Зимнее пламя - Беверли Джо (е книги .txt) 📗
Он отступил, и она, едва сдерживая слезы, установила ящичек с пещерой точно на середине. Если бы ее бедная мать была сейчас здесь!
Она отошла, уступая Талии удовольствие расставлять фигурки. Теперь уже для нее не имело значения то, что некоторые фигурки оказывались не на своих привычных местах. Пора было расстаться с прошлым.
Кто-то взял ее за руку, и она, даже не оглядываясь, уже знала, что это Эш. Хотя у нее першило в горле, она сплела пальцы с его пальцами. Еще жемчужинка, да какая — находиться рядом с ним в эту минуту!
Расставив половину фигурок, Талия вдруг сказала:
— А ведь у каждой своя история! Дорогая, что ты рассказывала об этой?
Дженива проглотила комок в горле.
— Это лама из Южной Америки.
— Ах да! А вот это дракон! Он такой милый! — Талия замолчала и вопросительно посмотрела на Джениву: — Кажется, теперь мы должны спеть рождественскую песню?
— О нет…
— Научи нас этой песне. — Эшарт сжал ее руку. Дженива умоляюще посмотрела на него:
— У меня не очень хороший голос…
— Но ты же учила Талию. Спой, а я поддержу.
Она прикусила губу, но все же запела. Ей не хотелось повышать голос в этом огромном зале, но тут к ней присоединилась Талия. Затем песню подхватил Эш, но не для того, чтобы петь третий припев, его голос сливался с голосом Дженивы, и ее голос от этого звучал как никогда прежде.
Запели третий куплет, и Дженива узнала сильный, хорошо поставленный голос Дамарис Миддлтон. Теперь уже пели все, и простая мелодия превратилась в мощный хорал.
«Звезда небо осветила, Лютни начали играть, И вошла в вертеп Мария, Кроткая Мария, мать, Радость людям возвещать: Радость, радость, радость, Радость, радость, радость…»
Эти каскады «радости» звучали не тише римских колоколов.
Дженива взяла ангела Гавриила со сверкавшими свежей позолотой крыльями и поставила фигурку над пещерой — после этого должно было произойти чудо Рождества. Она больше не вела хор, и постепенно с последней «радостью» пение затихло.
В наступившей тишине Дженива убрала Марию на ослике за ящичек, затем вынула младенца Иисуса и дала его Талии, которая явно преисполнилась изумления и восторга, как это всегда прежде происходило с Дженивой.
Дети, широко раскрыв глаза, придвинулись поближе. Дженива всем сердцем радовалась, видя, как они довольны. Она поставила осла в пещеру и расставила Иосифа и Марию по своим местам, а затем уступила место Талии, которая положила пухлого младенца на солому.
— Теперь, — произнесла Дженива торжественно, как это всегда делал ее отец, и голос ее дрогнул, — наступило Рождество. Мир всем.
Присутствующие захлопали, громко закричали: «Мир всем!» — и начали поздравлять и целовать друг друга.
Слезы катились по щекам Дженивы, и она не могла сдержать их. Эш сунул ей в руку носовой платок — шелковый, с тонкой вышивкой, обшитый дорогим кружевом.
Когда Дженива вытерла слезы, он поцеловал ее в губы.
— Да будет для тебя Рождество благословенно!
Его глаза говорили о чем-то большем, но неожиданно в их разговор вмешалась леди Уолгрейв:
— Я понимаю, что это ужасно некстати, но, кажется, мое дитя проявляет настойчивое желание появиться на свет…
Глава 33
Все тут же пришло в движение. Несмотря на шутливые протесты жены, лорд Уолгрейв потребовал, чтобы она позволила ему отнести ее наверх на руках.
Вскоре нужные распоряжения были отданы, и дамы, принадлежавшие к семье, поспешили заняться необходимыми приготовлениями.
Детей наконец отправили спать, и лорд Родгар предложил гостям продолжить развлечения. Некоторые вернулись в зал, чтобы еще немного потанцевать, другие направились в гостиную поиграть в карты и поболтать.
Дженива, которая несколько раз помогала при родах, полагала, что ребенок родится не раньше утра, но спать ей тоже не хотелось. Она задержалась у вертепа, вспоминая все, что было с ним связано.
— Вероятно, он очень много значит для тебя… — сказал Эш.
