находишь в этом что-то смешное?
– Ровным счетом ничего, – запротестовал Броуди, хотя его заразительная усмешка явно говорила об обратном. – Не терпится послушать, как ты будешь упражняться. Да, кстати, как, по-твоему, все прошло сегодня? – безо всякого перехода спросил он, сбив ее с толку. – Я тут подумал, что вечеринка твоей тетушки – это не такая уж плохая мысль. Худшее позади, а главное, все одним махом.
Анна прислонилась бедром к туалетному столику и начала вертеть в руках флакончик с духами, то вытаскивая, то вновь вставляя пробку.
– Да, – согласилась она, – я думаю, в этом ты прав.
Кажется, он пришел в чувство и решил вести себя прилично, хотя ей все равно было ужасно не по себе: ведь они остались наедине, да к тому же оба почти раздетые. Но ей предстояло сказать ему нечто важное, притом не откладывая. Другого выхода не было.
– По правде говоря, я думаю, все прошло весьма успешно. Я следила за гостями и не увидела ничего такого, что могло бы внушить тревогу. Все без труда поверили, что ты Николас.
Ее тон ясно подразумевал, что ей хотелось бы добавить: «Хотя это представляется совершенно невероятным».
– Тем не менее есть несколько моментов, которые нам следует обговорить особо.
Броуди выжидательно скрестил руки на груди. Ему нравилось ее слушать, даже когда она говорила обидные для него вещи. Он упивался звуками ее голоса, интонациями, изысканным произношением, свойственным образованной женщине высшего сословия, даже словами, которые она подбирала.
Между тем Анна никак не могла подобрать нужные слова. Ей не хотелось хвалить его, признавая вслух то, что бросилось ей в глаза уже давно, но особенно заметно проявилось прошедшим вечером. Он обладал уравновешенностью, спокойствием, внутренней цельностью, которую она находила привлекательной, хотя и считала, что ему вовсе не обязательно об этом знать. Николас был лишен подобных качеств. Ему вечно чего-то не хватало, его снедало нетерпение, он был суетлив, беспокоен, непоседлив, всегда чем-то недоволен. Ему так много было нужно… Мистер Броуди, напротив, никогда не суетился и был готов довольствоваться тем, что есть.
– У Николаса был большой запас нервной энергии, – осторожно начала она. – Он никогда не знал покоя. Сидя, он обычно барабанил кончиками пальцев, покачивал ногой в воздухе или выбивал дробь по полу. А когда стоял – бренчал мелочью в карманах или беспокойно оглядывал комнату даже во время разговора.
Тут Анна смутилась и, оставив в покое пробку флакона, спрятала руки в карманах капота.
– И еще он… он не так охотно смеялся шуткам и анекдотам, как ты. Он не был… душой общества, если можно так сказать. Возможно, он…
– Не понимал шуток?
– Я хотела сказать, что он был человеком более основательным и серьезным, чем ты.
А может, Броуди прав? Может быть, Николас действительно не понимал шуток? Анна уже ничего не могла утверждать наверняка. У нее лишь сложилось стойкое впечатление, что Николас не так быстро сходился с людьми, не оказывал им доверия и не дарил своей симпатии с той же готовностью и легкостью, что его брат. А в этот вечер она сделала еще одно открытие: люди раскрывали душу навстречу мистеру Броуди гораздо охотнее, чем Николасу.
Броуди встал с кровати.
– Ладно, – согласился он, засовывая руки в карманы и шевеля пальцами, –попробую копировать привычки своего братца. И постараюсь меньше смеяться, но тебе придется мне помочь.
– Помочь? Каким образом?
– Воздержись от своих убийственных шуточек, Энни. Тебя послушать – это же можно животик надорвать.
Она раздраженно поджала губы.
– Очень смешно.
Он направился к ней, и Анна боком отошла в сторону, поближе к письменному столу.
– Вот книга, которую тебе необходимо прочесть. Спрячь ее у себя в комнате – тут говорится о строительных материалах и деталях в кораблестроении, а это такой предмет, о котором Николас знал все.
– А я сегодня услышал о тебе кое-что такое, чего раньше знать не знал, – вдруг заявил ей Броуди, сунув книгу в карман халата. – Почему ты мне раньше не сказала, что ты у нас, оказывается, ангел милосердия? Мне пришлось сделать вид, будто я в курсе дела.
– О чем ты?
– Дженни называет это «Анна – покровительница нищих». Она говорит, что ты много месяцев в одиночку кормила чуть ли не половину Ланкашира во время, как она выразилась, «хлопкового голода».
Анна с досадой покачала головой:
– Что за вздор! Я посвятила какое-то время благотворительному обществу, помогающему текстильщикам прокормиться, вот и все.
– А почему они не могут прокормить себя сами?
– Потому что текстильные фабрики закрыты. Американский Север не выпускает суда, груженные хлопком, из портов Юга, а без хлопка в Ланкашире вся жизнь замерла. Восемьдесят тысяч человек разом лишилось работы.
Лицо Броуди смягчилось.
– Это замечательно, что ты им помогаешь!
– Ничего особенного в этом нет, я просто выполняю свой долг. Если хочешь знать, что на самом деле замечательно, так это отношение самих рабочих. Логично было бы предположить, что они встанут на сторону Юга и потребуют от английского правительства помощи в прорыве блокады, но они этого не делают. Они страдают больше всех и тем не менее поддерживают Север.
– Это из-за рабов, – догадался Броуди.
– Да. Для этих людей война сводится к одному: к борьбе за отмену рабства. Мне кажется, одна мысль об этом помогает им стойко сносить все трудности и лишения.
Анна с удивлением заметила, как лицо Броуди внезапно стало замкнутым, лишенным всякого выражения. Он отвернулся и отошел от нее. Она растерянно смотрела на его широкую спину, пока он, остановившись у одного из столбиков кровати, ощупывал пальцами замысловатые завитушки резного дерева.
– В чем дело?
Прошло много томительных секунд. Ей показалось, что Броуди вообще не собирается отвечать. А когда он все-таки заговорил, она не узнала его голоса.
– Однажды я видел невольничий корабль. Капитан был датчанином, судно шло под испанским флагом команда – жуткий сброд со всех концов земли. Я служил на английском торговом судне, мы держали курс на мыс Горн, а потом в Сан-Франциско. Не знаю и теперь уже никогда не узнаю, почему этот испанский бриг принял нас за патрульный корабль королевского военно-морского флота, но, как бы то ни было, не успели мы подойти ближе, как они сбросили весь свой груз за борт.
