Зов сердца - Блейк Дженнифер (первая книга .TXT) 📗
В этом не было смысла. Его не было с самого начала, но особенно сейчас, когда он сделал такой крутой поворот и спас ее от ареста по обвинению, хуже которого и не придумать. Сирен не понимала его, и это ее беспокоило.
Босиком он двигался так бесшумно, что она обнаружила его присутствие, лишь когда под тюфяком натянулись веревки. Она сжалась и сумела не вздрогнуть, когда кровать осела под его тяжестью.
Он не вытянулся на кровати сразу, подумала она, а прилег, опираясь на локоть. Всеми резко обострившимися чувствами она ощущала, что он смотрит на нее при свете свечей. Ее сердце колотилось, легкие свело так, что она едва могла дышать. Она вся трепетала. Откуда-то изнутри накатила мучительная зевота.
Рене смотрел, как бьется пульс под нежной кожей на шее Сирен и густой румянец разливается по ее щекам, и губы его сложились в улыбку. Спящая или нет, она принадлежала ему. На ней была его ночная рубашка, хотя ворот наполовину сползал у нее с плеч, и она лежала в его кровати. Ее волосы рассыпались по его подушке так же, как и по ее собственной, пряди тускло отсвечивали золотом, немного влажные там, где они были гуще всего, благоухавшие его сандаловым мылом. Он жаждал ее со сладкой и почти невыносимой мукой, но ему вовсе не обязательно было брать ее, чтобы обладать ею. Не в эту минуту.
Ему пришло на ум доставить ей удовольствие отвергнуть его. Этого было маловато после того, как он принудил ее сдаться. Но было бы неверно позволить ей занять такую позицию, которой она бы не смогла выдержать. Она не продолжала бы отвергать его, если бы он смог предотвратить это.
На ее запястье темнел синяк — напоминание о схватке с лейтенантом. Это зрелище вызвало у него слабость. Он тогда едва удержался, чтобы не убить человека, который причинил ей боль. Солдаты в Луизиане были отбросами французской армии; не проходило и дня без того, чтобы кого-нибудь из них не пороли за какое-нибудь преступление — от пьянства и мелких краж до неподчинения. Некоторые были хуже других, хитрее, а их пороки не столь заметны. Придется последить за лейтенантом.
Рене взял в руку прядь ее волос и пропустил их сквозь пальцы, словно теплый шелк. Он прижал их к губам, потом бережно отодвинул вместе с остальной сверкающей копной, улегся и потянулся погасить свечи. Он еще долго лежал, заложив руки под голову, глядя вверх, в темноту, и думал, что произошло бы, если бы он протянул руки и привлек Сирен к себе. Желание росло, заполняло его, пока мышцы его живота не затвердели от усилия сдержаться. Он закрыл глаза и стиснул зубы. Вернулось самообладание, желание медленно утихало. Он вздохнул глубоко, с облегчением и уснул.
Сирен радовалась и немного удивлялась по мере того, как время шло и становилось очевидным, что она спасена. Она рассчитывала, что Рене не прибегнет к принуждению, но ожидала, что он постарается уговорить ее. Так легко сдаться для него было не слишком похвально.
Ее слегка позабавила противоречивость собственных мыслей. Она не хотела, чтобы он пытался взять ее, вовсе нет. Но все-таки он мог бы, по крайней мере, заметить ее присутствие в постели.
Конечно, он привык спать с женщинами. Наверняка ему требовалось больше живости: человек с таким опытом и искушенностью счел бы ниже своего достоинства ухаживать за женщиной, которая лежит как бревно. Он бы рассчитывал на кокетливые взгляды и фейерверк остроумия, обольщение исподволь и утонченно-сладострастные ласки — все те уловки и ухищрения, принятые при дворе. Вряд ли разочарование было ему слишком знакомо; она надеялась, что оно не очень испортит ему настроение.
Тянулись долгие мгновения. От неподвижности у Сирен затекло все тело, от страха руки и ноги похолодели и стали ледяными, и она никак не могла заснуть. Она чуть-чуть повернулась. Человек рядом с ней не шевелился. Она перевернулась и легла на спину. Он спал. Приподняв одеяло, она почувствовала жаркую волну. Она исходила от тела Рене. Дюйм за дюймом она осторожно придвигала к нему одну ногу. Чем ближе, тем теплее ей становилось. Она напоминала себе, что нужно постараться не задеть его: он спит чутко. Она подтянула и вторую ногу.
