Знамя любви - Карнеги Саша (чтение книг txt) 📗
– Идемте, я представлю вас нашим друзьям, – сказал Баратынский. Стоявшие и сидевшие рядом прекратили перешептываться, и все взоры устремились на Казю. Она припомнила для вящей храбрости, что Наташино синее платье ей очень к лицу, выгодно подчеркивает цвет ее глаз, а волосы, над которыми она долго колдовала, в результате ее усилий ниспадают большими мягкими волнами. Обнаженные руки и шея были так хороши, что не нуждались в драгоценностях, а низкий вырез платья открывал красивую грудь.
– Княгиня Волконская... Графиня Шереметьева... Княгиня Трубецкая... Граф такой-то... Графиня такая-то...
От волнения Казя почти не слышала имен. Ей целовали руку, смотрели на нее с одобрением.
– А вот господин Орлов.
Молодой человек примерно ее возраста, более чем на голову выше всех, улыбался ей с высоты своего гигантского роста. Одет он был просто – зеленый сюртук военного покроя с широкими красными обшлагами и красный же атласный камзол. Его лицо с правильными чертами и хорошо очерченным ртом завершалось широким лбом, увенчанным аккуратным простым париком.
Он взял ее руку, чтобы поднести к губам, и она совершенно затерялась в его огромной ладони, в твердом пожатии которой ощущалась все же некая мягкость.
– В Петербурге внезапно стало гораздо светлее, – сказал он, имея в виду, очевидно, ее появление.
Он говорил легким беззаботным тоном, что при его росте производило странное впечатление, не переставая откровенно любоваться Казей. Воспользовавшись краткой паузой, Лев повернулся к хозяину дома и как бы невзначай заметил:
– Мы встретили у входа князя Куракина с какими-то людьми. Они, видимо, очень спешили.
– Тут произошел весьма неприятный инцидент, – сказал князь Баратынский. – Счастье ваше, что вы при нем не присутствовали. Граф Апраксин, напившись, затеял ссору с французом из консульства, Бог знает по какому поводу. Так или иначе, кончилась она тем, что Апраксин плеснул вином в лицо французу. После этого, как принято в подобных случаях, они отправились к Петропавловской крепости выяснять отношения.
– Царапина – и честь будет восстановлена, – сказал рослый молодой человек.
– Да, небольшое кровопускание – и они вернутся сюда, чтобы выпить за здоровье друг друга, как это уже не раз бывало.
– Ну нет, это совсем другой случай, – вмешалась в разговор графиня Волконская, красивая женщина в ярко-оранжевом платье.
– Обратили внимание, какие у француза были глаза?
– О нем известно что-нибудь?
– Да, – сказал Орлов. – Его фамилия де Бонвиль, он только что из Парижа, а там был конюшим королевы Марии Лешинской.
– Прекрасное начало, ничего не скажешь. Дуэль в первый же вечер – и с кем? С самим Иваном Апраксиным.
Прислушиваясь к их разговору, Казя незаметно осматривалась вокруг. Темные, обшитые деревом стены освещались свечами в роскошных канделябрах, между ними висели шкуры животных и плохо исполненные портреты. Рядом с огромными кадками тепличных цветов стояли наготове, позевывая и почесываясь, лакеи в богатых ливреях. В дальнем конце зала тихо переговаривались цыгане с инструментами в руках, ожидавшие своей очереди выступить. Среди гостей сновали карлики, разносившие вино. Было душно – в воздухе стояли запахи свеч, женских духов и пота немытых тел, смешанные с пьянящим ароматом цветов. Кто-то тронул Казю за локоть.
– Вина, мадам? – Карлик с ясными умными глазами протягивал ей серебряный бокал. Вместо непропорционально раздутого шара, как у всех, ему подобных, у него была голова обычных размеров. Он был, скорее, не карликом, а мужчиной в миниатюре, исключение составляли разве только чрезмерно тонкие ноги-палочки. Казя с улыбкой поблагодарила его.
– Я не разобрал вашего имени, – сказал он, и голос его также показался Казе нормальным, или почти нормальным. А уж улыбка у него была необычайно обаятельная.
– Я тоже из Польши, – добавил он тихо и растворился среди ярких юбок.
– Мне этот парень по душе, – Орлов продолжал разговор о Бонвиле. – К тому же француз принадлежит к братству, – и он с улыбкой дотронулся рукой до длинного шрама на своей щеке.
– Такого шрама, как у Бонвиля, я больше ни у кого не видел, – сказал Баратынский. – Ему только что не разрезали лицо пополам. Он бросается в глаза гораздо больше, чем даже ваш, Алексей.
