Белый туман - Рединг Жаклин (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Элинор отвернулась от окна, разгневанная тем оборотом, который приняли события, но еще более разгневанная на Гэбриела.
– Вы делаете это из-за меня.
Гэбриел удивленно приподнял брови:
– Из-за вас?
– Да, вернее, из-за того, что я сказала вам минувшей ночью. – Она снова опустилась в кресло и продолжала уже спокойнее: – Извините, мне не следовало этого говорить.
– Ваши слова не имеют к моему решению никакого отношения.
– Еще как имеют! Я знаю, что вела себя неподобающим образом, но, пожалуйста, не надо наказывать за мою несдержанность Джулиану, лишая ее единственного дома, который она когда-либо знала.
Глаза Гэбриела помрачнели, выражение лица стало отсутствующим. Некоторое время он просто смотрел на нее в упор, ничего не говоря и даже не двигаясь, словно пытался совладать со своими тайными чувствами. Наконец он тихо произнес:
– Есть кое-что, о чем вы должны знать. Корень болиголова, пожар – все это не просто случайные совпадения, Элинор.
Тон его был таким зловещим и полным сожаления, что сердце Элинор испуганно забилось. Что именно имел в виду Гэбриел? Она пристроилась на краешке кресла в ожидании продолжения, не обращая внимания на то, что по ее шее и рукам пробежала холодная дрожь.
Данвин между тем поднялся с кресла и направился в дальний угол комнаты, остановившись перед большим и очень старым на вид деревянным сундуком, накрытым выцветшим от времени гобеленом. Элинор недоумевала, как она могла не заметить этот сундук раньше, а Гэбриел тем временем на ее глазах снял ключ с цепочки, висевшей у него на шее, и отпер замок, приподняв крышку. Затем он вынул что-то из сундука и обернулся. Не говоря ни слова, он вручил ей небольшой и явно очень древний свиток пергамента.
Элинор взяла его и осторожно развернула. Надпись на нем была сделана на гэльском языке, и потому она смогла разобрать лишь несколько слов – «девятьсот лет», «смерть», «проклятие» и в конце еще что-то о флагштоке святого Колумбы. Девушка в замешательстве подняла глаза на Гэбриела:
– Я не совсем понимаю. Что это?
Гэбриел покачал головой:
– Я совсем забыл о том, что вы не читаете по-гэльски.
– Кое-что мне удалось разобрать – насчет проклятия и флагштока святого Колумбы. Судя по состоянию свитка, ему по меньшей мере несколько столетий.
– Да, так оно и есть.
Гэбриел забрал у Элинор пергамент, как будто уже одно то, что она держала его в руках, могло причинить ей вред. Затем он уселся в кресло рядом с ней.
– Вы помните вчерашнее утро, когда мы обходили процессией кладбище замка Данвин?
Элинор кивнула.
– Без сомнения, вам бросилось в глаза то обстоятельство, что некоторые из Макфи в прошлом умерли внезапной и безвременной смертью. Во всяком случае, это не ускользнуло от внимания других людей, и прежде всего меня.
И опять-таки девушка могла только кивнуть в ответ.
– Вам наверняка уже говорили о том, что очень многие здесь считают, будто мы, Макфи, каким-то образом расправляемся со своей собственной родней. – Он бросил на нее беглый взгляд, прежде чем продолжить: – Совершенно очевидно то, что члены моей семьи часто умирали молодыми, и так повторяется из поколения в поколение. Даже если порой кажется, будто злой рок перестал преследовать нас, очень скоро все возвращается. И, если так можно выразиться, мы сами навлекли на себя эту беду.
Тут Гэбриел поведал Элинор историю своего незадачливого предка и ведьмы с острова Джура, которая сначала спасла ему жизнь, а затем обрекла его и весь его род на вечное проклятие, закончив рассказ легендой о флагштоке святого Колумбы, исчезнувшем несколько веков назад.
– С тех пор стоило главе клана Макфи проявить заботу о ком-либо из своих близких, как те погибали при загадочных обстоятельствах.
– И она оставила после себя этот свиток? – спросила Элинор, жестом руки указав на пергамент.
Гэбриел утвердительно кивнул.
– Поскольку все это продолжается уже несколько столетий, легко понять, почему окружающие считают меня и моих предков исчадиями ада.