Рене беспокойно зашевелился во сне и повернулся на бок. Тюфяк прогнулся в его сторону, Сирен съехала, и ее холодная ступня коснулась его теплой ноги. Через секунду послышалось невнятное бормотание, и ее обхватили сильные руки. Рене притянул ее к себе так, что она повторила все. изгибы его тела, и убаюкивал своим теплом.
— У тебя самые холодные ноги на свете, — сказал он ей на ухо с веселым раздражением. — Я не возражаю против того, чтобы их согревать, только не подбирайся ко мне украдкой.
— Я не подбиралась… — начала она, отталкивая его руку.
— Ох, спи, ради Бога, — проворчал он, прижимая ее к себе так, что не вырвешься. — Об этом мы можем поспорить утром.
О чем он говорил — о ее холодных ногах, своих объятиях или об их положении? Узнать было неоткуда, и спрашивать в настоящий момент казалось неблагоразумным.
— Я не отсылал твое письмо вчера вечером, а отнес его на лодку сам.
Рене заговорил, когда они завтракали. Сирен прихлебывала шоколад, отщипывала кусочки от булочки и размышляла о том, удалось ли Пьеру и Жану — а особенно Гастону — убежать прошлой ночью. Она подняла голову, на секунду уверившись, что Рене прочел ее мысли. Но он смотрел на крошки на ее тарелке понимающим взглядом.
— Ты видел Бретонов, говорил с ними?
Он кивнул в знак согласия.
— Они все невредимы, но сходили с ума от беспокойства за тебя.
Представить это было нетрудно.
— Что ты им сказал?
Что ты со мной в безопасности, но чуть было не попалась, и что тебе нужна моя защита. Что было бы лучше, если бы они потихоньку отправились торговать с чокто и не спешили назад. Что они могут рассчитывать на меня — я позабочусь о тебе до их возвращения.
— И они уехали?
— Да.
— Вот так просто взяли и уехали?
— Время пришло, и товар у них имелся — будет доход.
Она не могла поверить, что ее оставили. Как будто Бретоны бросили ее. У нее защемило в груди, глаза защипало от подступивших горьких слез.
— Кроме того, — прибавил Рене, — они сочли, что так будет лучше для тебя.
Она сглотнула застрявший в горле ком.
— Лучше? Это будет выглядеть так, словно они убегают; словно они виновны!
— Есть люди, которые присягнут, что Бретоны уехали уже давно. А ты, видимо, решила остаться со мной, и я готов объяснить любому, кто поинтересуется, что ты жила здесь в уединении с тех пор, как они уехали.
— И этого будет достаточно? — Она позволила себе открыто выразить сомнение.
— Мои слова никогда прежде не подвергались сомнению.
В его голосе появились стальные нотки, как будто в его руке появилась шпага, если кому-нибудь вздумалось не согласиться с его объяснением. Впервые его покровительство начало принимать серьезный характер. Это утешало и в то же время беспокоило. То, что обеспечивало ее безопасность, могло опять сделать ее пленницей.
Она отвернулась от него, чувствуя внутреннее возбуждение. Он был необыкновенно привлекателен этим утром за столом в свободной позе, без камзола. Рукава его рубашки были заложены пышными складками у плеча. Он еще не надевал галстук, и распахнутый ворот открывал сильную стройную шею и курчавые волосы в верхней части груди.
Трудно было поверить, что она провела ночь в его объятиях. Когда утром она проснулась, только теплая вмятина на кровати показывала, что он спал здесь, и это не приснилось ей. Он побрился и оделся в гардеробной. Выйдя оттуда, он бросил ей свой халат и ждал в столовой, пока она выйдет завтракать с ним. Такое проявление такта было неожиданным и обезоруживающим.
Сирен дорого дала бы за то, чтобы избежать интимности этой полуденной трапезы. Однако съежиться в постели, дожидаясь, пока он уйдет, показалось ей малодушным, и она поплелась завтракать, завернувшись в его длинный бархатный халат; ее волосы беспорядочно разметались и рассыпались по спине. Нелегко было встречаться с ним взглядом и делать вид, что ночные события оставили ее равнодушной. Это было чуть ли не хуже, чем если бы он взял ее силой.
