По приказу короля - Макгрегор Кинли (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Син угрюмо смотрел на Калли. Ее речь поразила и немного смутила его. Чувства не имели для Сина никакого значения, но все же они у него были.
— Как вам удается не питать ко мне ненависти?
— Господи, Син, — на этот раз ее глаза наполнились неподдельным ужасом, — неужели вы так привыкли к ненависти, что не в состоянии примириться с тем, что кто-то, не важно кто, может беспокоиться о вас?
— Вы видите эти руки? — Он протянул их Калли, подавив боль, вызванную ее словами.
— Да.
— Вы знаете, что они метали кинжалы в людей, вонзали мечи в их тела? Это руки убийцы.
— Они еще и решили нашу судьбу. — Калли взяла его правую руку в свои руки и смотрела на Сина с состраданием, от которого у него остановилось дыхание. — Они спасли меня и Джейми. Защитили Саймона и Дрейвена.
Что нужно было сделать, чтобы заставить Калли видеть его таким, каким он был на самом деле? Сйн не мог понять, почему она упорно отказывается видеть правду.
— Я чудовище.
— Вы человек, Син. Прямой и честный.
Сину очень хотелось ей поверить, но он чувствовал только вину и боль за свое прошлое. Он знал, что не заслуживает ее доброты.
— Чего вы от меня хотите? — спросил Син.
— Я хочу, чтобы вы были моим мужем. Хочу, чтобы вы остались со мной и стали отцом моих детей.
— Почему? Из-за какой-то дурацкой клятвы, данной перед человеком, которого подкупил Генрих?
— Нет. Из-за того, что я чувствую, когда смотрю в ваши темные глаза. Из-за того, как стучит мое сердце, когда я думаю о вас.
Син покачал головой. Ему не нужен был дом, о котором она говорила, а мысль о детях…
— Я не буду снова чьей бы то ни было собственностью, миледи. Моя жизнь принадлежит только мне, и я ничем не обязан ни вам, ни Генриху, ни кому-либо другому.
Калли выпустила руку Сина, словно его слова нанесли ей удар, и в это мгновение поняла, почему он не носит герба ни на щите, ни на одежде: он не принадлежал никому, и ему ничто не принадлежит.
— Я не собираюсь владеть вами, Син. Я хочу делить с вами жизнь.
— Что делить? Мне нечего вам предложить.
О-о, упрямый осел! Калли начала терять терпение и внезапно почувствовала, что устала от попыток заставить его понять свой образ мыслей.
— Что вы знаете? Вы так давно привыкли к такой жизни. Вы идете вперед и надеетесь только на себя. Вы сидите здесь один, размышляя в темноте; как какой-то злобный зверь, бродите ночью по крепостным стенам, до смерти пугая людей; наслаждаетесь своим одиночеством и тем, что не знаете любви. Давайте, растопчите меня и мои чувства. Но знайте: настаивая на самоунижении, вы усугубляете терзающие вас сомнения. Никто никогда не сможет вас полюбить, если вы не откроетесь этому человеку.
Син смотрел вслед Калли, покидающей стену, и ее слова продолжали звенеть у него в ушах.
Любовь.
Само это слово вызывало у него насмешку. Любовь была бесполезным чувством и многих людей довела до смерти. Вспомнить хотя бы его брата Кирона.
Или Юана. Тело Юана еще оставалось на земле, но его сердце и душа умерли, разорванные на куски любовью.
Син был рыцарем, человеком действия, доверявшим только самому себе. Ему никто — и сейчас, и потом — не нужен.
Возвращаясь от Сина обратно в свою комнату, Калли боролась с безысходностью, грозившей волной захлестнуть ее. Ее брат собирался сам себя убить, а муж отвергал ее, как будто ока была ядом.
Почему? Что происходит с мужчинами? Почему они всегда ищут возможности погубить себя?
И ее отец был точно таким же. Он вел безнадежную войну с врагом, который в действительности никогда не причинял ему вреда. Он просто хотел, чтобы англичане ушли с шотландской земли, и за это отдал свою жизнь. Но ради чего? На самом деле не существовало способа выдворить их. Ее отец лишь передал по наследству сыновьям склонность к самоубийству.
— Каледония?
Калли замерла, услышав позади себе низкий голос, и, обернувшись, увидела приближающегося Лахлана.
