Маркиз на Рождество (ЛП) - Уэстлейк Вивьен (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗
— Миледи, простите, я не знала, что вы здесь. Мне позвать Мириам или Салли? Они соберут все, что нужно.
Вайолет улыбнулась. Миссис Норрис знала все обо всем в Уэлбери-парке, и о том, что ей тяжело прикасаться к вещам покойного мужа — тоже. Потому экономка и хотела избавить ее от дискомфорта.
Можно было отправить в детскую горничную, но Вайолет как-то и не подумала об этом. Ее первым порывом было позаботиться о нуждах гостя самой. У нее были две здоровые руки, к тому же она сомневалась, что джентльмену понравится, если его станут укладывать в кровать и раздевать при ней.
На ее щеках проступил румянец. Вайолет приложила к разгоряченной коже ладонь. Когда она в последний раз краснела из-за мужчины? И не вспомнить. Похоже, она совсем отвыкла от мужского общества, если первый же красивый незнакомец, попавшийся на ее пути после смерти Джона, настолько завладел ее мыслями.
— Миссис Лоренс, вам нездоровится? — встревожилась экономка. — Только скажите, я приготовлю для вас ванну или расправлю постель.
Вайолет зарделась пуще прежнего. Господи, помоги. Она, верно, тронулась, если при слове «постель» ее воображение пустилось вскачь в самом что ни на есть непристойном направлении.
Она откашлялась и заставила себя посмотреть миссис Норрис в глаза.
— Я пережила испуг, но теперь все в порядке. Если кому и требуется забота, так это джентльмену. Скоро придет доктор, а пока его нет, нам нужно много горячей воды, полотенца и любые чистые тряпки, которые можно пустить на бинты.
— Хорошо, миледи.
Вайолет понесла вещи вниз по коридору, где сновали, входя и выходя из гостевой комнаты, слуги. Она остановила Салли, юную белокурую горничную, высокую и тощую, несмотря на попытки миссис Норрис ее откормить.
— Джентльмен в постели? Я могу войти?
— С него сняли окровавленную одежду. Сюртук и жилет испорчены, но остальное я попробую отстирать. Эйвери послал меня за горячей водой. Джентльмен дышит и надлежащим образом прикрыт, так что миледи может войти.
Чарльз Эйвери был ее правой рукой. Они познакомились с ним на войне и по возвращении домой предложили должность дворецкого. Со своими обязанностями он справлялся превосходно и оставался ее верным помощником даже — и в особенности — после смерти Джона.
Заглянув в комнату, Вайолет увидела, что одна из горничных поправляет подушки и одеяла, а Эйвери режет ткань на длинные полосы. На бинты, догадалась она. Джентльмена необходимо было выкупать, но для этой цели сгодится и влажное полотенце.
— Миледи угодно наблюдать с порога, или она все же войдет? — спросил Эйвери, не оборачиваясь.
Улыбнувшись, Вайолет ступила внутрь. По непонятной причине все внутри нее трепетало. Она бывала в похожей ситуации и прежде — на войне и во время болезни мужа, — но сейчас отчего-то все воспринималось иначе.
— Как он? — спросила она. — Можешь что-то сказать о его травмах?
— Рана на голове довольно серьезная. Он сильно избит, на груди небольшой, но глубокий порез. Нужно, чтобы доктор проверил, не сломаны ли у него ребра.
— Я могу чем-то помочь, пока Салли кипятит воду? — спросила она.
— Если миледи будет угодно, она может вместе со мной нарвать из этих тряпок бинтов. Нам понадобится немало свежей перевязки для милорда.
Взяв полотно и ножницы, Вайолет принялась за работу. Плотный хлопок был приятным наощупь. Она надрезала ткань с краю, а после одним движением разрывала ее до конца. В свое время она выяснила, что делать бинты этим способом гораздо быстрее, особенно когда на счету каждая минута.
Какое-то время они работали молча. Если закрыть глаза, подумалось Вайолет, можно с легкостью представить, что она вновь в Португалии, а если хорошенько прислушаться — то и услышать скрипучий крик миссис Сантьяго, загоняющий ее обратно в церковь, где все прочие женщины ждали известий о своих любимых. Ей даже померещилось, что она слышит, как из лазарета доносятся стоны раненых солдат.
Звуки казались настолько реальными, что она оглянулась. Эйвери накладывал на голову джентльмена повязку, а тот с каждым тугим слоем все сильнее стонал.
