Что я без тебя... - Макнот Джудит (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
А путь себе они выбирали сами. Зимой двигались по восточному побережью на юг, а летом — на север. Иногда, залюбовавшись необыкновенно красивым закатом, они сворачивали на запад или же вслед за журчащей речушкой делали поворот на юго-запад. Зимой, когда дороги заносило снегом, они находили приют либо у фермера, либо у владельца лавки, которые обычно нуждались в паре свободных рук, и тогда ее отец-ирландец отрабатывал их ночлег.
Где только не приходилось ночевать Шеридан к тому времени, когда ей исполнилось двенадцать лет: и на сеновале, и на перине в доме, населенном хохочущими дамами в ярких шелковых платьях с такими глубокими вырезами, что казалось, их груди вот-вот вывалятся наружу. Но кем бы ни была хозяйка дома, где они ночевали, — женой ли фермера или же проповедника с постным лицом, или дамой в пурпурном шелковом платье, отороченном черными перьями, все они души не чаяли в ее отце, Патрике, и по-матерински заботились о самой Шеридан. Да и как можно было не любить ее отца, такого приветливого и обходительного и к тому же трудолюбивого, готового за» ночлег и еду работать от зари до зари. И благодарные женщины кормили его как на убой и баловали любимыми лакомствами.
Шеридан они ласково поддразнивали рыженькой и хохотали до упаду, когда отец называл ее своей «маленькой морковкой». Они подставляли ей под ноги скамеечку, когда она изъявляла желание помочь мыть посуду, а когда уезжала, одаривали лоскутами, иголками и нитками, чтобы она могла сшить одеяльце или платье для своей куклы Аманды. Шеридан обнимала их, благодаря за себя и за Аманду, а они смеялись, уверенные в том, что она не шутит, и целовали ее на прощание, шепча ей на ушко, что она вырастет красавицей, а Шеридан тоже смеялась, уверенная в том, что они шутят. Потом они с грустью смотрели вслед фургону, увозившему Шеридан и ее отца, махали им и кричали: «Бог в помощь!», «Поскорее приезжайте опять!»
Ему не раз предлагали остаться, взять в жены то ли хозяйскую, то ли соседскую дочку.
— Спасибо, — с улыбкой отвечал ирландец, — но это было бы двоеженством, потому что мать Шеридан жива. В моем сердце. — При этом глаза его темнели.
Они всегда темнели, когда отец вспоминал о маме, и Шеридан становилось так грустно! Но спустя некоторое время на лице его снова появлялась улыбка. Маму и маленького брата унесла страшная болезнь с мудреным названием «дизентерия», и после этого папа долго не мог оправиться, целыми днями молча сидел у очага в их крохотной хижине, потягивая виски и совершенно забыв об урожае, гниющем в поле, не говоря уже о том, чтобы что-то посеять. Он не разговаривал, не брился, почти ничего не ел, и, казалось, его нисколько не волновало, подохнет или не подохнет от голода их мул. Шестилетняя Шеридан, привыкшая помогать маме, теперь взвалила на себя всю ее работу.
Но отец как будто не замечал, как ей трудно. В один поистине роковой день девочка обожгла обе руки и вдобавок сожгла яичницу, которую жарила для отца. Превозмогая боль и сдерживая слезы, девочка потащила к ручью белье, захватив обмылок, встала на колени и опустила в воду фланелевую рубаху отца, с грустью вспоминая те счастливые дни, когда они ходили к ручью вместе с мамой. Мама стирала и что-то тихонько напевала, а Шеридан присматривала за маленьким Джейми, который, гукая, плескался в воде и шлепал своими пухлыми ручонками по солнечным зайчикам. Мама очень любила петь, научила Шеридан английским народным песням, и они вместе пели их во время работы. Иногда мама умолкала и, наклонив голову набок, со странной, горделивой улыбкой слушала пение Шерри. А то вдруг обнимет ее крепко-крепко и скажет: «Голосок у тебя такой нежный и какой-то особенный — ну прямо как ты сама». Или еще что-нибудь в том же духе.