Элинор притихла, размышляя над этой невероятной историей. Услышь она ее от какого-нибудь другого человека, находись они в каком-нибудь другом месте, она бы наверняка решила, что весь рассказ был вымыслом от начала до конца, жалкой попыткой скрыть нечто более зловещее. Но только не на этом острове и не в разговоре с этим мужчиной.
– Я как раз собирался сжечь этот проклятый пергамент прошлой ночью, перед тем как обнаружил пожар в детской.
Элинор посмотрела ему в глаза и увидела в них страх.
– Неужели вы и в самом деле верите в то, что пожар случился только потому, что вы решили сжечь свиток?
Гэбриел ничего ей не ответил. Впрочем, в этом и не было нужды. Оказавшись лицом к лицу с той мукой, той невыносимой болью, которую ему приходилось терпеть всю жизнь, Элинор нашла лишь один возможный ответ:
– Тогда сожгите его, Гэбриел. Доведите задуманное до конца. Уничтожьте этот проклятый кусочек прошлого, чтобы вам никогда больше не пришлось читать велеречивый бред мстительной старухи. – Она схватила со стола свиток и протянула ему. – Я вам помогу.
Гэбриел взглянул на Элинор так, словно она сошла с ума. Но затем взял пергамент и подошел вместе с ней к камину.
Они стояли перед едва тлеющим пламенем за каминной решеткой, и Элинор могла наблюдать за игрой чувств, сменявших друг друга на лице Гэбриела, – страх, покорность судьбе, решимость. Потом он, медленно протянув руку, бросил свиток в огонь. Спустя мгновение они увидели, как он загорелся, и не сводили с него глаз до тех пор, пока от пергамента не осталось ничего, кроме дыма и кучки пепла.
Тишина, воцарившаяся в комнате, была под стать спокойному весеннему утру. Содеянное ими не повлекло за собой никаких ужасных последствий, никакой сверхъестественной кары – только безмолвие, тепло камина и ощущение полной правоты.
– Я мог бы терпеть это и дальше, если бы это касалось только меня, – чуть слышно произнес Гэбриел, глядя в камин. – Но проклятие той ведьмы лишило Джулиану матери как раз тогда, когда она больше всего в ней нуждалась, а теперь оно угрожает лишить меня моей дочери.
Гэбриел снова перевел взгляд на Элинор, и в глазах его было столько пронзительной тоски, что Элинор захотелось плакать.
– Семья Джорджианы прислала мне письмо, – пояснил он, голос его стал хриплым от охватившего его волнения, – угрожая подать прошение в королевский суд с требованием передать им опеку над Джулианой, если я не соглашусь сделать это добровольно. Они поступают так не потому, что их заботит судьба девочки. Джорджиана оставила после себя значительное наследство, которое должно перейти к Джулиане, как только она достигнет совершеннолетия. Еще задолго до смерти Джорджианы я дал ей слово, что если с ней что-нибудь случится, я никогда не позволю ее семье забрать нашу дочь. Джорджиана с детских лет страдала от дурного обращения и все время опасалась, что Джулиану постигнет та же участь. Она как будто знала, что рано или поздно это произойдет.
– Неужели они могут отнять ее у вас?
– Я уже переписывался по этому поводу со своим поверенным. Он ответил мне, что хотя, по его мнению, королевский суд едва ли посмеет лишить отца прав на собственного ребенка, однако всегда есть вероятность того, что родные Джорджианы предъявят мне обвинение в ее убийстве. Учитывая далеко не безупречную репутацию моей семьи, а также то обстоятельство, что Джулиана больше не может говорить, мой поверенный не берется предсказать, каким будет исход процесса. Они могут заявить, будто бы я издевался над девочкой, чтобы заставить ее молчать. Они будут из кожи вон лезть, добиваясь от нее свидетельств против меня. Они пойдут на что угодно, лишь бы утолить свою алчность. В самом крайнем случае поднимется скандал, подобного которому еще не было ни с одним пэром, и все мои надежды на счастливое и безопасное будущее для Джулианы рухнут.
Элинор покачала головой:
– Скандал, ужасный скандал.
– Именно по этой причине я и взял вас на должность ее гувернантки, – продолжал он, – в надежде на то, что если она будет обучена всему, что требуется от благовоспитанной девицы, мне удастся противостоять нападкам семьи Джорджианы до тех пор, пока Джулиана не будет благополучно выдана замуж. – Он криво усмехнулся. – Как будто того обстоятельства, что она нема, недостаточно для того, чтобы оттолкнуть от нее любого достойного претендента на ее руку.