— Радуйтесь, что вам больно, милорд, — молвил Эйвери. — Это значит, вы живы. Вот если бы вы ничего не чувствовали, тогда я бы за вас испугался.
Уже во второй раз он назвал раненого милордом, а не сэром. Может, он и правда аристократ? Пока что с уверенностью можно было сказать одно: он определенно богат.
Взгляд у мужчины был остекленевший, и Вайолет засомневалась, что он вообще ее видит.
— Вы можете говорить? — мягко спросила она.
Он что-то пробормотал и вскрикнул, когда Эйвери затянул узел.
— Как его так угораздило?
Вайолет рассказала о нападении и о том, как джентльмен пришел ей на выручку.
— Вор оказался хитрым и коварным. Посреди драки, когда джентльмен взялся за пистолет, он ударил его камнем по голове. Сперва я даже не поняла, кто застрелен, настолько все было залито кровью.
— Надо бы обтереть его и унять боль. Неизвестно, когда доктор Литтлтон до нас доберется.
— Принести лауданум? — И почему она не додумалась до этого сразу, как только вернулась домой? Несчастный был на волосок от смерти. Еще чуть-чуть, и ему раскроили бы череп. — У него, верно, страшные боли.
Эйвери посмотрел ей в глаза.
— И дальше, подозреваю, будет много хуже, миледи.
— Я сейчас.
Вайолет поспешила в свою комнату и открыла ключом буфет, где держала лекарства и несколько бутылок выдержанного виски, одну из которых она захватила с собой вместе с лауданумом. Обычно она предпочитала вино, но иногда — как, например, сегодня — обжигающий глоток крепкого скотча был просто необходим.
Когда она вернулась, Салли и Эйвери уже начали обмывать джентльмена. Он был обнажен, и она ясно увидела его целиком, от головы до колен. Пресвятые небеса…
На его теле не было живого места. Он весь был покрыт синяками — как новыми, так и застарелыми, с зеленоватым оттенком, наверное, от каких-то предыдущих драк. Повсюду — на груди, на руках, даже на лице — виднелись ссадины и мелкие шрамы. Где он их получил?
Ее взгляд переместился ниже. Она закусила губу и отвела глаза, стараясь не обращать внимания на то, что внизу он сложен столь же отменно, как и в остальных местах. Его достоинства были более чем внушительными, чтобы доставить женщине удовольствие, особенно если представить, что в возбужденном состоянии он станет еще больше.
«Прекрати на него глазеть. Сосредоточься». Вайолет зажмурилась, восстанавливая душевное равновесие. При других обстоятельствах она удалилась бы за дверь и подождала, пока его приведут в благопристойный вид. Но война научила ее, что стыдливость и соблюдение внешних приличий — не лучшие товарищи в сложной ситуации.
За два года, проведенные с Джоном на полях сражений в Португалии, она утратила всю свою былую стеснительность. Женщин по возможности ограждали от кошмаров войны, но у Вайолет был железный желудок и твердая рука, поэтому она отказывалась отсиживаться вместе с рыдающими дамами в безопасных убежищах.
— Миледи! — вскрикнула Салли.
Эйвери никак не отреагировал на ее появление и продолжил работать. Мало что могло нарушить его невозмутимость, однако Вайолет была готова поклясться, что заметила, как уголок его рта слегка дернулся.
— Нет нужды оберегать мою скромность, Салли. — Вайолет перешагнула порог и, поставив бутыль виски на стол, подошла с лекарством к кровати. Присев на краю прикроватного столика, она плотно задернула полог. — Я вдова, к тому же навидалась всякого, пока ухаживала в лазарете за солдатами Его величества. Кого следует оградить от этого неприличного зрелища, так это тебя. Иди-ка и принеси еще горячей воды.
Вайолет помахала ладонью, отсылая девушку прочь.
— Да, миледи.
Вновь переключив внимание на раненого, она окунула полотенце в таз с теплой водой и уже начала выжимать, когда Эйвери прервал ее.
— Сперва лауданум. Он облегчит боль.
Она накапала полную ложечку, открыла мужчине рот и влила туда лекарство. Поскольку чайная ложечка была мелкой, она отмерила еще немного и дала ему вторую дозу. Мужчина скривился. Она придержала его нижнюю челюсть и заставила проглотить лекарство.
