Воспоминания о монастыре - Сарамаго Жозе (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗

Взлетела машина, если можно в это поверить, и теперь требует тело пищи, вот ради чего так высоко заносятся мечты, а Семь Солнц даже ремеслом возчика заняться не может, волы проданы, повозки нет и в помине, был бы Бог позаботливей, добро у бедняков век бы не переводилось. Была бы у Балтазара своя повозка да упряжка волов, пошел бы он в главную контору наниматься, и взяли бы его на работу, хоть он и однорукий. А поскольку нет у него ни повозки, ни упряжки, в главной конторе, чего доброго, усомнятся, что сможет он одною рукой управляться с животными, принадлежащими либо королю, либо его дворянам, либо другим частным лицам, которые передали их в ведение этой самой конторы, дабы сим добровольным пожертвованием снискать милость монарха, Где же тогда смогу я работать, брат, спросил тогда Балтазар у Алваро-Дього, своего зятя, к концу того же самого дня, когда пришли они с Блимундой в Мафру, теперь все они живут в доме отца, только что отужинали, а перед тем выслушали Балтазар с Блимундой из уст Инес-Антонии рассказ про чудо, про то, как пролетел над строящимся монастырем Дух Святой, Я своими глазами грешными это видела, сестрица Блимунда, и Алваро видел, он как раз на работе был, верно же, видел ты, муженек, и Алваро-Дього, раздувая угли в очаге, сказал, Да, летело что-то такое, не понять что. То был Дух Святой, настаивала Инес-Антония, так монахи говорили во всеуслышание, само собою, Дух Святой, ведь даже благодарственное шествие устроили, Может, и так, сдался муж, а Балтазар сказал, глядя на улыбающуюся Блимунду, Есть в небе всякое такое, чего не умеем мы объяснить, и поддержала его Блимунда, А умели бы, назвали бы по-иному. В углу близ очага дремал старый Жуан-Франсиско, нет у него ни повозки, ни упряжки волов, нет ни земли, ни Марты-Марии, казалось, старик не прислушивается к разговору, но он промолвил, выйдя на мгновение из дремоты, На земле есть только жизнь и смерть, все примолкли, ожидая продолжения, почему старики умолкают как раз тогда, когда им следовало бы продолжать, вот по этой-то причине молодым и приходится узнавать все самим и с самого начала. Есть в этом доме и молодой, он спит, потому и не может вступить сейчас в разговор, но если б даже бодрствовал, пожалуй, все равно ему бы не позволили вставить слово, потому что ему всего двенадцать лет, может, истина и глаголет устами младенцев, но, чтобы высказать оную, они должны сначала подрасти, а к тому времени привыкают лгать, это и есть тот сын Инес-Антонии, что остался в живых, к вечеру он возвращается домой полуживой от работы подручного, весь день лазать по строительным лесам, то вверх, то вниз, поужинает и сразу спать, Была бы охота, а работа для всех найдется, сказал Алваро-Дього, можешь пойти подручным либо тачки с грузом возить, тут твой крюк и сослужит службу, таковы превратности жизни, идет человек на войну, возвращается калекой, затем отправляется в полет самым тайным и секретным образом, и когда наконец хочет он заработать себе на ежедневный кус хлеба, вот что ему предлагается, и он еще должен благодарить судьбу, тысячу лет назад небось не делали разных приспособлений взамен потерянной руки, а то ли будет еще через тысячу лет.