— Это как дом. Я не понимала, что все в моей жизни может меняться, кроме этой единственной вещи. Вертеп менялся, лишь обогащаясь с каждым годом.
— Обогащаясь?
— Отец всегда на день рождения дарил мне новое животное, еще одного богопоклонника у яслей. — Дженива осторожно потрогала китайского дракона. — Это последняя фигурка, сделанная при жизни моей матери.
— Опасный гость на веселом празднике.
— Не совсем так. Во многих верованиях драконы — хищники, но китайский дракон — предвестник счастья. Забавно, правда?
Маркиз взял в руки ярко раскрашенную фигурку, чешуя которой блестела золотом.
— Значит, дракону не обязательно быть огнедышащим и поедать людей?
Она ждала, надеясь, что Эш скажет что-то еще, но он молча поставил фигурку на место.
— Даже китайские драконы должны питаться. А чем им питаться, если не жертвами, которые вовсе не хотят быть съеденными?
— А что едим все мы — разве не жертв, которые совсем не желают быть съеденными?
— О, да ты настоящий циник! — Он взял ее за руку. — Пойдем в зал и потанцуем — это разгонит твою желчь.
Танцевать с Эшем всю ночь было бы райским наслаждением, но она покачала головой:
— Нет, извини.
— Неужели ты уйдешь спать? Ночь еще только началась… Дженива понимала, что ей следует просто уйти, но она не могла солгать ему.
— Я должна найти Рождественскую звезду. Это тоже традиция.
Он сначала удивился, потом рассмеялся:
— Уж не думаешь ли ты, что Эльф Маллорен вот-вот произведет на свет нового Мессию?
— Конечно, нет. Звезда восходит на небе каждое Рождество, и я хочу загадать желание.
Продолжая улыбаться, маркиз покачал головой.
— Покажи мне. Для этого надо выйти из дома?
— Так лучше всего. — Дженива боялась, что Эшарт посмеется над ее традициями, но у нее не хватило решимости расстаться с ним…
Они направились к парадному входу, и по пути маркиз подобрал забытую кем-то шаль. Лакей тут же поспешно распахнул перед ними дверь, явно не осуждая их отчаянную смелость выйти на улицу посреди зимней ночи.
Как только они оказались на террасе над двойной изогнутой лестницей, студеный воздух обжег щеки Дженивы. И тут Эш обернул ее плечи шалью, одним своим прикосновением даря ей целую нитку жемчуга.
Здесь, в темноте под звездным небом, Дженива впервые почувствовала, что они по-настоящему оказались наедине.
Эшарт посмотрел вверх и глубоко вдохнул свежий воздух, словно упиваясь им. Ночь, тихая и полная покоя, оказалась не слишком холодной, и Дженива тоже глубоко вдохнула, разглядывая усыпанное звездами небо.
— Вот она! — Ее рука невольно поднялась, указывая на звезду.
— Дорогая моя, это Юпитер.
Дженива улыбнулась, продолжая пристально смотреть на яркую точку.
— Я знаю. Но сегодня это Рождественская звезда.
Она почувствовала его теплую дружескую руку на своем плече.
— Боюсь, Вифлеемская звезда на самом деле была кометой.
Дженива повернулась спиной к балюстраде и теперь смотрела не на планету, а на Эша.
— Видел комету Галлея в 1758 году?
— Конечно. А где была в это время ты? — Его губы тронула улыбка. — Я хочу сказать, в какой части света? Странно задавать такой вопрос леди…
— Да, если речь идет о тех леди, которые спокойно остаются дома, в Англии. Ваш опыт несколько ограничен, сэр.
Он осторожно коснулся ее щеки.
— Таких, кто так думает, найдется немного.
Ей стало жарко, ее дыхание вырывалось горячим паром.
— Галифакс, — невольно сказала она. — В Новой Шотландии. А где ты был?
— В Лондоне, точнее, в своем доме около Гринвича.
— Около обсерватории?
Сколько же в нем таилось секретов! Каждый разговор открывал что-то новое, и Дженива уже начала привыкать к открытиям.
— Так ты интересуешься звездами?
— Вряд ли стоит делать из меня мечтателя.
— Не забывай — ты говоришь с дочерью капитана.
— Ах да, конечно. И ты умеешь управлять кораблем?