Глаза Шерри затуманивались слезами от этих воспоминаний. Словно живую, видела она перед собой маму, в ушах звучала ее любимая песня. Вот мама улыбнулась, глядя на маленького Джейми, потом перевела взгляд на Шеридан, насквозь промокшую, будто она вместе с братишкой плескалась в воде, и сказала: «Спой нам что-нибудь, ангел мой…»
Под впечатлением этих воспоминаний Шеридан попробовала спеть, «но голос прерывался от слез. Девочка утерла их тыльной стороной ладошек и вдруг заметила, что рубаха отца плывет вниз по течению. Достать ее Шерри не могла и, забыв о том, что она уже большая и должна быть мужественной, подтянула колени к груди и, зарывшись лицом в мамин фартук, зарыдала от горя и страха. Она плакала, раскачиваясь взад и вперед, вдыхая аромат полевых цветов и трав, пока совсем не охрипла.
« Мама, — молила она сквозь рыдания, — ты так мне нужна, так нужна, так нужна! И маленький Джейми тоже. Пожалуйста, вернись к нам! Вернись! Вернись! О пожалуйста! Я не могу без тебя, не могу!»
— Я тоже не могу, — услышала она голос отца, но не тот чужой и безжизненный, который был у него много месяцев, а родной, до боли знакомый, чуть охрипший от переполнявших его чувств. Он сел рядом и обнял ее. — Но держу пари, вдвоем, радость моя, мы справимся. — Он вытер ей слезы и продолжал. — Хочешь, давай бросим все и отправимся путешествовать, ты и я? Что ни день, то приключение. У меня было много приключений, когда я путешествовал. И во время одного из них я познакомился с твоей мамой, когда проезжал через Шервинз-Глен в Англии. В один прекрасный день мы с тобой поедем туда, но с шиком. Не так, как уезжали оттуда с твоей мамой.
Перед смертью мама Шеридан с тоской вспоминала о живописной английской деревушке, где родилась, о том, как ходила в большой зал на танцевальные вечера. Возле дома приходского священника вдоль белой ограды в изобилии росли необыкновенно красивые алые розы, сорта Шеридан, и мама решила назвать так свою первую дочку. Желание отца еще раз побывать в Шервинз-Глен, видимо, возникло у него после смерти матери, и девочка никак не могла вначале понять, почему папу так тянет туда. Ведь он сам ей рассказывал, что наиболее влиятельный человек в деревне по имени эсквайр Фарадей — настоящее чудовище, что его все ненавидят, и в то же время собирался выстроить себе дом рядом с домом эсквайра, разумеется, если вернется туда.
Впервые отец встретился с Фарадеем, когда привез ему из Ирландии для его дочери великолепного коня, и, поскольку в Ирландии у отца никого не осталось в живых, он решил поселиться в этой деревне и поработать у эсквайра в качестве грума и тренера по верховой езде.
Лишь когда Шеридан исполнилось одиннадцать лет, она узнала, что вероломный, бездушный, высокомерный эсквайр Фарадей — родной отец мамы!
Ее всегда удивляло, что отец увез маму из ее любимой деревни, а потом уговорил уехать в Америку вместе с ее старшей сестрой, которая затем осела в Ричмонде и уже не захотела уезжать оттуда. Как ни странно, они увезли с собой только коня, не считая того, во что были одеты, и небольшой суммы денег. Этого коня по кличке Финиш-лайн мама буквально обожала и не пожалела средств, чтобы переправить его морем в Америку, но по прибытии на место вскоре продала.
Из разговоров родителей Шеридан поняла, что Англию они покинули скоропалительно из-за каких-то неприятностей, однако точно ничего не знала. А отец, видимо, не собирался удовлетворять ее любопытство, и пришлось Шеридан набраться терпения и ждать, когда у них появится дом в Шервинз-Глен, чтобы самой во всем разобраться на месте. Теперь прямых вопросов Шеридан отцу не задавала, все ходила вокруг да около. И все-таки ей удалось кое-что понять. Отец рассчитывал на крупный выигрыш в карты, хотя ему постоянно не везло. Но он надеялся на чудо, полагая, что в один прекрасный день фортуна снова ему улыбнется.
— Все, что мне нужно, дорогая, — усмехаясь говорил отец, — это длинная полоса везения за правильно выбранным игорным столом. Было время, когда я выигрывал по-крупному, и оно снова придет. Нутром чую.
И Шеридан верила, потому что отец ни разу ей не солгал. Так они переезжали с места на место, беседуя то о самых тривиальных вещах, обсуждая тетушек с их привычками, то о сотворении мира и других серьезных проблемах. Их бродячий образ жизни многим казался странным.