Рано поутру вышли Балтазар и Алваро-Дього, и парнишка с ними, из дому, дом семейства Семь Солнц, как уже объяснялось выше, стоит поблизости от церкви Святого Андрея и от дворца виконта, жительствуют они в самой старой части селения, здесь сохранились развалины замка, возведенного еще маврами в счастливые их времена, [74]вышли они рано поутру, по пути встречаются им другие мужчины из этих же мест, Балтазар их знает, все идут строить монастырь, может статься, по этой-то причине и заброшены поля, старикам и женщинам с полевыми работами не справиться, а поскольку Мафра лежит в низине, приходится работному люду взбираться по крутым тропкам, а тропки уже не те, что прежде, усеяны строительным мусором, что сыплется с холма Вела. Если смотреть снизу, высота, до которой доведены уже стены, отнюдь не сулит Вавилонской башни, когда доходишь до самого откоса, их и совсем не видно, а ведь семь лет уже стараются, если и дальше так пойдет, до Страшного суда провозятся, окажется, и начинать-то не стоило, Большое дело затеяно, говорит Алваро-Дього, вот подойдешь, сам увидишь, и верно, подтрунивал Балтазар по пути над каменотесами да каменщиками, а тут язык прикусил, не столько потому, что много здесь сделано, сколько потому, что народу здесь великое множество, ни дать ни взять, муравейник людской, снуют люди во всех направлениях, коли все они явились сюда работать, беру свои слова обратно, слишком поторопился. Паренек уже отстал от них, отправился на работу, возить чаны с известью, а Балтазар и Алваро-Дього идут налево, туда, где контора, там скажет Алваро-Дього, мол, это зять мой, он родом из Мафры и здешний житель, много лет пробыл в Лиссабоне, а теперь вот вернулся в отцовский дом и работу ищет, от доброго отзыва какого-то каменщика особого проку не будет, но что там ни говори, а он, Алваро-Дього, работает здесь с первых дней, мастеровой проворный и исполнительный, замолвить словечко никогда не лишне. Балтазар от изумления рот разинул, вышел он из деревни, а пришел в город, что Лиссабон таков, каков он есть, оно понятно, таким и должен быть стольный град, главный в королевстве, не только в Алгарве, это провинция невеликая и ближняя, но и в других частях королевства, обширных и отдаленных, каковы суть Бразилия, Африка, и Индия, и прочие земли португальские, раскиданные и разбросанные по всему свету, что Лиссабон такой громадный и беспорядочный, дело понятное, как было сказано, но этакое скопище всяких строений разной величины диковина, которую своими глазами надо увидеть, чтобы поверить, когда три дня назад Балтазар Семь Солнц летел над этими краями, был он в таком волнении, что при виде домов и улиц подумал, это обман чувств, а строящаяся базилика показалась ему чуть побольше часовни. Если Бог, который с неба все видит, видит так же плохо, как я, когда был в небе, уж лучше бы ходил он по свету своими божественными стопами, не понадобились бы посредники и знаменья, им ведь никогда нельзя доверять, даже собственным глазам нельзя, издали им видится малым то, что вблизи оказывается большим, разве что есть у Бога подзорная труба, как у отца Бартоломеу Лоуренсо, хорошо было бы, если бы он сейчас на меня глядел, дадут мне работу или не дадут.

Алваро-Дього уже приступил к своему делу, класть камень на камень, помедли он еще, скостили бы ему дневной заработок на четверть, ущерб немалый, теперь Балтазар сам должен убедить писаря-наемщика, что железный крюк ничуть не хуже, чем рука из мяса и костей, наемщик все же сомневается, боится взять на себя решение, уходит справиться по начальству, досадно, что не может Балтазар предъявить бумаги, удостоверяющие, что он авиаконструктор, или объяснить хотя бы, что руку он потерял на войне, какой от этого объяснения прок, четырнадцать лет минуло, мы, слава Богу, живем в мирное время, чего ради явился сюда этот малый и заводит речь про войну, война-то давно кончилась, ее словно и не было никогда. Вернулся наемщик, теперь он куда приветливее, Как, стало быть, зовешься ты, берется за утиное перо, тычет им в бурые чернила, в конечном счете, есть прок от того, что Алваро-Дього замолвил словечко за зятя, а может, все дело в том, что он из здешних уроженцев, а может, в том, что он еще в самом соку, тридцать девять лет, хотя есть уже седые волоски, а может, все дело просто-напросто в том, что, поскольку три дня назад над этими местами пролетал Святой Дух, Бог прогневался бы, если бы отказали в работе тому, кто просит ее, Как ты, стало быть, зовешься, Балтазар Матеус, по прозвищу Семь Солнц, Можешь приступать к работе с понедельника, будешь работать с тачкой. Балтазар поблагодарил, как подобало, писаря-наемщика и вышел из главной конторы ни весел, ни печален, мужчина должен уметь зарабатывать себе на хлеб как угодно и где угодно, однако ж, если хлеб этот утоляет голод лишь тела, но не души, тело довольно, а душа томится.