— С вами все в порядке? — спросил он. — Да.
— По вашему виду этого не скажешь. — Он приподнял светлую бровь.
Стиснув зубы, Калли сделала глубокий вдох, чтобы успокоить бушевавшие внутри эмоции.
— Я просто рассержена на вашего брата, но, уверена, это пройдет. — Возможно, лет через сто или двести она даже сможет снова улыбаться этому невероятному человеку.
— Да, он обладает определенными способностями, — понимающе улыбнулся Лахлан.
Калли рассматривала красивое, скульптурно высеченное лицо Лахлана. У него с Сином было мало сходства, но они были одного роста, и на обоих было чрезвычайно приятно смотреть. Нет, поправила себя Калли, у них была еще одна общая характерная черта. Глядя вверх на Лахлана, она поняла, что он такой же замкнутый и настороженный, а его ясные голубые глаза полны глубокой душевной печали.
— Скажите мне, Син всегда такой?
— Какой? Угрюмый, молчаливый? — Да.
Лахлан кивнул.
— Значит, это безнадежно, да? Нет способа добраться до этого человека? — Калли увидела, как исказились черты Лахлана, пока он размышлял над ее словами.
— Честно скажу: если и существует какой-то способ, то я его не знаю. Но я надеюсь, вы не откажетесь от своих попыток и доберетесь до Сина.
Его слова и странное выражение лица заставили Калли нахмуриться. Непонятные чувства затри секунды пронеслись по его лицу, а затем оно снова стало спокойным.
— Вы виноваты? — спросила Калли, размышляя над причиной этого.
Лахлан устало вздохнул и посмотрел вокруг, словно боялся, что кто-то мог их подслушивать.
— Больше, чем вы можете себе представить. Я предводитель своего клана, но я знаю, что Син — первенец. У меня нет права быть наследником отца. Все, чем я обладаю, по закону и по рождению принадлежит Сину. Однако он отказывается что-либо взять у меня.
— Почему ваш отец отказался признать его?
— Для того чтобы быть непризнанным, нужно считаться сыном, — заговорил Лахлан, и у Калли мучительно сжалось сердце. — Син никогда им не считался. Юан и Брейден были слишком малы, чтобы понимать то, что понимали Кирон и я. Наши родители ничего для нас не жалели, а Сину оставалось лишь смотреть на все это из своего угла. Я ненавидел праздники, когда обмениваются подарками. Нам давали слишком много, а он не получал вообще ничего. Особенно мне запомнилось одно Рождество, когда мне стало так жалко его, что я захотел поделиться с ним своими подарками. Он отказался и сказал, что если бы они хотели, чтобы он получил подарок, они что-нибудь дали бы ему. Он сказал, чтобы я держал при себе все свои подарки и особенно свою жалость.
— Не понимаю, почему с ним так обращались.
— По правде говоря, я тоже, — кивнул Лахлан. — Верите или нет, но моя мать — добрая женщина, которая любит всех своих сыновей. Но она не могла выносить даже вида Сина. Мой отец безгранично любил ее и поэтому старался вести себя так, как будто не питал ни малейшего расположения к Сину. Он просто лез из кожи вон, чтобы доказать ей, что не любил мать Сина и что Син абсолютно ничего для него не значит. В результате Син стал изгоем. Не могу вспомнить ни одного раза, когда бы отец назвал его по имени или посмотрел прямо на него.
Калли стало больно за мужа.
— Наши дни рождения всегда отмечались подарками и праздниками, но никто, даже сам Син, не знает, в какой день он родился. Мы все знаем, что он на несколько месяцев старше меня, но не знаем, на сколько именно.
У Калли перехватывало дыхание от того, что рассказывал ей Лахлан, она не могла себе представить, как можно не знать собственного дня рождения.
Калли закрыла глаза, горько сожалея о своих резких словах Сину. С ним никогда нельзя терять терпение, он познал столько сердечной боли, что ее хватило бы на миллион жизней.
— Лахлан, как вы думаете, человек может измениться?
— Не знаю, Калли. Просто не знаю.
Тяжело вздохнув, Калли попрощалась с ним и пошла к себе в комнату. У нее были планы, которые нужно осуществить, и в эти планы входило соблазнить своего упрямого, заблудшего мужа — на этот раз ему не удастся убежать от нее.
