Моя прелестная роза - Патни Мэри Джо (книги хорошего качества txt) 📗

— Я почти разделась, но мне стало еще жарче, чем было, — заявила она с чуть заметной улыбкой.

— Значит, надо раздеться совсем. — Расшнуровать корсет оказалось еще легче, чем расшнуровать платье. Он снял нижнюю рубашку и обнял ее за гибкую талию.

— Так и в самом деле гораздо лучше.

Она откинулась к нему спиной. Чудесный аромат ее тела сливался с густым ароматом роз. Боже! О Боже! Он взял в руки ее теплые упругие груди. Как большие сочные плоды, лежали они на его ладонях. На эту его ласку она отозвалась трепетным вздохом.

— Не слишком ли долго длится предвкушение? — спросила она глубоким грудным голосом, упираясь в него своими круглыми ягодицами. Он почувствовал сильное напряжение в паху.

Нет. Им остается слишком мало таких ночей, как эта. Но она права: в комнате слишком жарко. Стивен скинул камзол и хотел уже снять свой вышитый жилет, когда Розалинда повернулась и стала расстегивать пуговицы.

— Теперь моя очередь, ваша светлость, — поддразнивая его, сказала она.

Расстегнув последнюю пуговицу, она бросила жилет через плечо на диван, который стоял под прямым углом к камину. И стала легкими скользящими движениями поглаживать его плечи и грудь.

Его сердце учащенно забилось, каждое ее прикосновение находило в нем волнующий отклик.

Развязывая галстук, она восхищенно оглядывала его.

— Тебе просто не повезло, что ты герцог. Ведь ты мог бы сделать головокружительную карьеру в театре, играя бесстрашных героев. Зрительницы просто обмирали бы от обожания. Откинув скомканный галстук, она прохладными пальцами погладила его шею.

Схватив ее руку, он поцеловал ладонь.

— У меня нет никакого желания очаровывать неких безымянных воображаемых зрительниц. Достаточно, если я нравлюсь тебе.

Подняв на него затуманенные желанием темные глаза, она сказала:

— Ты мне очень нравишься, Стивен. Больше, чем все мужчины, которых я когда-либо знала.

Ее губы были невероятно пышными, чувственно возбуждающими. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее. От нее пахло чудесным французским вином, которое она пила. Запах был сладковато-терпкий. Опьяняющий.

Завороженный ее бесконечно долгим поцелуем, он даже не заметил, как она раздвинула полы его рубашки и расстегнула бриджи. Затем через тонкую ткань белья погладила напрягшееся естество.

Он застыл в полной неподвижности, чувствуя, как стучит кровь в висках. Кровать была слишком далека, в противоположном конце комнаты. Он подхватил ее и отнес к стоявшему рядом, всего в двух шагах, дивану. Положив ее на потертую парчу, он лег рядом, охваченный безумием. Сколько еще раз они смогут быть вместе, вот так? Его жизнь и страсть подобны горящей во мраке свече. Вот-вот, ярко вспыхнув в последний раз, эта свеча погаснет. Сколько еще раз он будет гладить шелк ее золотисто-рыжих волос? Вдыхать таинственный, опьяняющий аромат ее тела? Чувствовать языком соль ее кожи? Сколько еще раз его кровь будет полыхать жарким огнем, который только она может погасить.

Он припал губами к ее левой груди. Приглушенный стон прозвучал, словно отголосок сладостной райской мелодии. Сосок, который он ласкал языком, напрягся, отвердел.

— Стивен. О Боже… Стивен. — Она теребила его волосы резкими движениями, странно перекликавшимися с ее прерывистым дыханием.

Он приподнял нижнюю кайму рубашки над коленями. Ее чулки оставались на подвязках, расшитых розовыми бутонами. Он отвязал зубами правую. Когда подвязка упала, он стал ласкать языком внутреннюю сторону ее бедра, чувствуя, как гладкая плоть пульсирует под его языком.

Мягкие волосы между ее бедрами были темнее, чем на голове: скромного каштанового цвета. Она слегка вскрикнула, когда он пошевелил нежные завитки своим теплым дыханием. В этом крике ощущалось удивление. Удивление и в то же время удовольствие. И еще — нетерпение.

С опьяняющим чувством власти над ее покорным телом он погрузил язык в глубокую влажную складку. Она вся изогнулась, содрогаясь от ритмических движений его языка.

Ее бедра содрогались все сильнее и сильнее. Он продолжал возбуждать ее языком, пока содрогание не ослабло и она не поникла, распластанная на подушках дивана.