Орлов рассмеялся. Беседуя, он исподволь передвигаля в сторону Кази, пока не оказался рядом с ней. Его задания и улыбки предназначались ей.
– Но шрам нисколько не портит его внешность, – промолвила княгиня Волконская. – Он ему, можно сказать, даже идет, придавая диковатый, смелый вид, который, признаюсь, мне очень нравится. – Замечание княгини вызвало взрыв хохота и оживленные комментарии.
– Вашего француза со смелой внешностью Апраксин изрубит в котлету, ибо он при всех своих недостатках прирожденный фехтовальщик. Мне даже кажется, что он и ссору-то затеял для того, чтобы иметь возможность побаловаться своим клинком, – сказал кто-то.
– Не скажите, – возразил граф Головин. – Французы выглядят легкомысленными щеголями, но это не мешает многим из них драться как дьяволам. Возьмите, к примеру, д'Эона. Походит на женщину, а кисть – железная. Только дурак станет его задирать.
– Мне он не нравится, – проговорила женщина с полными мясистыми плечами.
– Почему? Из-за того, что он не интересуется прекрасным полом?
– Месье д'Эон занимает какой-то пост во французском консульстве, – пояснил Орлов Казе. – Секретаря, по-моему, – я никогда не знаю, как называются все эти дипломатические должности. Он хорошо известен в петербургском обществе, а сейчас выступает секундантом Бонвиля.
– Пари! – воскликнул граф Головин. – Ставлю сто рублей на Ивана, он победит француза.
– Двести, и я согласен, – сказал Орлов.
– Двести так двести. Но деньги на бочку сейчас, дорогой Алексей. Иван, повторяю, сделает из Бонвиля котлету.
– Хватит об этом! – закричал вдруг Баратынский и захлопал в ладоши. – Послушаем лучше цыган!
Все перешли в другой конец зала и встали кругом около цыган. Заиграли скрипки. Алексей Орлов по-прежнему ни на секунду не отходил от Кази.
Она отбивала ритм ногой. Черноглазые девушки били дроби, вертелись и кружились в бешеном танце под звуки оглушительной музыки, ветер от их развевающихся юбок колебал и даже тушил пламя свечей. Скрипки всхлипывали и рыдали в немытых темнокожих руках цыган, и Казе слышались в их звуках завывания ветра в высоких султанах степной травы. Неожиданно для себя она услышала свой собственный смех, почувствовала на плече руку Алексея, подняла на него взор, и вдруг к ней пришло ощущение счастья, какого она не знала уже много лет.
А танец, между тем, достиг апогея. Князь Трубецкой вышел на середину круга, обнял за талию двух цыганок – каждую одной рукой – и отплясывал с ними, не обращая внимания на то, что его парик съехал набок. Раздались аплодисменты, смех, крики «Бис!» «Браво!» «Бис!». Танцоры с разгоряченными сияющими лицами прыгали высоко вверх, делали ножницы, зрители бросались целовать и обнимать стройных цыганок. Казей овладело чувство полной раскрепощенности, абсолютной свободы, подобное тому, что она испытала в последнюю свою ночь в Зимовецкой, когда они с Натальей пошли на луг. Взгляды всех мужчин в зале были прикованы к Казе, но приблизиться никто не решался из-за Орлова, который неотступно был при ней.
Веселье нарастало, молодые мужчины вели себя все более шумно, а женщины – все более томно. В одном углу двое очень богато одетых людей, в стельку пьяные, покатываясь со смеху, насильно впихивали в рот задыхающемуся, блюющему карлику одно пирожное за другим.
– Жри, маленький дьявол, жри, когда дают! Ну-ка, еще одно! Сергей, держи его! Скользкий, как угорь, черт, так и вырывается из рук!
Карлик умолял о пощаде.
– Больше не могу, ваши превосходительства! Отпустите! Желудок мой разрывается на части, я задыхаюсь!
Кавалер кружил юную девушку до тех пор, пока она не упала на цветы, сев, словно в венчик, в разметавшиеся по полу юбки. А он, с бессмысленным хохотом стоя над ней, лил вино на ее голые плечи. Казя с удивлением наблюдала за этими выходками – такого она в других домах не видела. В душном дымном зале среди гостей присутствовали самые именитые люди России, а вели себя все, как дети, ничуть не лучше казаков. Казаки, однако, веселились под открытым небом, где было чем дышать. Но венгерское вино заставило Казю более снисходительно смотреть на то, что происходило вокруг, она, как все, смеялась, притопывала ногами в такт музыке, и когда Алексей придвинулся к ней и положил руку на ее плечо, она не отстранилась, а подняла на него веселые глаза.