Хотя и с трудом дыша, он все же не поднимал головы. Ее рука блуждала по волнам его волос.

— Как хорошо, — шепнула она. — Я даже не представляла себе, что может быть так хорошо.

Некоторое время они оба лежали недвижимо. Затем, весь дрожа от напряжения, Стивен раздвинул ее ноги своими бедрами. Когда он наконец погрузился в нее, то уже почти не мог сдерживать свое возбуждение. Его ласково обволакивало шелковистое тепло.

Она жадно глотнула воздух, ее глаза широко открылись. Затем она подняла правое колено к спинке дивана, одновременно опустив левую ногу на пол. Ее руки обвили его спину. Бедра начали двигаться в едином ритме с его телом. Вновь и вновь погружался он в нее, чувствуя, как его обдает жаром безумное наслаждение. Впечатление было такое, будто он возносится высоко в небо. Парит вровень с тучами.

Истаивая в экстатическом наслаждении, он прижался щекой к ее лицу. С его губ срывались беспомощные стоны. Кульминация наступила быстро, но затянулась надолго. Смерть и преображение.

Какое-то время, тяжело дыша, он, совершенно обессиленный, лежал на ней. Когда к нему вернулась наконец способность двигаться, он приподнялся на одном локте и посмотрел на ее раскрасневшееся лицо. На лоб ниспадали золотисто-рыжие колечки, глаза сияли в удовлетворенной истоме. И глядя на нее, он тоже испытывал удовлетворение. Хотя у него не такой уж и большой опыт физической любви, он все же сумел доставить ей большое наслаждение, да и сам тоже испытал ни с чем не сравнимое блаженство. Он поцеловал ее в висок.

— Просто не верится, что я вновь проявил недостаточную выдержку, — с сожалением сказал он. — А ведь у меня были такие благие намерения. Я хотел растянуть время подольше, хотел воздать должное каждому дюйму твоего тела.

— А то, что я воздала должное каждому дюйму твоего тела, не считается? — шутливо сказала она.

Рассмеявшись, он привстал и сел на краю дивана.

Скомканная рубашка скорее обнажала, чем скрывала ее прекрасное тело.

— Ты самая восхитительная плутовка, какую я когда-либо знал.

Ее лицо вдруг передернулось, и он понял, что совершил ошибку. Вероятно, она усмотрела в его словах намек на свое артистическое прошлое. Он коснулся ее лица, убрал влажные завитки со лба. — То, что я сказал, чистейший комплимент, и ничего больше. Мне самому очень часто приходится сдерживать свои чувства в угоду требованиям условностей, поэтому я особенно ценю твою открытость. Твою отзывчивость.

Черты ее лица разгладились, но чувство стыда возвратилось. Она оправила рубашку, прикрыла груди и колени.

Он задул свечи, погрузив комнату в полумрак, в котором лишь неярко мерцал камин, и предложил ей руку. Когда они подошли к кровати, он повернулся и положил руки ей на плечи. Хотя желание было полностью удовлетворено, ему все равно нравилось смотреть на нее. Это желание не только не проходило, но и усиливалось.

Истинный джентльмен обязан был бы уважать ее скромность, но человек, чьи дни сочтены, просто не может позволить себе такую роскошь. Он опустил руки к ее талии и взялся за рубашку.

— Разреши мне, пожалуйста, помочь.

Она в некотором смущении кивнула. Он стянул с нее рубашку через голову. Затем опустился на колени и отвязал вторую подвязку — на этот раз пальцами — и спустил вниз чулки. Он хорошо чувствовал ладонями, какие стройные у нее икры и лодыжки.

Это зрелище было настоящим пиршеством для глаз. Избавленная от тиранической власти одежды, она была великолепна. Казалась просто созданной для любви, чтобы дарить и получать наслаждение.

— Как ты красива, — хрипло сказал он. — Просто невероятно красива, неотразима. Ее гладкая шея дрогнула.

— Слушая тебя, я начинаю верить, что так оно и есть.

— Это несомненно, Розалинда. — Он помог ей взобраться на высокую, под балдахином кровать. Затем разделся и сам. Болезнь еще не оставила на нем никаких признаков, кроме, пожалуй, худобы. Оказывается, у него есть и еще один порок, о существовании которого он не подозревал, а именно тщеславие. Он влез на кровать. — Признаюсь, я устал, но мне не хочется, чтобы этот день закончился так быстро.